– А, господин опричник! Милости прошу.
– Я чиновник сыскной полиции, а не Охранного отделения. Фамилия моя Кунцевич, звать Мечислав Николаевич.
– А по мне все едино, где вы служите, я в разновидностях царских сатрапов не разбираюсь.
– Ой ли, Борис Викторович, ой ли? С вашим-то прошлым.
По лицу задержанного пробежала едва заметная тень. Кунцевич между тем продолжил:
– Мы передали норвежской стороне справки о ваших судимостях и копии с приговоров мировых судей, у коих вы изволили судиться.
– Судился, да. Воровал. А из-за чего? А из-за того, что жрать было нечего.
– Шли бы работать.
– В России честным трудом прокормиться нельзя.
Титулярный советник покачал головой:
– Это, безусловно, целиком и полностью вас оправдывает.
– Слава Богу, оправдывать меня не вы будете, а здешний прокурор.
– И вы думаете, он вас оправдает?
– Конечно. Норвегия, как и всякая цивилизованная страна, не приветствует преследования людей по политическим мотивам.
– Россия обвиняет вас в предумышленном убийстве и похищении казенных денег. Где вы тут увидели политику?
– Все дело в целях, которые я преследовал. Вам, жандарму, этого не понять.
– Я уже говорил вам, что служу в уголовной, а не в политической полиции, впрочем, в том, что вы называете меня жандармом, ничего для себя обидного не нахожу. Вполне достойная профессия.
– Вот как? Вы считаете, что лишать свободы людей за инакомыслие – достойное занятие для порядочного человека?
– Я считаю, что каждое государство вправе защищаться от людей, которые ради достижения своих иллюзорных целей грабят и убивают.
– Свобода и благополучие народа – это, по-вашему, недостойная цель?
– Цель весьма достойная. Но я абсолютно уверен, что тот, кто не разбирается в средствах для достижения этой цели, придя к власти, ни свободы, ни благополучия народу не доставит. Впрочем, хватит заниматься демагогией. Ваши деяния ничего общего с политикой не имеют. Вы обыкновенный грабитель и убийца, к тому же бандит, который предпочитает действовать чужими руками и ради денег готов рискнуть близким ему человеком.
Поднебесный вскочил:
– Не смейте! Вы ничего не знаете! Вон! Подите вон!
Он набросился на Кунцевича и схватил его за ворот пиджака. Мечислав Николаевич стал было вспоминать приемы жиу-житсу – буквально пару месяцев назад в полицейском резерве их как раз учили освобождаться от таких захватов, ничего не вспомнил, но в это время в допросную забежали два дюжих полисмена и оторвали задержанного от титулярного советника.
Кунцевич привел в порядок одежду и повернулся к лже-Виролайнену. Тот сидел на стуле и буквально испепелял его взглядом. На плечах у Бориса Викторовича покоились руки констебля.
– Я уйду. Но только тогда, когда скажу вам то, ради чего пришел. Нам известно о том, что похищенные у эсеров деньги не потеряны безвозвратно, а находятся на вашем счете в здешнем банке. Выбирайте – или добровольно возвращаетесь со мной в Россию, или я рассказываю об этом господам максималистам. А они вас на краю света сыщут и экстрадиции добиваться не станут, на месте сложат. Ну?
Лицо у задержанного из багрово-красного в секунду превратилось в мертвецки-бледное.
– Я подумаю, – выдавил он из себя.
– Я приду завтра поутру.
На следующий день Мечислава Николаевича к задержанному не пустили. Плохо изъяснявшийся по-французски полицейский офицер сказал, что господин Виролайнен соотечественника видеть не желает.
– Он просил передать вам, чтобы вы, – полисмен заглянул в бумажку и добавил на ломанном русском, – шли на куй.
– Неужели его и вправду не отдадут? – не верил Вельшин. – Мы же им целый саквояж доказательств привезли! Там и разбои, и убийства, и пособничество в побеге!
– А черт их знает. Могут и не выдать, спишут на политику.
– Как можно объяснить политикой убийство беременной женщины? Пусть это не Под…
– Постойте! – перебил подчиненного Кунцевич. – Какой беременной женщины?
– Так Кошельковой же. Она же была беременной. Я на пароходе все дело изучил, в акте вскрытия ясно указано – на втором месяце она была.
Беременность убитой помогла. Только не русским властям, а Поднебесному. В нем действительно пропал великий артист. Едва сдерживая слезы, Борис Викторович рассказывал чинам норвежского прокурорского надзора о своей любви к покойной Наталье Романовне, о том, как бывший калужский пристав и агент охранного отделения Столпаков, грозя разоблачить прошлое Кошельковой, заставил последнюю похитить для него деньги, как они скрывались от него, как злодей нашел сначала Наташу, беременную Наташу, – тут Поднебесный не выдержал и разрыдался, – а потом его. Только чудом он спасся. В московском ограблении он не участвовал – дело это полностью сфабриковано жандармами. Человек, давший против него показания, находится в их лапах, а будучи в этих лапах и мать родную оговоришь! Если они здесь, в чужом государстве пытались его запугать и шантажировали, о чем им уже подана соответствующая жалоба, то что говорить про подвалы московского Охранного отделения! Ну а паспорт… А как ему еще было выбраться из России, как не по подложному паспорту?
– А что, Столпаков и правда служил в русской полиции? – спросил разбиравший дело прокурор у Гречневского, представлявшего российскую сторону.
– Не знаю, – честно признался посол.
Норвежец пожевал губами.
– Мы подготовим соответствующий запрос и завтра вручим его вам. А до получения ответа я освобождаю господина Виролайнена из-под стражи под обязательство не покидать Христианию до окончания разбирательства.
– Как же так, господин прокурор! – почти крикнул Гречневский, вскакивая со стула. – Он украл триста пятьдесят тысяч рублей, принадлежащих русской казне. Да он сегодня вынет деньги из банка, и ищи его тогда свищи!
– Я не совсем понял конец вашей фразы, – сказал прокурор, – но общий ее смысл мне ясен. На банковский счет господина Виролайнена мы наложим арест.
– Не отдадут они его нам, теперь я на все сто процентов уверен, – полномочный российский представитель был в бешенстве. – Либерданы[35] чертовы! И еще наглости хватило предупредить, чтобы мы не смели его трогать!
Кунцевич, ждавший Гречневского в коридоре Дворца правосудия, поднялся, сложил газету и сказал:
– Ваше превосходительство, вы не могли бы устроить мне встречу с нашим военным агентом? Он сейчас как раз в Христиании.
– Что? – посол опешил. – Зачем вам граф Игнатов?
– Хочу попросить его об одном одолжении.
– Черт! Я вам про наше общее дело, а вы про какие-то личные делишки!
– Уверяю вас, рандеву с его сиятельством необходимо мне исключительно в интересах нашего общего дела. И еще мне нужно отправить срочную секретную депешу в Петербург.
Глава 12Экстрадиция
Игнатов покачал головой:
– Я не силен в уголовном законодательстве, тем более в норвежском, но наверняка за то, что вы просите, в здешнем уложении предусмотрена статья. Интересно, норвежцы куда ссылают? За Полярный круг? Туда отправиться хотите и заодно меня с собой прихватить?
– Ни в коем случае, ваше сиятельство. Я холод плохо переношу.
– А если попадемся?
– Если попадемся на берегу, то всю ответственность я возьму на себя, даю слово. Ну а в море нам и черт не страшен.
Граф внимательно посмотрел на титулярного советника:
– У вас с ним личные счеты?
– Вовсе нет.
– Зачем же так рисковать?
– Служба-с.
Поднебесный с аппетитом уплетал рыбный суп, и когда Кунцевич уселся за его столик, бросил на сыщика короткий взгляд, и только. Лишь полностью расправившись с блюдом и промокнув губы салфеткой, Борис Викторович изволил обратить свое внимание на чиновника:
– А, это вы! Что, мое пожелание следовать в известном направлении вам не передали?
Титулярный советник поиграл желваками:
– Не будите во мне зверя, Борис Викторович. Я и так еле себя сдерживаю. Еще чуть-чуть, и я прямо здесь дам вам в морду.
– Ну, это мы еще посмотрим, кто в морду получит, – поднимаясь из-за стола, сказал Поднебесный.
– Сядьте, – Кунцевич смотрел на собеседника волчьим взглядом. – Нам надобно поговорить. Вы понимаете, насколько это разговор важен для нас обоих, коли я ради него поступился честью?
Поднебесный сел.
– Вот и правильно. – Мечислав Николаевич, не спрашивая разрешения, налил себе из стоявшего на столике графина коньяку и выпил одним махом. – Итак, что мы с вами имеем? Вы – на свободе, и, скорее всего, России вас норвежцы не выдадут. Но деньги ваши арестованы и, опять же, скорее всего, вернутся в казну. А без денег вы долго от эсеров не побегаете – они вас непременно найдут и казнят.
– Вы опять за свое? Я же уже дал вам свой ответ на предложение добровольно вернуться в Россию. В тюрьме, а тем более на каторге, убить меня будет проще пареной репы. А в Европе у меня есть шансы. Пусть небольшие, но есть. Пущай ищут. Да и насчет денег не все так однозначно.
– Я не буду предлагать вам вернуться в Россию. Я собираюсь сделать вам другое предложение. Вчера все крупные петербургские газеты осветили ваши приключения. Ваши бывшие друзья сплошь люди грамотные, стало быть, газеты читают. От Петербурга до Христиании два дня пути. Вы находитесь под негласным надзором полиции, стало быть, из города уехать вам будет трудно, да и денег при себе вы имеете только на мелкие расходы. Положение ваше, скажем прямо, плачевное. Я же могу посодействовать не только избежать встречи с вашими бывшими товарищами, но и остаться при деньгах. Не бесплатно, разумеется.
– И как вы это собираетесь сделать?
– Мой товарищ в Петербурге пришлет в здешнюю российскую миссию секретную депешу от имени директора Департамента полиции и министра иностранных дел, в которой послу будет указано незамедлительно отказаться от всяческих к вам претензий. Здешние власти снимут арест с денег, и вы сможете их получить.