И вот мы шли дальше и приблизились к Великим Горам[374] и пили из родника дракона Апалалы, которого усмирил Татхагата, ибо тот вредил жителям. Из этого родника и начинается река Субхавасту, унесшая жизнь Дантаха. И Джанги даже порешил, что дракон снова взялся за старое и начал вредить людям. Поэтому он читал мантру Устрашения демонов над родником: «Ом Сарва Татхагата Мани Шата Дхиваде Джвала Джвала Дхармадхату Гарбхе Мани Мани Маха Мани Хридая Мани сваха!» Ниже по течению, на берегу реки на каменной плите следы ног Татхагаты. Они делаются то длиннее, то короче, это зависит от кармы пришедшего. Но мы не знали, какова их длина была до того, как пришли, а спросить было не у кого, и, совершив подношение цветами, мы двинулись дальше и еще ниже по течению увидели камень с отпечатком одеяния Будды — он здесь стирал свою кашаю. Горы подступали к реке, склоны были покрыты цветами и деревьями с плодами, и птицами. Ручьев множество, всюду пропасти, квадратные камни, и то и дело слышались голоса и музыка, хотя места были безлюдные. Но нас предупредили о том, что место это священно, ибо Татхагата тут в прошлом рождении слушал гатху из уст якши; но якши пропел только половину, и ради того, чтобы услышать все двустишие, Будда отдал свое тело на съедение этому полубожественному существу, а на самом деле богу Индре в образе якши. Мы с Джанги гадали, какова же была эта гатха? Но так и не узнали. Зато поняли, каковы должны быть стихи и что можно отдать, чтобы их услышать. А Великие Горы на нас глядели и сами были подобны гигантским гатхам. Хотя они стояли, как мираж. Но позже мы к ним приблизились, я еще поведаю вам об этих Великих Горах. А пока мы пришли в монастырь Махавана, что означает Большой Лес, и отдохнули там, на склоне горы, слушая джатаку монахов о пребывавшем здесь в свое рождение в облике царя Сафодада Татхагате, страдавшего от недуга и потерявшего престол.
Путь наш, таким образом, проходил по местам Будды. И это вдохновляло нас. Отрадно было всюду находить священные знаки его пребывания на земле в том или ином облике. Наши сердца наполнялись светом. Даже и не имея целью обретение книг и каких-то иных знаний, стоит пускаться в такой путь. Странствие от священного места к другому священному месту очищает тебя, это сродни глубокой дхьяне. И неистовый Джанги был со мной согласен. Он много странствовал и не только имел к тому склонность сердечную, но и был хорошо приготовлен к этому рождением в крепком, поджаром и мускулистом черном теле с длинными ногами и хваткими руками. Хотя сейчас его тело постарело и ослабло. Но его восклицания «Йиихху!», песнопения на родном языке далеких островов, а теперь еще и трубные гласы морской раковины, конха, который он именовал Драконом Гопала, очень бодрили и вселяли какую-то целительную надежду и радость. Хотя временами я и вспоминал Шэньша шэня, духа Глубоких песков, с его раковиной, в которую он тоже вострубил, прежде чем исчезнуть; и цвет лица его был тоже необычен, правда, густо-желт, а у Джанги — красновато-черен, а иногда темно-синь… да, порой отливала его кожа синевой. И тогда вспоминались изображения злых духов с такого цвета лицами, слуг восьми адов. Правда, и у Вайдурья-прабха-раджи — Владыки Лазуритового Сияния, Будды исцеления, тоже темно-синее лицо. Что ж, Джанги и впрямь исцелял скорбь и уныние. И странствовать с ним было легко.
Глава 11
…Когда мы спустились с горы, то увидели другой монастырь — Моюй, а в нем ступа и квадратный камень с отпечатками ног Татхагаты. На этом камне стоял он, Будда, и возглашал всем людям и богам свои прежние рождения, и отсюда били лучи света во все стороны, достигая и монастыря Махавана вверху, и склонов гор, поросших лесом. А в основании ступы — желтый камень, источающий масло. Здесь Татхагата, будучи бодисатвой, расщепил свою кость, чтобы записать канон своей кровью. Таковы были его перо и чернила. И все мы, толмачи, толкователи, поэты должны брать пример с Татхагаты.
И мы шли здесь уже вечером, солнца не было, но по стволам деревьев скользили блики, будто отсветы того давнего славного события. Шли, пока не увидели ступу Ашоки, возведенную в ознаменование кормления Буддой, родившимся в облике царя, куском своего тела орла. И место это наречено Замена Голубя. Орел хотел съесть голубя, но бодисатва заменил его своей плотью. И мы помышляли о Замене Человека. Будда это и хотел сделать — Замену Человека. Он и принес себя в жертву орлу страданий, сансаре, завещав то же и нам.
Впереди грохотала среди камней река Шаньнилошэ, на берегу возвышалась белая ступа, а за нею разливалось озеро. И на скале видны были следы как будто птичьих лап. Так и есть, сказал нам рыбак. Следы оставлены павлинами, которых приводил сюда их глава — Будда в облике павлина. На берегу другой реки, к которой мы вышли, громадный белый камень напоминал слона. И нам сказали, что это слон и есть, точнее — был, на нем царь Уттарасена вез долю мощей Татхагаты, и здесь слон свалился мертвым.
Переночевав там под пологом леса, мы шли и шли на северо-восток в горах и по долинам, переходя ущелья по висячим мостам, которые раскачивались под тяжестью путника и от ветра. Глаза застилали слезы, холод пробирал до костей. Внизу серебрилась ниточка воды. Вверху кричали вороны, а то и клекотали орлы. Куда мы шли? Зачем? Такие вопросы сами собой вспыхивали. И нечем было погасить это пламя. Но мы все-таки продвигались и достигали другого края бездны, чтобы начать восхождение по выбитым в скале ступеням…
И вот зачем мы шли. Мы это увидели наконец.
На реке в большом монастыре статуя Авалокитешвары лучится золотом, а вырезана из дерева архатом Мадхьянтикой. В этой статуе какая-то живая сила заключена, и она почти двигается и дышит. Мы во все глаза на нее смотрели, шепча мантры. И от дерева струилось тепло. «Ты это чувствуешь?» — спросил я. «Клянусь зубом Будды! — отозвался Джанги, прищуривая глаз и поджимая толстые губы. — Чтобы погреть так руки, стоило качаться над пропастями». И он протянул большие ладони к статуе.
А мне подумалось, что Джанги прав и уже здесь можно закончить путь и никуда не идти дальше — ни вперед, ни назад. Служить в этом монастыре и оберегать статую, возносить ей моления и свершать цветочные жертвы. Слушать клекот орлов и следить за облаками. День за днем очищаться, чтобы однажды войти в ниббану…
Но Небесный Волк звал дальше, дальше… Я увидел его дневное слабое свечение. Не пугаясь солнечного света, он пришел и встал над горами.
И мы тронулись в путь рано утром, поклонившись на прощание Татхагате, так тепло изваянному из благородного дерева.
Переправились через реку Синдху поздно вечером, и лодочник правил на звезду, а на другом берегу горел костер его брата. Утром мы увидели Синдху во всем блеске. Воды чисты и напевны, изгибаются чудными зеркалами. Небесные жители в них смотрятся. Нам сказали, что часто здесь налетают шквалы и лодки с товаром, фруктами, драгоценностями переворачиваются, люди редко спасаются. «Йиихху! — отозвался Джанги. — Хорошо это знать уже на этом берегу».
Началась страна Такшашила. Она принадлежит Кашмиру. Хлеба там изрядные, всюду текут реки, много фруктов и цветов. Тепло, и люди храбрые и легкие. Монастырей достаточно, но обитаемых не так много. Вышли к озеру дракона Элапатры с чистейшими водами, в которых парят лотосы разного цвета. Джанги тут же захотел искупаться. Я его отговаривал, помня, чем закончилось купание моего спутника Ши-гао в Горячем море. Но Джанги не хотел слушать. «Йиихху! Я всю жизнь мечтал выкупаться в лотосах!» И, скинув одежду, оставшись в пропотелом исподнем, он вошел в воду и поплыл. И казалось, что он и сам парит среди розовых и белых лотосов. А вот кто действительно летал над озером — так это белые цапли. Иногда они взмывали и выстраивались полукругом, словно лотос небес.
Не слушал меня Джанги, а ведь и бхикшу когда-то не внял предостережению будды Кашьяпы и сломал священное дерево Элапатра, за что и переродился драконом. Купание Джанги видели паломники, пришедшие сюда, чтобы испросить дождь или, наоборот, солнце, как повелось издавна. И они громко порицали купальщика и грозили ему. А потом один из них куда-то побежал. Я велел Джанги выходить и одеваться. Нехотя он подчинился. И мы поспешили прочь. Но на прощанье Джанги не удержался и протрубил в раковину. И отовсюду взмыли птицы: белые цапли, лебеди, утки. И мы остановились, не в силах оторваться от этого зрелища. Это была великая птичья мандала. И она отражалась в водах озера уже как мандала лотосов.
Мы с Джанги не двигались, презрев опасность. И Джанги начал читать «Лотосовую сутру»[375]:
Если ты пожелаешь отбросить леность,
Ты воистину должен слушать эту Сутру!
Очень трудно услышать эту Сутру
И трудно встретить тех,
Кто верит в нее и воспринимает.
Человек, захотев пить, ищет воду
И копает колодец.
Видя иссохшую землю, он знает,
Что вода еще далеко.
Видя грязь, которая становится все влажнее,
Он знает, что вода уже близка.
Царь Врачевания!
Ты воистину должен знать:
Те, кто не слушает Сутру о Цветке Дхармы,
Очень далеки от знания Будды.
Если же они будут слушать эту глубокую Сутру,
Которая определяет для «слушающих голос» Дхарму,
Если, прослушав эту Сутру,
Которая царь над всеми другими сутрами,
Они будут усердно размышлять об услышанном,
То, ты воистину должен знать:
Эти люди уже приблизились к мудрости Будды!
Если человек проповедует эту Сутру,
То воистину он входит в обитель Татхагаты,
Надевает одежды Татхагаты
И садится на место Татхагаты!
Он без страха приближается к людям
И широко проповедует им Сутру,
Различая их по способностям.
Великое сострадание он делает своей обителью,
Мягкость, спокойствие и терпение —
Своим одеянием…