Скофилд моментально понял, что насторожило его в облике горничной: ее глаза, в них была тревога, испуг, но никак не любопытство, свойственное простушке, которая всю свою жизнь убирала за неряшливыми клиентами.
Возможно, актриса?
– Простите мою настойчивость, сэр, – заговорила она, разглядывая его небритое лицо и покрасневшие глаза, – я не пробуду здесь долго. Всего минуту…
Да, несомненно актриса. Она хорошо справлялась с полученной ролью. Но ее походка! Никак не скажешь, что это старая рабочая лошадь с мускулистыми ногами, постоянно согбенная над кроватью, перестилающая простыни, скребущая раковины. Да и руки белые, нежные, не такие, как у тех, кто все время пользуется химикатами и чистящими средствами.
Скофилду стало почему-то жаль ее, несмотря на то, что она залетная пташка Талейникова. На эту роль больше бы подошла настоящая прислуга.
– Я сменила вам полотенца, – пояснила женщина, выходя из ванной. – Пойду дальше. Еще раз прошу прощения за беспокойство.
Скофилд едва заметным жестом остановил ее. Настоящая прислуга вряд ли заметила бы этот жест, погруженная в свои заботы.
– Да, сэр? – Глаза ее выражали явное беспокойство.
– Скажите, из какой части Ирландии вы родом? Я не могу определить ваш акцент. Скорее всего с юга?
– Да, сэр, именно так. Вы очень хорошо разбираетесь. – Она заторопилась, пытаясь левой рукой открыть дверь.
– А вы не против оставить мне лишнее полотенце? Просто положите его на постель.
– О?! – Она обернулась, озадаченная. – Да, сэр, конечно, сэр.
Она направилась к кровати, а Скофилд успел запереть дверь. При этом он продолжал говорить как можно спокойнее, чтобы не спугнуть талейниковскую шестерку.
– Я бы хотел поболтать с вами. Видите ли, я видел вас этой ночью. Вернее в четыре утра, если быть точным… – Но не успел он договорить, как уловил слишком хорошо известные ему признаки опасности: воздушный толчок и звук разрываемой ткани. Выстрел из пистолета с глушителем, успел подумать Скофилд и ощутил, как что-то царапнуло ему кожу на шее. На левое плечо закапала кровь. Брэй метнулся вправо – последовал второй выстрел, и пуля впилась в стену над его головой. Он схватил настольную лампу и метнул ее в середину комнаты. Женщина стояла у кровати, отбросив полотенца. В руке у нее был пистолет. От ее простодушия и вежливости не осталось и следа – в лице сквозила решимость профессионального убийцы. Ему следовало бы догадаться! Скофилд бросился на пол и откатился к столу. Он перевернулся на правый бок, затем на левый и одновременно приподнял вытянутой ногой столешницу стола снизу. В его распоряжении оказался и щит и таран. Он вскочил и бросился вперед, подхватив подкинутый ногой стол. Еще два выстрела были сделаны в его направлении, но она опять промахнулась. В следующую секунду он вдавил ее в стену, используя стол как таран, причем с такой силой, что слюна брызнула из его рычащего рта.
– Подонок! – завопила женщина, выронив пистолет.
Скофилд уронил ей стол на ногу и успел поднять оружие прежде, чем она нагнулась и попыталась схватить его. Он вцепился ей в волосы и потащил от стены. Но в руке его внезапно оказался рыжий парик, и Брэй пошатнулся, теряя равновесие. Тем временем женщина умудрилась каким-то образом извлечь из складок своей одежды нож – острейший стилет, лезвие которого наверняка было отравлено. Брэй видел такие ножи, более смертоносные, чем любое другое оружие. Судороги наступали в течение секунды, а минутой позже смерть.
Женщина изловчилась и ринулась на Брэя. Он на секунду застыл в неудобной позе, и ей удалось повалить его. Нож теперь был направлен прямо ему в лицо.
Невероятным усилием он скинул с себя профессиональную убийцу, что было почти невозможно в его положении, и пистолетом с яростной силой ударил ее по руке, выкрикнув:
– Не делай этого! Здесь осталось еще две пули. Я убью тебя!
Женщина опустила нож. Она молча стояла, не двигаясь и тяжело дыша, и глядела на Брэя с неподдельным удивлением. До Скофилда дошло, что она никогда прежде не бывала в такой ситуации: она всегда побеждала.
Пташка Талейникова оказалась ястребом в голубином оперении. Это оперение служило надежной защитой и никогда не подводило ее.
– Кто ты? Из КГБ? – спросил Брэй, взяв полотенце с кровати и придавив им царапину на шее.
– Что? – с трудом прошептала она.
– Ты работаешь на Талейникова? Где он сейчас?
– Мне платит человек, у которого много имен, – заговорила она. Нож все еще был в ее опущенной руке. Ярость ее прошла, уступив место страху и изнеможению. – Я не знаю, кто он, и не знаю, где он сейчас.
– Он знал, где найти тебя. Ты кое-что из себя представляешь. Где ты обучалась и когда?
– Когда? – переспросила она машинально. – Когда ты был еще ребенком. Где? В лагерях… Белзен, затем Дахау, а оттуда в другие лагеря, потом фронт, много разных фронтов. Мы все с такой историей…
– О Боже! – пробормотал Скофилд. "Мы все"! Легион вам имя.
Девочки, взятые из лагерей и посланные на фронт в штрафные батальоны или в бараки и казармы, выжившие благодаря проституции, обесчещенные своими же, поруганные, нелюбимые, ставшие изгоями, "мусором Европы", по выражению Гитлера. Да, Талейников знал, где собирать свою птичью стаю.
– Почему ты работаешь на него? Он ничем не лучше тех, кто послал тебя после плена в лагеря.
– Я должна это делать, или он убьет меня. А теперь вот и ты говоришь то же самое.
– Тридцать секунд назад я сделал бы это, потому что у меня не было выбора. Во всяком случае, ты мне его не предоставила. Зато сейчас у нас есть возможность договориться. Я помогу тебе. Ведь ты все время имеешь контакт с этим человеком. Как вы связываетесь?
– Он звонит… Звонит в номер, расположенный напротив.
– Как часто?
– Каждые десять или пятнадцать минут. Сейчас он должен позвонить снова.
– Пошли. Но сначала повернись вправо и брось нож на постель.
– И тогда ты будешь стрелять, – прошептала пожилая женщина.
– Если бы я собирался, то давно уже сделал бы это, – сказал Скофилд. Она была нужна ему, точнее, ему был нужен ее тайный знакомец. – Пошли к тому телефону. Ждать неразумно. Сколько этот человек платит тебе? Я заплачу вдвое больше.
– Я не уверена, что смогу дойти туда. Похоже, ты сломал мне ногу.
– Я помогу тебе. – Он отбросил полотенце, подошел к ней ближе и протянул руку. – Держись за меня.
Женщина, морщась от боли, сделала шаг вперед левой, но внезапно с яростью раненой львицы развернулась как пружина. Выражение ее лица мгновенно изменилось, в глазах вспыхнула злоба.
Нож уперся в живот Скофилду.
Талейников последовал за амстердамцем к лифту. В кабине оказалась молодая пара, богатые американцы, прекрасно одетые, похожие на любовников или новобрачных. Они были заняты исключительно собой, вожделея, разгоряченные, помимо страсти, выпивкой. Винные пары буквально окутали Талейникова.
Голландец в черном поглубже нахлобучил шляпу, заметив быстрый взгляд Василия. Талейников встал у стены с кнопками. Двери закрылись. Девушка хихикнула, а ее спутник нажал кнопку пятого этажа. Человек из Амстердама дотронулся до цифры 2. Проходя в глубь кабины, он взглянул влево и встретился глазами с Талейниковым. Последовало едва уловимое замешательство, затем почти шок. И Василий все понял. У команды убийц было приоритетное задание – Беовулф Агата. Но их проинструктировали и насчет агента КГБ: если некто Талейников появится на их пути, идя по следу Скофилда, то его, так же как и американца, следует немедленно убрать.
Человек из Амстердама снял шляпу и прижал ее к груди. Затем правая рука ею медленно поползла в карман пальто. Василий резко ударил его локтем, вдавив в стену кабины, а левой рукой полез в карман к голландцу, схватил его за кисть и заломил руку, не успевшую вытащить оружие. Раздался хруст, и голландец замычал, падая на колени.
Девушка вскрикнула. Талейников громко сказал, обращаясь к молодым людям:
– С вами ничего не случится. Я повторяю, я не причиню вам никакого вреда, если сделаете то, что я скажу. Давайте без шума и пустите нас обоих к себе в комнату.
Голландец сдвинулся вправо, но Василий ударил его коленом в лицо, вытащил у него из кармана оружие и, направив его дулом вверх, резко проговорил:
– Я не собираюсь применять оружие, если вы согласны подчиняться. Вы мне не нужны, и я вас не трону. Но вы должны поступить так, как я скажу.
Молодой человек бормотал трясущимися губами:
– Господи, Господи Иисусе Христе!..
– Приготовьте ключ, – приказал Василий. – Когда двери откроются, проходите вперед и идите к своему номеру. Вы будете в полной безопасности, если станете делать все как надо. Если вы закричите или поднимете шум, я буду вынужден стрелять. Но я не убью вас, я просто выстрелю вам в спину, и вас парализует на всю оставшуюся жизнь.
– О, пожалуйста, мистер! Мы сделаем все, что вы скажете! – Девушка наконец-то обрела дар речи и достала ключи из кармана своего спутника.
– Поднимайся! – приказал Василий голландцу.
Двери кабины открылись. Молодые американцы прошли вперед мимо какого-то постояльца, читавшего газету, и свернули направо по коридору. Талейников шел следом, таща голландца. Стволом своего "бурана" он уперся в бок жертве и прошептал:
– Только один звук, голландец, и тебе никогда больше не удастся произнести второй. У тебя не будет времени даже на писк.
Войдя в номер, Василий пихнул голландца на стул и, целясь в него, приказал молодому человеку и девушке:
– Забирайтесь в шкаф, быстро!
Слезы катились по лицу перепуганного американца. Девушка подтолкнула партнера к шкафу, понимая, что надо действовать быстро и что шкаф – это своего рода убежище.
Талейников просунул в ручку дверцы ножку стула и, заперев таким образом молодых людей, обратился к голландцу:
– У тебя есть ровно пять секунд, чтобы объяснить, каким образом вы собирались это проделать.
– Тебе лучше знать… – последовал ответ.