Харша. Обещай ей награду.
Медхавин. Обещаю орехи и любимую орхидею. Слово брахмана! (Щелкает пальцами в кольцах.)
Сарика (распевает гортанно, переступая с лапы на лапу)
Ведь кости усеяны колючками и крючками.
Они порабощают, они мучают, испепеляют,
Одаряют, как ребенок, победителя они вновь лишают победы.
Но неистовство игрока обмазывает их медом![430]
Харша. Прекрасно!
Сарика (повторяет, не в силах остановиться). …обмазывает их медом! …медом! …медом!
Медхавин. Достаточно, о умнейшая из умнейших!
Харша. Как можно сравнивать кости и эту благородную игру чатурангу? Здесь поле сражения умов, а не страстей и случая.
Махакайя (вздыхая). Любое сражение, противоборство горячит, как хмельной напиток.
Медхавин (всплескивая руками). О, это перл, достойный кшатрия полководца! Бей барабан! Эй, барабан! (Щелкает пальцами, снова оборачиваясь к птице.)
Сарика. Достаточно!.. Достаточно!..
Медхавин. Нет, достопочтеннейшая птица. Достаточно было того, что ты пропела из «Ригведы». А теперь пропой про барабан из «Атхарваведы». (Щелкает пальцами, потом прищелкивает языком.)
Сарика (распевает)
Боевой барабан громобойный лесной
Богатырь покрывающий рыжих коров
Ты стучи дроби дави супостатов
Львиным рыком прорекая победу.[431]
Харша. Но мы, как наш предшественник Ашока, барабанам войны предпочитаем теперь поклонение дхарме.
Махакайя (сокрушенно). Учитель порицал игру в кости…
Харша. А разве мы не порицаем? Что говорит «Артхашастра», мой друг?
Медхавин. Даже раздел, посвященный этому, назван так: «Бедствия, проистекающие от пороков людей».
Харша. И что же там сказано?
Медхавин (торжественно). «Из двух пороков — страсти к игре и страсти к женщинам — первый есть большее зло. Игрок играет беспрестанно, ночью, при светильнике и даже если собственная мать умирает. Если его в случае надобности просят прекратить игру, то он приходит в ярость. Если же кто-нибудь одержим страстью к женщинам, то все же возможно в отдельных случаях, когда такое лицо совершает омовение, одевается или ест, спрашивать его о делах, связанных с религией, и денежных. Далее, женщину можно сделать полезной для государя. Также возможно путем тайных средств устранения или, причинив женщине болезнь, устранить ее или заставить удалиться самой».
Махакайя. Смею ли спросить об этой книге?
Харша. Разумеется. Но сперва надо определить, чей первый ход?
Медхавин. Спросим сиятельный птичий ум. (Обращаясь к птице.) Скажи, а мы растолкуем! Первое слово! Ну! Ну? (Ударяет пальцами одной руки о пальцы другой, и его кольца издают тонкий перезвон. Затем начинает бить кольцами о массивные золотые серьги в своих отвислых ушах.)
Сарика (подпрыгивая и взмахивая крыльями). Крэк! Крэк!
Медхавин (чешет лысую голову). Ты изъясняешься загадочно, сиятельный ум.
Харша (поглаживая густые черные толстые усы). Нет, видно, без костей никак не обойтись.
Приказывает принести кости, их тут же подает слуга, махараджа вынимает из маленькой коробочки, украшенной драгоценностями, кости и, снова поместив их в коробочку, предлагает монаху встряхнуть ее, тот отказывается. Махараджа передает коробочку брахману, но и тот не хочет ее встряхивать, но находит выход: подносит открытую коробочку к клетке и просит попугая вытащить кость, тот косится на него одним глазом и наконец вытаскивает одну кость и роняет ее на поднос, потом другую, — но вторая кость тут же исчезает в его клюве. Все поражены, молча глядят на птицу.
Харша. Милая, что это значит?
Медхавин. Только одно: ответа нам придется ждать долго… Если прямо сейчас не накормить ее обещанными орехами и орхидеями. И чем-нибудь таким из слабительных снадобий.
Харша (морщась). Мой друг, насилие недопустимо.
Медхавин. О, если бы все властители воевали яствами! На поля сражений вывозились бы горы фруктов, риса, изюма, сладостей, пряностей. И гигантские кувшины вина. Хотел бы я стать героем такой битвы!
Харша. Да, победа несомненно была бы за тобой, мой друг… Но мы никак не начнем.
Махакайя. Прежде мы обходились без костей.
Харша. Первый ход в первой игре был предоставлен гостю, — вам, шриман. И дальше мы просто менялись фигурами. Но затем был перерыв в игре, и кто начинал в прошлый раз, я уже не помню, как и вы… Хорошо. Пусть снова будет ваш ход, шриман. Как будто начинается новая кальпа.
Слуга переворачивает доску с расставленными фигурами так, что рубиновые слоны, раджа, его советник и прочие оказываются перед монахом, а изумрудные перед махараджей. Монах устремляет пытливый взгляд на доску, протягивает руку, берет фигурку и делает первый ход колесницей.
Харша (потирая руки). Сразу пустить в дело колесницы?.. Мм… Помню, Шашанка так и поступил в битве при Ганге, в долине царства Маукхариев. Тогда как начинать лучше все-таки конницей, чтобы точно знать, нет ли впереди ям, рвов. Для лошадей они преодолимы, для колесниц — нет. Ям там не было, но колесницы Шашанки вопреки обычаю были запряжены лошадьми низших кровей и быками, тогда как у меня — лошадьми высших кровей. И потому мои пехотинцы сумели выстоять и выдержать этот натиск… А когда вперед устремились мои колесницы, управляемые умелыми и знатными воинами, они посеяли панику и ужас в рядах противника. И воины Шашанки убегали, как зайцы, подтверждая верность имени своего господина! Ведь Шашанка в переводе с их наречия — Заяц…
Медхавин (поднимая палец). Злой и прехитрый, как лисица, Заяц. Вашу сестру, повелитель, он заключил в темницу, убив ее мужа, Маукхарского правителя Грахавармана. И тогда ваш старший брат, бесстрашный Раджьявардхан, ставший уже правителем, стремительно напал во главе конного отряда и освободил сестру, да был подло убит этим Зайцем.
Махакайя. Говорят, он был гонителем последователей нашего учения.
Медхавин (качая головой с хохолком). Но сестру Раджьяшри он не тронул… Она-то и стала наставницей для младшего брата, нашего махараджи Харшавардхана. (С сожалением.)
Харша. Мой ход будет осторожным и простым… (Передвигает изумрудного воина.) Мудрый друг, вы преувеличиваете влияние сестры. Вспомните наши походы во все стороны света. Мы ходили даже в Кашмир и Синд, доходили на востоке до океана…
Медхавин (наклонив голову). И вы стали господином всего Уттарапатха[432]. И стало это вопреки проповедям вашей сестры, а только лишь из милости Величайшего, Ом намах Шивайя! (Воодушевляясь.) Повелителя миров, чей образ подобен дороге в небеса, кто вне пути тьмы и кто умиротворен, чист, постоянен, непостижим посредством мирского знания, самосияющ и неизменен, чей образ обособлен, чист, лучезарен, свободен от иллюзии, является знанием-блаженством, непреходящ по природе, вечное блаженство, исполнен радости по поводу плодов истины и процветания и есть источник славы, чей образ можно представить в категориях видьи, совершенного знания, который отличен от неодушевленных объектов, который есть высочайшая сущность и святейшее из всего, что освящает[433].
Сарика (резко, гортанно). Шивайя!.. Мирров!.. Мирров!
Медхавин. Да, повелитель миров. И смею заметить, наш махараджа никогда не стал бы господином всего Уттарапатха, если бы проповеди сестры сразу достигли его сердца. Заяц гауда[434] уже наследил бы своими кровавыми лапами всюду и здесь, и стал бы вторым Михиракулой[435]. И сбрасывал бы Заяц слонов в пропасти по-прежнему. Разве мог и сам Будда запретить ему это? Если даже древо бодхи Зайцу гауди позволил вырыть и разрубить на мелкие кусочки.
Махакайя. Но сколько он ни копал, пытаясь вырвать все корни древа, они уходили глубже и глубже.
Медхавин (вздергивая горбатый нос). И он выжигал их огнем нещадно!
Махакайя (кивая). И как говорят, даже поливал соком сахарного тростника, чтобы уморить все корни.
Харша (слушая заинтересованно). Не знал этой подробности.
Медхавин. А Будда… Где же был Будда?
Махакайя. Татхагата уже тысячу лет как пребывал и пребывает в ниббане. Но усилия Шашанки были напрасны. Корни бодхи пустили новые ростки. И вот мы видим, как древо на два чжана[436] возвышается над стеной, которой его обнес раджа Магадхи Пурнаварман.
Медхавин. Да. Но неизвестно, взросло бы оно, если бы этот раджа не велел доить тысячу коров и поливать тем млеком корни.
Харша. Заяц действовал, как вепрь.
Махакайя. Вепрь войны.
Харша. Это у персов… Ваш ход, шриман.
Махакайя (делая ход слоном). Мне приходилось бывать в их краях.
Медхавин. Ведь вепрь и послужил причиной смерти Будды! И это знаменательно! Сколько ваш учитель ни заклинал его, а так и не смог заклясть.
Харша. Мой друг, по-моему, ты ошибаешься. Просветленный не был убит. Он сам покинул этот мир. (Смотрит на монаха.)
Махакайя. Да, после трапезы у кузнеца Чунды Татхагата почувствовал сильные боли в животе, и причиной было мясо вепря. Но после этого он еще жил и наставлял учеников.