ово.
Мы знаем, что многие, очень многие, набросятся на нас и на автора за это. Пусть так, мы к этому готовы, за нами остается право и возможность дальнейшего развития нужной оценки Есенина, и это мы сделаем. Пока же – «плачу Рахили» и коробу махровых цветов христианской терминологии, интеллигентского нюньканья и народнического сахарина мы противопоставляем заостренное полемически слово, недостатки которого хорошо понимаем, но существо которого готовы в последующих работах подкрепить, – тем более, что материала в «откликах» на смерть Есенина скопилось более, чем достаточно.
Редакция.
Второе пришествие Северянина или: зубами в рот
В предыдущей части нашей работы подробно разобран скелет есенинской темы. Посмотрим, какими словесными приемами эта тема оформляется в стихи. И поищем приемов, специфически Есенину свойственных. Вот мы прочли, шесть сборников стихов Есенина. Ищем: где же этот самый, одному только Есенину свойственный прием? А его и нет. Кое-где, и неплохо, может быть, сказано, но… позвольте!.. я это уже где-то читал!.. В самом деле: то Надсон слышится, то будто сам Некрасов, а то и еще кто – постарше и пострашнее. И все – штамп, штамп, штамп… Начнем с примеров, острее всего глаз и ухо режущих:
«Сыграй, цыганка, что-нибудь такое»…
(«Что-нибудь такое-этакое»… Половой, машину! «Лучинушку»!..)
Если разбудить сонного человека после четвертого сна и спросить: «Быстро! Рифму на слово: „такое“! – Ну, разумеется: „покоя“»! Так оно и есть: «Не знавшие ни ласки, ни покоя». («Русь уходящая»). Это уже такую давность имеет, что даже неизвестно, кто «такое – покоя» впервые выдумал. И хоть бы один раз, а то, ведь, в «Персидских мотивах» – вышереченная «Русь уходящая» – опять как живая:
«Я давно ищу в судьбе покоя…
Расскажи мне что-нибудь такое»…
Не рифма, а прямо-таки – предел, его же не прейдеши. И тут же неподалеку неоднократные «пери – двери», «руки – скуки – звуки – муки», «дев – напев», «измерить – верить», «надежды – одежды», «любви – крови»… Но рифма старая и переписанная – еще полбеды. А вот если вся фраза перекочевывает из другого поэта – это уже хуже. И ладно, если из одного, а то из десяти сразу: «Но ничего в прошедшем мне не жаль». («И не жаль мне прошлого ничуть»).
И совсем по Лермонтову начало строфы: «Стою один среди равнины голой». («Выхожу один я на дорогу»).
И, вообще, без Лермонтова Есенину обойтись трудно: «В Хороссане есть такие двери……Там живет задумчивая пери…… Голос раздается пери»…
Это все Есенин. А вот и Лермонтов:
«На голос невидимой пери…
…Пред ним отворялися двери».
Что же касается рифмы, так она повелась еще с Пушкина: «Тихо запер я двери» и проч. Но конструкция фразы у Есенина – явно лермонтовообразная. Уже упомянутая строка: «Я давно ищу в судьбе покоя»… – тоже, ведь, не новая. Еще в четвертом классе Лермонтова-то зубрили: Я ищу свободы и покоя… Не дает Есенину «покоя» это самое «Выхожу один я на дорогу».
Отложим пока Лермонтова. Следующий номер Есенина: «Все ощущенья детских лет». («Персидские мотивы»). «Все обольщенья прежних дней».
А это, видите ли, сам А. С. Пушкин. Имеются, конечно и Пушкинские «старушка – избушка» и подражательные строки: «Я посетил родимые места»… (У Пушкина: «Вновь я посетил тот уголок»…)
Заимствования у Некрасова: «Подожди ты, бога ради». (У Некрасова: «Ну, пошел же, ради бога»). Да и обращение это, связанное в нашем представлении с чем-то очень русским, в стилизованных «Персидских мотивах» явно лезет торчком. «И пришли к нам нежданно-негаданно». У Некрасова: «И пришлось нам нежданно-негаданно». И вот еще из персидских мотивов – все последние достижения Есенина: «Низкий дом с голубыми ставнями». Голубой цвет, конечно, нежен и не одному есенинскому взору приятен: «дом с голубыми воротами» существует у Мих. Кузмина.
Дальше: «Вошла, как горькая отрава». Брюсов: Отравой сладостной вошла. Если и есть различие, так только во вкусовых ощущениях. Но Брюсов – это еще что! А вот – милый и незабвенный Alexandre Вертинский:
«Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо вам,
Ничего теперь не жаль».
У Есенина – и по словам, и по напеву – та же вертинщина:
«Грубым дается радость,
Нежным дается печаль.
Мне ничего не надо,
Мне ничего не жаль».
И в другом месте: …«медовый ладан… Ничего от вас не надо».
Новая «кокаинеточка» в костюме рязанского пастушка. Картинка!.. Неспециалисты, пожалуй, скажут: ну, и что за беда, что размер чужой, что рифмы встречаются у кого-то там 10 раз! Рифмы, мол, вроде блох («Вы, любители песенных блох» – у Есенина) – маленькие, кончики строк только… Мудрено ли, что перепрыгивают, а пользы все равно в них нет. Но все-таки надо быть чистоплотнее. До чего небрежен порой, например, Маяковский, а и тот однажды заявил с гордостью: – «Вот как я честно работал: во „Всем сочиненном Маяковским“, нет двух одинаковых рифм!» Подражания, заимствования, перепевы и самоперепевы у Есенина так явственны, что даже критика, которая вообще-то к Есенину не в меру благосклонна, и та их отметила.
Интересные замечания можно найти в статье – «О Есенине», А. Ромма («Чет и нечет», альманах поэзии и критики. Москва, 1925 г.). Вот – некоторые из них. Есенин «подражал Клюеву, из всех сил старался стать в позу апокалиптического пророка». В стихах Есенина А. Ромм слышит «истерические выкрики, чужеродный вихрь, поднявший и закрутивший человека». «Имажинизм Есенина – это тоже – чужеродный наплыв». – «Апогей Есенинского имажинизма – «Пугачев». Здесь он доходит в погоне за образом до таких плоских иносказаний:
«Клещи рассвета в небесах
Из пасти темноты
Выдергивают звезды, точно зубы».
Отмечает А. Ромм у Есенина и подражания Маяковскому: «Вы, любители песенных блох. Полно кротостью мордищ праздниться». Однако, и новые стихи после-имажинистического периода «местами впадают в плоский прозаизм»:
«Я сердцем никогда не лгу,
И потому на голос чванства
Бестрепетно сказать могу,
Что я прощаюсь с хулиганством».
По поводу «плоских прозаизмов» добавим еще, что неизвестно за какие достоинства полюбившееся Есенину слово «хулиган», и еще ряд подобных, он треплет непрестанно, отчего эти слова, и без того старенькие, становятся окончательно убогими, безличными и безвкусными. Никого, все-таки, так убедительно, добросовестно и многократно не перепевает Есенин, как печальной памяти Игоря Северянина. Вот вам примерчик: «И тебя блаженством ошафранит». Живой Игорь!
Вся есенинская «тяга к деревне», захваленная критиками системы «Львов-Рогачевский», не что иное, как «милый», детский, северянинский «стиль рюсс». Угадайте, например, кто это:
«Выйду на дорогу, выйду под откосы, –
Сколько там нарядных мужиков и баб.
Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы.
Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб?»
Ну, конечно, слаб, совсем слаб, несчастный, так что даже «лица на нем нет»: мы привели самые что ни на есть последние стихи Есенина, а читателю, наверное, показалось, что это самый что ни на есть последний Северянин. Судите сами, можно ли писать сильное стихотворение о покосе северянинским ленивым размером: «Солнце любит море, море любит солнце» да еще утверждая, что «пейзане», по случаю полевых работ, видите ли, поднарядились. И свою «деревню» и «природу» раскрашивает Есенин в мармеладно-северянинские тона:
«Голубого покоя нити…
О, Русь, малиновое поле,
И синь, упавшая в реку».
Сочетание цветов-то какое!
«Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне».
Розовая лошадка – очень замечательно! Вообще, к животным у Есенина до тошноты сладенькая нежность:
«Не обижу ни козы, ни зайца…
…Лишь бы видеть, как мыши от радости прыгают в поле,
Лишь бы видеть, как лягушки от восторга прыгают в колодце».
Так, ведь, и у давно вымершего Северянина все эти деточкины розовые лягушечки в книжечках водились:
«Кружевеет, розовеет утром лес,
Паучок по паутинке вверх полез
Хорошо гулять утрами по овсу,
Видеть птичку, лягушонка и осу».
Все «приобщение к деревне» и у Игоря, и у Есенина выражается в том, что оба они только чуть-чуть переодеваются:
«Останови мотор, сними манто»… (Северянин).
«К черту я снимаю свой костюм английский,
Чо же, дайте косу, я вам покажу!» (Есенин).
И вот, пожалуйте – показал, готово! К земле приобщаются:
«Я с первобытным неразлучен»… (Северянин).
«Я ли вам не советский, я ли вам не близкий?» (Есенин).
Этакая лимонадная идиллия! Этакое скоропостижное перевоплощение в эфемерного пейзана… А теперь довольно о заимствованиях, – заметим только в скобках, что заимствования эти, конечно, невольны и бессознательны: просто язык ворочается по проторенным дорожкам, в сторону наименьшего сопротивления. Поищем Есенина без посторонних примесей. Оказывается, кое-где найти его все-таки можно. А вот понять, – это уже дело потруднее. Читатель, честно говоря, уразумеваете ли вы, что должны обозначать загадочные строки:
«В крепких объятиях стана