— Мнение о чем?
— О расследовании.
— На какой вы стадии?
— Мы на нуле. Застряли. Главный подозреваемый никуда не годится.
— Я не смогу помочь, если не расскажешь подробности.
— Мне нужно твое мнение в… скажем так, теоретическом плане…
— Вот оно что. Ладно, я слушаю.
Сервас вспомнил, как красный «Спайдер Альфа Ромео» выезжал в три утра из сада Марианны, но он поспешил прогнать это воспоминание. Звуки рояля, музыка Шопена завораживали. Он встряхнулся, чтобы вернуть ясность мысли, выдохнул и спросил:
— Что скажешь об убийце, который сделал попытку убедить нас в том, что другой преступник — серийный убийца — находится где-то поблизости, в нашем районе, чтобы переложить на него ответственность? Он шлет сообщения на электронный адрес полиции. Переодевается мотоциклистом, специально говорит с акцентом, общаясь с кассиром на заправке. Вставляет в стереосистему диск. Короче, оставляет зацепки, как Мальчик-с-пальчик — белые камешки. Кроме того, он пытается создать видимость особой… связи между следователем и убийцей, хотя у его убийств есть вполне ясные мотивы.
— Какие именно?
— Самые банальные: ярость, месть, попытка заставить замолчать шантажиста, угрожающего разрушить репутацию, карьеру и даже жизнь.
— Но зачем бы он стал это делать?
— Я же сказал — чтобы направить нас на ложный путь. Чтобы мы поверили в виновность другого человека.
Майор заметил искорку смеха в глазах своего старого друга. Ритм ноктюрна ускорился, низкие ноты заполнили комнату.
— Ты имеешь в виду кого-то конкретного?
— Возможно.
— А «не тот» обвиняемый — Юго?
— Неважно. Интересно другое: тот, кто попытался сделать из него козла отпущения, прекрасно знает Марсак, его закулисье и обычаи. Кроме того, у него литературный склад ума.
— Неужели?
— Он оставил запись в тетради, лежавшей на столе Клер. В совершенно новой тетради. Цитату из Виктора Гюго, о враге… Вот только сделана запись не рукой Клер… Графолог дал однозначное заключение.
— Интересно. Значит, ты полагаешь, что это либо преподаватель, либо кто-то из персонала, либо ученик, так?
Сервас взглянул в глаза ван Акеру.
— Так.
Франсис встал и пошел к раковине, чтобы вымыть чашку.
— Я хорошо тебя знаю, Мартен, мне знаком этот тон. Когда-то давно, в наши молодые годы в лицее, ты говорил так, когда был близок к решению… Я уверен, у тебя есть другой подозреваемый. Выкладывай.
— Да… есть.
Ван Акер повернулся лицом к Сервасу и открыл ящик за барной стойкой. Он выглядел очень спокойным.
— Преподаватель? Сотрудник? Ученик?
— Преподаватель.
Наполовину скрытый стойкой, Франсис смотрел на Серваса с отсутствующим видом. «Интересно, что делают его руки?» — подумал Мартен. Он поднялся с кресла и подошел к стене, в центре которой висела единственная картина. Большая. С изображением величественно-надменного орла, сидящего на спинке красного кресла. Золотистые отсветы на перьях феерической птицы окутывали ее, как горделивая мантия. Острый клюв и пронзительный взгляд выражали силу и уверенность. Великолепное, поразительно реалистичное полотно.
— Он ощущает себя подобным этому орлу, — прокомментировал Сервас. — Могущественный гордец, уверенный в своем превосходстве и силе.
Сыщик услышал, что ван Акер у него за спиной обошел стойку, и почувствовал растущее напряжение. Старый друг находился в опасной близости от него. Музыка заглушала стук сердца сыщика.
— Ты рассказал кому-нибудь о своих подозрениях?
— Пока нет.
Сейчас или никогда. Поверхность картины была покрыта густым слоем лака, и Сервас увидел отражение Франсиса на фоне пламенеющего оперения орла. Ван Акер двигался не к нему, а куда-то вбок. Музыка смолкла — видимо, хозяин дома выключил систему с пульта.
— Не хочешь довести рассуждение до логического завершения, Мартен?
— Что вы с Сарой делали в ущелье? О чем говорили?
— Ты за мной следил?
— Ответь на вопрос, прошу тебя.
— Тебе настолько не хватает воображения? Перечитай классиков: «Красное и черное», «Дьявола во плоти», «Лолиту»… Преподаватель и студентка, банальное клише…
— Не держи меня за идиота. Вы даже не поцеловались.
— Значит, ты подобрался совсем близко?.. Она приехала сказать, что все кончено, что она меня бросает. Такой была «тема» нашего короткого ночного свидания. А ты что там делал, Мартен?
— Почему она тебя бросает?
— А вот это не твое собачье дело.
— Ты покупаешь кокаин у дилера по прозвищу Хайзенберг, — сказал Сервас. — Как давно ты употребляешь?
В комнате повисло тяжелое молчание.
— Это тоже не твое собачье дело.
— Может, и так. Вот только Юго в вечер убийства накачали наркотиками, а потом перевезли на место преступления. И сделал это один из тех, кто был тогда в «Дублинцах». Кажется, там было полно народу, так? Подмешать парню наркотик в питье было не очень трудно. Я звонил Аодагану. Ты находился в пабе в вечер матча.
— Как половина преподавателей и студентов Марсака.
— А еще я нашел одну фотографию у Элвиса Эльмаза — парня, которого кто-то скормил собакам… Думаю, ты слышал… На этой… карточке ты запечатлен без штанов — с явно несовершеннолетней девушкой. Уверен — она тоже лицеистка. Что произойдет, если об этом узнают другие преподаватели и родители учеников?
По звуку Сервасу показалось, что Франсис что-то взял в руку.
— Продолжай.
— Клер знала, не так ли? Знала, что ты спишь со студентками… И грозилась тебя выдать.
— Нет. Она ничего не знала. Во всяком случае, со мной никакого разговора не было.
Отражение на стекле медленно переместилось.
— Ты знал, что у Клер была связь с Юго, и решил, что он станет идеальным обвиняемым. Молодой, блестящий, ревнивый, вспыльчивый — и наркоман…
— Как и его мать, — произнес Франсис за спиной у Серваса.
Сыщик вздрогнул.
— Что ты сказал?
— Не притворяйся, что ничего не заметил. Ах, Мартен, Мартен… Решительно, ты совсем не изменился. Слеп, как обычно. Марианна пристрастилась к… некоторым веществам после смерти Бохи. У нее свои скелеты в шкафу. И серьезные.
Сервас вспомнил, какой была Марианна в ту ночь, когда они занимались любовью, ее странный взгляд, дерганое поведение. Он не должен отвлекаться. Человек у него за спиной этого и добивается.
— Я не совсем понял логику твоих рассуждений, — сказал Франсис, и Сервас не смог определить, откуда идет голос. — Я пытался выставить убийцей Юго или Гиртмана? Твоя… теория… немного туманна.
— Элвис тебя шантажировал, я прав?
— Попал в точку.
Снова легкое движение за спиной.
— Я ему заплатил. И он оставил меня в покое.
— Думаешь, я в это поверю?
— Тем не менее я говорю правду.
— Элвис не из тех, кто добровольно отказывается от добычи, напав на золотую жилу.
— Он сделал это, когда нашел своего любимого бойцового пса с перерезанным горлом и прочел лежавшую на теле записку: «Ты — следующий».
Майор нервно сглотнул.
— Ты прикончил собаку?
— Разве я так сказал? Для такого рода работы существуют специалисты — пусть даже за их услуги приходится дорого платить. Но нанял их не я. Другая жертва… Ты прекрасно знаешь, что в Марсаке полно влиятельных людей. Влиятельных и богатых. Элвис свернул шантажистское «предпринимательство». Проклятье, Мартен, и как ты только мог пойти работать в полицию! С твоим талантом…
Сервас увидел, как отражение сделало шаг в его сторону и замерло. Адреналин спровоцировал панику пополам с возбуждением. Сердце билось так отчаянно, как будто пыталось вырваться из груди.
— Помнишь тот рассказ? Первый, что ты дал мне прочесть, он назывался «Яйцо». Он был… восхитительным… — Голос ван Акера дрогнул, в нем прозвучало подлинное волнение. — Совершенным. В этих страницах было всё… ВСЁ. Нежность. Изысканность, ярость, дерзость, жизненная сила, стиль, чрезмерность, интеллект, чувство, серьезность и легкость. Тебе было двадцать, а текст выглядел так, словно вышел из-под пера зрелого мастера! Я его сохранил. Мне бы и в голову не пришло выбросить «Яйцо», но я никогда не перечитывал твое произведение. Помню, как скулил, читая рассказ в первый раз, Мартен, клянусь тебе — я лежал на кровати и скулил, руки дрожали, я выл от зависти и проклинал Бога за то, что Он выбрал тебя, наивного, сентиментального дурачка… Помнишь историю Моцарта и Сальери? Ты напоминал этакого обаятельного лунатика — и у тебя было все: талант и Марианна. Всевышний любит пошутить, не находишь? Он умеет надавить на больное место. Я знал, что никогда не смогу отнять у тебя чертов литературный дар, и сделал все, чтобы разлучить вас с Марианной. Я знал, как к ней подступиться… Это было нетрудно… Ты сделал все, чтобы она тебя бросила.
Сервасу показалось, что комната раскачивается во все стороны, что его ударили кулаком под дых, лишив доступа воздуха, и грудная клетка вот-вот взорвется. Он должен во что бы то ни стало сохранять контроль над ситуацией, сейчас не время поддаваться эмоциям — Франсис только того и ждет.
— Ах, Мартен… Мартен… — произнес ван Акер, и Сервас содрогнулся, услышав этот вкрадчивый печальный голос.
У него в кармане зажужжал мобильник. Не сейчас! Силуэт ван Акера на стекле снова слегка переместился. Телефон звонил не умолкая… Он ответил, не выпуская из поля зрения отражение в стекле:
— Сервас!
— Что стряслось? — встревоженно спросил Венсан, уловив напряжение в голосе шефа.
— Ничего. Слушаю тебя.
— Мы получили результат графологической экспертизы.
— Ну, и?..
— Если пометки на полях работы Марго сделаны его рукой, значит, в тетради писал не он.
Марго и Элиас сидели в машине на обочине автострады и смотрели в сторону узкой боковой дороги, на которой исчезли Сара, Давид и Виржини. На щите было написано: «Неувьельская плотина, 7 км». Через открытое окно Марго слышала, как шумит внизу река.
— Что будем делать? — спросила она.