– Он мог оттуда не уезжать. Приехал, переночевал в номере, украл ключ, поселился на каком-нибудь постоялом дворе, а потом каждый день ходил на вокзал и встречал поезд. Делать это раз в день несложно.
– Несложно, верно. Но! Мадам украла 360 тысяч, с момента кражи прошел месяц. Какого лешего ждать ее в Муроме? Ее следовало бы искать где-нибудь в Ницце или в Баден-Бадене, или вообще в Нью-Йорке, но никак не в нетопленном доме покойного мужа. Я принял бы вашу версию, если бы покойный Георгий Сергеевич искал бы ее не в одиночку, а по заданию партии. Один следит за муромским поездом, другой – за посетителями казино в Монте-Карло, третий – прогуливается по Английской набережной в Ницце. Но Столпаков искал ее один и нашел, причем нашел именно там, где ее следовало искать в последнюю очередь. Какие из этого можно сделать выводы?
Вельшин задумался.
– Ему кто-то подсказал, где ее искать?
– Еще раз убеждаюсь, что я в вас не ошибся. И кто же этот «кто-то»?
– Поднебесный?
– Ну конечно же, Поднебесный! Больше про Муром никто не знал.
– Зачем же он это сделал?
– Как зачем? Это же абсолютно в его манере. Человек, который не захотел в свое время поделить промеж подельников бриллианты на двадцать пять тысяч, вряд ли нынче захотел поделить триста пятьдесят. Жадинам не свойственно меняться.
– Какой же он все-таки урод! – сыскной надзиратель остановился и ударил кулаком правой руки по ладони левой. – Нам надо его непременно найти, Мечислав Николаевич!
– Найдем, куда он денется, и не таких сыскивали.
Когда они вошли в «Империал», сидевший у стойки и читавший газету портье вскочил, протянул Кунцевичу ключ и конверт с телеграммой и поинтересовался:
– Самоварчик не прикажете ли?
– Нет, братец, так объелся, что еле брюхо свое до вас донес. Может быть, вы, Петр Павлович?
Не имеющий чина протестующе замахал руками.
Мечислав Николаевич вскрыл конверт, прочитал телеграмму и сказал:
– Придется нам с вами ехать в Христианию. Там мы расстегаев точно не попробуем.
Глава 10Галопом по северным Европам
– Сразу после разговора с отцом Поднебесного, из которого мне стало известно, что больших денег при Адвокате не было, я послал Григорьеву телеграмму, в которой просил узнать, не отправлял ли какой-нибудь московский банк заграницу деньги от имени Рютенена или Поднебесного. Когда я вернулся в Петербург, ваш начальник сообщил мне, что ни одна из ипостасей Бориса Викторовича перевода не делала. Тогда я попросил его справиться на сей счет у чухонцев, но спрашивать не только про лиц известных нам фамилий, а вообще относительно всех, кто делал переводы на значительные суммы. И вот, полюбуйтесь – ваш начальник пишет, что 19 апреля, то есть за день до убийства Столпакова, некто Ханс Виролайнен отправил из выборгского отделения Северного банка в отделение банка, – Кунцевич посмотрел в телеграмму, – «Скандинавская кредитная компания» в столице Норвегии триста пятьдесят тысяч рублей.
– Вы думаете, Виролайнен – это новая фамилия Поднебесного? – спросил Вельшин.
– А вы думаете, в Выборге полно людей, имеющих триста пятьдесят тысяч? Да таких капиталистов во всей Финляндии, даст Бог, десяток сыщется. Это не Россия. И самое интересно, что в Христиании эти деньги еще никто не получил!
– Вот те раз! Поднебесный грабил московский банк полторы недели назад. За это время до Норвегии можно было десять раз добраться.
– Передвижение ему затрудняет финляндский вид на жительство. В России ни один губернатор чухонский вид на заграничный паспорт не обменяет, для этого финляндцу надобно непременно быть в Финляндии. Виролайнен подал прошение на выдачу заграничного паспорта 19 апреля, а паспорт получил только третьего дня. Из Финляндии до Христиании мене чем за двое суток не доберешься, стало быть, он только сегодня туда прибыл. А может, и не прибыл, если сел на пароход не в Або, а в Гельсингфорсе. Тогда он приедет в Норвегию только завтра.
– Завтра деньги и получит, мы его перехватить не успеем.
– Завтра не получит. Завтра у норвежцев праздник – День Конституции, ни один банк работать не будет. – Кунцевич раскрыл потрепанный томик «Указателя железнодорожных сообщений», который предусмотрительно взял у портье, и стал его внимательно изучать, шелестя страницами:
– Если мы сядем на четырехчасовой поезд, то завтра в семь двадцать будем в столице. С 18 апреля, на наше счастье, стал ходить скорый прямого сообщения Петербург – Або-Гавань, он выходит из Питера без четверти десять, мы прекрасно на него успеваем. В восемь вечера мы будем в Або, то есть догоним пароход «Улеаборг», который, – Кунцевич посмотрел на часы, – вот-вот пройдет мимо кронштадтского рейда. В девять тридцать пятого мая мы в Стокгольме, через двенадцать часов – в Христиании. Собирайтесь!
– У меня заграничного паспорта нет, – обреченно сказал Вельшин.
– Собирайтесь, прикажите снести наши вещи на извозчика и ждите меня на вокзале. А я – на телеграф, телефонирую Григорьеву. Думаю, паспорт вам доставят прямо к поезду. Заодно попрошу вашего шефа связаться с норвежскими властями и попросить их отсрочить под благовидным предлогом выдачу денег хотя бы на сутки.
Вельшин опустился на диван двухместной каюты, провел руками по обивке и даже слегка попрыгал.
– Первый раз на пароходе доводится плыть, – признался он Кунцевичу.
– А за границей бывать доводилось?
– Доводилось – в Манчжурии был.
– Я имею в виду Европу.
– В Европе не бывал-с.
– Ну и как она вам?
– Так мы же еще и не в Европе! Финляндия – это же Россия.
Кунцевич усмехнулся:
– Да, такая Россия, что совсем на Россию не похожа.
– А вот это безобразие.
Титулярный советник был весьма удивлен этой репликой подчиненного – обычно финское благообразие вызывало у туристов один только восторг.
– И что же вам здесь не нравится? – поинтересовался он у Петра Павловича.
– А то не нравится, что здесь никто по-русски не говорит и ни одной русской буквы не видать.
– По-вашему, финны на финском пароходе должны по-русски разговаривать?
– А почему нет? Финляндцы такие же подданные государя императора, как и все русские. Почему же они пренебрегают языком державы, под флагом которой плывет этот пароход? Флаг означает территорию государства; следовательно, пароход финляндского общества, идя под флагом Российской империи, представляет территорию общерусскую, а не только финляндскую. Вот мы на финском поезде ехали – так там и надписи по-нашему писаны, и прислуга по-русски говорит. А тут воды не допросишься!
– Захотите пить, скажите «вассер», они вас поймут.
– Киитос[33]! – поблагодарил не имеющий чина, успевший выучить одно финское слово.
Через час после отплытия позвонили к ужину, и пассажиры, наслаждавшиеся чудесной майской погодой на верхней палубе, двинулись в кают-кампанию, где уже были накрыты столы. Общество на пароходе было по преимуществу мужское – дам— путешественниц не набиралось и десятка. В середине обширной залы стоял стол, заставленный графинчиками с водками трех сортов. Практические все входившие в кают-компанию джентльмены первым делом направлялись к нему. Не стали исключением и российские сыщики.
– Вам какой налить, Мечислав Николаевич? – спросил Вельшин, взяв в руку две рюмки.
– А давайте каждой по рюмашке, чтобы ни одну не обидеть! – сказал титулярный советник, накладывая в малюсенькую тарелочку кусочки слабосоленой рыбы.
Кроме водки и холодных закусок, подали горячее – непонятного происхождения мясо и жареный картофель. В корзинке с хлебом лежали лепешки «кнекебред». Делали их из ржаного и овсяного теста, без добавления соли. Кунцевич едва смог проглотить маленький кусочек этого любимого финляндцами лакомства и больше к лепешке, напоминавшей на вид какую-то старую дырявую подошву, не прикасался.
После ужина они снова переместились на палубу. Пользуясь белой ночью, Кунцевич развернул «Речь». Он прочитал про убийство Гапона, про предстоящий поединок господина Поддубного против господина Лоран де Бокеруа в цирке Чинизелли на приз в шесть с половиной тысяч франков, про Государственную Думу, про учебный поход русского подводного миноносца «Белуга» и обеспечивающего парохода «Славянка» из Либавы к берегам Норвегии, про избирательную реформу в Швеции и задремал…
Сыщики еще в Або купили билеты до столицы Норвегии, поэтому их багаж переместился на вокзал безо всякого их участия – транспортировка чемоданов входила в стоимость проезда. Будучи налегке, они решили добраться от пристани Шеппсбру до вокзала на трамвае. Мечислав Николаевич протянул кондуктору монету в одну крону и жестом показал, что ему нужны два билета. Вместо того, чтобы оторвать от катушки билеты и отсчитать сдачу, кондуктор протянул Кунцевичу увесистый бумажный пакетик. Титулярный советник сорвал печать и увидел, что в пакете находятся мелкие монеты. «Это он мне деньги разменял»! – сообразил чиновник, вылавливая из горстки медяков шведский гривенник. Сыщик вспомнил постоянные пререкания пассажиров питерских конок с кондукторами из-за денежных расчетов и в очередной раз восхитился европейским умением делать жизнь удобной даже в мелочах.
До отхода поезда оставалось около двух часов. За это время нужно было успеть поменять деньги. Сделать это можно было еще на пароходе, но курс там оказался просто грабительским – за сто русских рублей давали 160 крон, при официальном курсе 51 копейка за крону. Поэтому на корабле разменяли только десятку.
Однако в стокгольмских банках ситуация была ненамного лучше – в первом, куда они зашли, за рубль давали 1 крону 70 эре, во втором – 1,75, в третьем и вовсе полторы кроны!
Мечислав Николаевич плюнул и хотел вернуться во второй банк, но Вельшин дернул его за рукав:
– Вон, кажись, еще одна банкирская контора, – сказал сыскной надзиратель, неблагородно указывая пальцем на желтую вывеску с надписью «Skandinaviska Kreditataktie bolaget».