— Наши! — Амина бросилась к двери.
— Простынешь! Шубу накинь! — мать стала снимать шубу с гвоздя.
— Я сама, мама, я сама! — Амина накинула шубу и, радуясь и улыбаясь, побежала наружу.
Мать поспешно стала доставать горшки из печи, собирать на стол.
— Не одни приехали, гостей привезли! — крикнула Амина, появляясь в дверях.
— Ой, холода напустила! Погоди, мальчонку унесу!
— Я сама унесу, а ты, мама, встречай гостей.
Амина подхватила сына, унесла в заднюю комнату.
— Мама, нос у меня мороз не прихватил? — спросила порозовевшая от мороза Настя.
Молодой человек, снимавший с нее тулуп, ответил:
— На месте, Настя, твой пос никто не прихватил. Оба засмеялись.
— Кто ж это такой, не разберу? — спросила мать, целуя Настю.
— Это Володя Алаяов. Племянник учителя Петра Николаевича, в семинарии учится.
— Хорошо, очень хорошо, — мать подала руку невысокому симпатичному парню. — Давайте я ваш тулуп повешу, проходите в горницу. Амина, зажги в горнице лампу!
В избу вошел Орлай Кости. Жена торопливо подошла, хотела снять с него тулуп, но он отстранил ее и разделся сам.
— Ужин готов? — спросил он.
Амина стояла, прислонившись к двери своей комнаты, пот- м вышла во двор. Эман с Кугубаем Орванче уже выпрягли коней, поставили в конюшню и теперь под навес м о чем-то разговаривали. Увидев Амину, они замолчали.
— Очень замерзли? — Амина мимо трех, саней подошла к мужу.
— В таком тулупе не больно тепло, — Кугубай Орванче распахнул тулуп, показывая дырки на полах-.
— И ты тоже озяб? — Амина с жалостью посмотрела на мужа. Но он только отмахнулся:
— Это что за мороз? Вот в позапрошлом году, когда я вез со станции одного барина, тогда замерз. Ну, как сын поживает?
— А как я поживаю, не спрашиваешь? А я тут, тебя ожидаючи, чуть ума не лишилась!
— Не обижайся, милая, — Эман, закутав Амину полой своего тулупа, пошел с ней к дому…
На другой день Эман запряг вороного жеребца и повез Аланова к Моркнну. До Комы было всего версты три. доехали быстро.
В школе как раз была большая перемена. Моркин сидел у себя на квартире и читал письмо:
«Уважаемый Петр Николаевич!
Вы спрашиваете, кто и как издал «Марийский календарь». Я знаю об этом только по наслышке и могу сообщить лишь немногое.
Впервые календарь задумали выпустить в 1906 году, но тогда издать его не удалось, он так и остался в рукописи. В-1907 году перевели на марийский язык «Народный календарь», выпущенный Цейтелем в Нижнем Новгороде, и этот перевод вышел в свет 24 марта 1907 года.
Вымарки черной тушью были сделаны, когда печатанье уже было закончено. Цензор Николай Иванович Ашмарин прочел календарь, вызвал издателей, стращал их наказаниями и категорически заявил:
— Исправьте весь тираж, ни одного экземпляра без поправок не разрешу!
Поэтому издатели, семинаристы и другие помощники сидели и замазывали китайской тушью помеченные им слова и выражения во всех 2397 экземплярах календаря. Только три календаря остались без исправлений, но об этом я тебе расскажу в другой раз.
Ты спрашиваешь, что за «Центральная типография» и как печатали обложку. Ты прав: на обложке должно быть обозначено наименование издательства, а не типографии. Издательство указано, там написано «Товарищество», но, говорят, что никакого «товарищества» нет — издатель один человек: зубной лекарь Домбровский. Правда это или нет — не знаю.
Откуда взяли средства на издание? Разве ты не заметил, в календаре указаны имена жертвователей? Тут тоже не обошлось без приключения. Ядринский купец Таланцев дал на календарь сто рублей, и его имя, как положено, было напечатано в календаре. Но у цензора, оказалось, были какие-то счеты с этим купцом, и он велел убрать из календаря упоминание о Таланцеве. Пришлось вырвать страницу с его именем из всех трех тысяч книжек. Вот какие дела!
Клетку на обложке сразу не заметили, потому что не на всех книжках она пропечаталась, на некоторых получилось как надо. Узнали о ней, когда календарь уже распродали. Многие, кому достались экземпляры с просвечивающей решеткой, сожгли их.
Вот и все, что я знаю про «Марийский календарь».
Еще ты спрашиваешь о казанских новостях. Какие у нас могут быть новости? Старые знакомые стали еще старше — таков уж закон жизни. Озеро Кабан находится на прежнем месте, университет тоже. Если рождается что-нибудь новое, свежее, его стараются поскорее уничтожить разные Батыр-Нехотяевы. Помнишь, в казанских газетах печатали объявление: «Убежище акушерки Батыр-Нехотяевой для секретно беременных. Кошачий переулок, дом Жадринского»? Такая вот жизнь.
До свидания!
Пиши!
Когда приедешь? Приезжай, ждем.
Эмаш».
— Здравствуйте, Петр Николаевич! — вдруг услышал он.
Моркин обернулся, вскочил быстро, как молодой, и радостно воскликнул:
— Володя! Вот молодец, что приехал. Ну, раздевайся скорее. Мать, к нам гость — Володя Аланов. Выросте как. и вид совсем интеллигентный.
— Ну, вырасти-то, положим, не вырос, это ты, дядя, просто преувеличиваешь мои заслуги.
— Иди в класс, звонок уже был, — напомнила Моркину жена.
— Да, да, я сейчас на урок пойду, последний день сегодня, на рождественские каникулы ребят отпускаем. Ты, Володя, располагайся, я через час вернусь.
Моркин был очень рад приезду племянника. Поднимаясь по лестнице, он даже свистел. Потом рассмеялся и заметил, что все еще держит в руке письмо.
«Но все-таки кто же тот человек, что принес его? — подумал Моркин. — Жаль, что, когда он приходил, меня не было дома, сунул письмо жене и тут же ускакал, не назвавшись. И Эмаш не пишет, кто он такой».
Вечером Моркин, подмигнув, достал «Марийский календарь». Он ждал, что Володя удивится, но тот сказал довольно равнодушно:
— Знаю, читал, — и даже не стал смотреть.
Петр Николаевич был обижен этим, но вида не показал. Он стукнул пальцем по календарю и тихо спросил:
— Говорят, из-за этого кое-кому досталось? Мне из Казани писали.
Аланов вдруг засмеялся.
— Что ты, Володя?
— Анекдот смешной вспомнил.
Моркин рассердился:
— Молодежь пошла, даже не желает ни о чем серьезном говорить…
Володя ничего не ответил, взял гармонь и заиграл.
Моркин решил позвать гостей. Честно говоря, мысль эта принадлежала не ему, а Володе, по ему она понравилась. Жена согласилась, и в один из вечеров у Моркиных собрались сын волостного писаря, Настя и Эликов с женой, который на рождество приехал в гости к тестю.
Моркин, подмигнув, кивнул на Володю:
— Вот мастер смешить. Расскажи, Володя, что-нибудь.
— Расскажите, расскажите, — поддержали гости.
— Рассказать что ли, — Володя потупился, разыгрывая смущение, — Ну хорошо, я начну, только и вы в стороне не оставайтесь.
— Там видно будет, — улыбнулся сын писаря.
— Один человек пришел на концерт с опозданием и спрашивает соседа: «Скажите, пожалуйста, что исполняют?» — «Шестую симфонию Чайковского». — «Я не думал, что так опоздал: на целых пять симфоний!»
Все смеялись.
— А вот еще. У нас одна девушка, не выдержав экзамена, пыталась отравиться. После этого появился анекдот:
«Ты подготовился к экзаменам? — спрашивает один гимназист другого. «А то как же! Яд уже в кармане», — ответил тот.
— Ох, верно, — засмеялся Эликов. — Эти экзамены много крови попортили молодежи.
— Жена одного чиновника, — продолжал Володя, — спрашивает мужа: «Почему ты раньше смотрел только на меня, а теперь смотришь на посторонних женщин?» — «Потому что раньше ты была посторонняя», — ответил муж.
Жена Эликова закусила губы.
— На собрании председатель говорит, — Володя встал, как председатель собрания. — «Господа, проголосуем: пусть те, кто согласны с проектом, встанут, а кто против, пусть сидят». Тогда один человек из зала сказал: «Удивительно! У нас, в России, те, — кто против, всегда сидят».
Моркин испуганно взглянул на Володю:
— Как бы тебя самого, племянник, за такие слова не посадили.
Володя засмеялся.
— Если таких, как я, сажать, так всю Россию посадить придется.
— Все-таки поостерегись, по кричи, — Моркин испуганно огляделся.
— Ладно, дядя, не буду. Слушайте лояльно смешное. Один марийский богатой был ужасный скряга, и жена у него была скряга. Маленькая дочь попросила конфетку, а мать говорит: «Не дам, ты съешь».
— А дальше что? — спросил Моркин.
— Все.
— Что ж тут смешного?
— Ничего, но зато лояльно.
— Потешаешься над стариком.
— Не буду, дядя, не сердись. У одной бабы был муж пьяница, он никогда на жену не обижался, даже хвастался ей: «Такая она у меня заботливая, даже сапоги с меня снимает». — «Когда из кабака возвращаешься?» — «Нет, когда в кабак собираюсь».
— Будто про меня сказано, — засмеялся Моркин. — Рассказывай, Володя, рассказывай, я не обижаюсь.
— В городской парикмахерской парикмахер говорит клиенту: «Хорошо тебя, барин, стричь, волосы у тебя сухие и жесткие, как щетина у свиньи».
— Не мог парикмахер барину так сказать, — усомнился кто-то из гостей.
— Ну, чего не знаю, того не знаю. А вот такой случай вправду был. Бродяга на улице просит прохожего: «Дай, барин, гривенник на ночлежку». — «Вот тебе восемь копеек, больше дать не могу». — «Стыдно тебе, барин. Ты ж не Министерство финансов, а я не Народное просвещение…»
Моркин вскочил.
— Разве можно над нашим ведомством смеяться?
— Ай! — в притворном испуге закричал Володя. — Опять дяде попало. Ладно, больше ничего рассказывать не буду.
— Рассказывайте, рассказывайте, — послышалось кругом.
— Ну, ладно. Загадаю одну загадку напоследок и хватит. Кто скорее пьяным напьется, мужик или барин?
— Мужик, — сказала Настя.
— А почему?
— Постой, постой, — вмешался Моркин. — Тут надо выяснить, что они пить будут? Монопольку или шампанское.
— Ну, скажем, монопольку.
— От монопольки барин первым пьян будет.