— После него? — кричал он. — Нет уж, извини, этого я делать не стану.
Но потом он все-таки вошел и стал оглядывать комнату — не осталось ли чего после Абеля.
— Что такое? — вдруг спросил он. — Это случайно не его подштанники?
— Нет, это мои, — отвечала Лили, не моргнув глазом.
— Ты что, начала носить мужские подштанники?
Лили:
— Всякое приходилось носить, пока тебя не было. У меня не на все хватало денег.
Он снял куртку и на какое-то время застыл с ней в руках, размышляя над ее ответом. Интересно, разве мужские подштанники дешевле? Потом, не придя ни к какому выводу, спросил:
— Ты и в самом деле его принимала?
Лили не ответила.
— Я тебя спрашиваю — принимала или нет?
Лили:
— Тебя ведь не было.
Алекс допытывается, задает вопросы, он хочет знать больше, он желает подробностей. Лили отвечает через раз.
— Как часто он здесь бывал?
— Нет, нет, совсем не часто. Можно сказать, только сегодня первый раз зашел.
Он вдруг распахивает дверь спальни, заглядывает туда и, отпрянув:
— Сколько их, я тебя спрашиваю?
Лили молчит.
— Сдается мне, их теперь трое.
— Ты ведь все не приходил и не приходил.
Он садится. Судя по всему, ему приятно наконец-то сесть.
— Сдается мне, я видел троих, — говорит он.
— Ты ведь домой и носу не казал, — говорит Лили.
— А ты можешь мне объяснить, почему их там трое?
Лили:
— А разве Ловиса Роландсен не рожает детей? Теперь их у нее девять. Думаешь, ее муж — их отец?
— А почему б ему и не быть отцом?
— Тенгвальду-то? — восклицает она. — Да он и воробышку не мог бы стать отцом.
Алекс размышляет над услышанным.
— Зато твой дружок совсем другого сорта, как я погляжу.
— Ах, Алекс, не говори так и не поминай больше его имя. Для меня просто нет другого мужчины, кроме тебя.
Сказанное явно смягчает Алекса, но все равно он обязан опровергать ее слова как пустую болтовню, вранье, обман.
— Больно меня это интересует.
— Я так плакала, так тосковала по тебе, что чуть с ума не сошла.
— Черта с два ты тосковала! А кстати, не думай, что мне чего-то не хватало, — говорит он, надуваясь важностью. — Довольно нашлось таких, что были бы рады меня заполучить.
— Я и не сомневаюсь, — кивает Лили.
— Но я в упор не вижу замужних женщин и вообще семейных, не так, как этот твой поганый бабник.
— Ты прав! Я и сама не представляю, как я могла на такое решиться. Он же для меня пустое место.
— Ты ему разве не говорила, что ты замужем?
— Говорила. И что я люблю только своего мужа.
Лили была сама покорность, она всячески подлаживалась к нему и начала снимать с себя кой-какую одежду из той, что уже успела накинуть.
— Ты, верно, устал, Алекс? Может, приляжешь?
— С тобой не лягу.
— Что ты, что ты! Я это и не имела в виду. Я буду тихонечко сидеть рядом, чтобы не разбудить тебя.
— Я вот что думаю: не уйти ли мне снова после того, как я высплюсь. Уйти, куда глаза глядят, — сказал он и начал раздеваться.
Лили всхлипнула, но Алекс был суров и неумолим даже после того, как лег.
— Ты не замерзла? — спросил он.
— Нет.
— Нечего сидеть здесь и мерзнуть, говорят тебе! — скомандовал он и подвинулся, освобождая место для нее.
XIII
Абель был ранен в руку и не желал показываться на улице с повязкой. Была у него и другая рана, от первой пули, но она заросла сама собой. Он бродил среди обитателей «Приюта моряков» и прислуги и затевал разговоры. Они многое могли порассказать ему такого, чего он не знал. Как раз теперь распространился один невероятный слух, просто волосы встают дыбом, и надо было расспросить Лоллу, слышала ли она об этом. Да, Лолла слышала. Лолла слышала все, грех пожаловаться. Но сам по себе этот слух — постыдная сплетня. Молодой Клеменс и его жена, которые так обожали друг друга и всегда держались вместе — куда идет один, туда обязательно идет другой, нет, Абель, не верь ни единому слову.
— Разве они никогда не ссорились?
— Нет, никогда. Клеменсы — люди богатые и благородные. И пусть даже они теперь не такие богатые, они все равно благородные, а жена просто самый очаровательный человек из всех, кого я знаю. Да и все семейство помощника судьи… Как они могут пойти на такой скандал?
— Намекают на молодого Гулликсена.
— Вздор какой. Эти Гулликсены… нет, ни за что не поверю. А то я не знаю Вильяма Гулликсена. Он когда-то и за мной тоже бегал.
— Очень, говорят, богатые люди.
— Вот разве что. Вообще-то этот Вильям — славный парень и всегда одет по последней моде. Раньше он ничего не стоил, сейчас малость распрямился. Но все равно… не знаю, не знаю. Они люди необразованные. Один раз он хотел напоить меня.
— Хотел напоить? — равнодушно переспросил Абель.
— И пытался поцеловать.
Молчание.
Лолла искоса взглянула на него:
— За мной не только он бегал. Но тому, кто нужен мне, не нужна я. Так оно все и идет.
Абель:
— Как ты думаешь, кто из них хочет разводиться, он или она?
Лолла, возвращаясь откуда-то издалека:
— Разводиться? Никто, ни он, ни она.
— Все дело в богатстве… Самые богатые люди в городе, как я слышал.
— Ну, положим, у Фредриксена имение побогаче их будет. — У Лоллы вдруг мелькает мысль: — А ты знаешь, почему Фредриксен никак не прогонит с «Воробья» своего пропойцу-брата?
— И почему же? Тебя что, это волнует?
— Еще как волнует! Такой прекрасный корабль в руках Ульрика и его буфетчицы.
— У тебя есть акции «Воробья»?
— Откуда у меня акции! Но получилась бы стоящая операция. «Воробей» из года в год дает шесть процентов, как я слышала. Больше, чем банк.
Абель, зевнув:
— Надоело ходить с завязанной рукой.
— А что там у тебя?
— Да так, болячка.
Какое-то время он опасался, что из-за браслета может подняться шум. Газеты поместили заметку под названием: «Кража в церкви», и в «Приюте моряка» шли оживленные разговоры: «Это ж надо, какие злодеи! Как их гром не разразил!»
Абель хотел попросить Ольгу хоть какое-то время не выставлять браслет напоказ, но ее нигде не было видно. Ну и ладно, в случае чего сама разберется — уж если она умеет заставлять людей носить шляпки задом наперед. А ему мешаться незачем.
Больше его беспокоило, что в «Приюте моряка» ему начали каждую неделю выставлять счет. Странное поведение, похоже, ему больше не доверяют. Он с улыбкой уплатил по первому счету, с такой же улыбкой — по второму, улыбался и при виде третьего, но смог лишь пообещать расплатиться завтра или, наверно, завтра. Прождав еще неделю, ему вообще отказали. Это ж надо, как они себя ведут!
Но с другой стороны, оно и к лучшему. Эти регулярные напоминания просто невыносимы. Он уложил свои вещички, рука к тому времени успела зажить, так что он вполне мог все их унести, а других сокровищ на этой земле он не собрал.
Тут как раз заявилась маленькая Регина с записочкой от своей матери: мол, не может ли Абель им помочь, потому как у них больше ничего нет.
Он ответил на словах, что хорошо, и написал записочку, что, разумеется, в течение дня. Вечером ты найдешь меня в сарае.
Но оказывается, маленькой Регине этого было недостаточно.
Она уже стала большая девочка и последнее время ходила у причалов, а также по комнатам «Приюта», продавая морякам религиозные брошюры. Абель однажды купил у нее «Благую весть», теперь она разносила «Безмолвного утешителя», целую стопку. Ей полагался процент с проданного.
Абель купил «Безмолвного утешителя» и положил его в сторону.
— Ты повесь его на стену, — сказала она.
Но у него не было ни гвоздя, ни молотка, вообще ничего такого.
Она покрутила головой по сторонам и сказала, что «Утешитель» может висеть и на булавке, но булавка у меня всего одна, да и ту я обещала постояльцу из восьмого номера, если, конечно, уговорю его купить.
Занятная была эта Регина, лицо приятное, но почти беззубая.
— Он что, ничего не захотел у тебя взять?
— Еще уговорю. А ты зайди к нему, если я закричу.
— С чего это ты закричишь?
— Он хочет посадить меня к себе на колени.
Абель задумался:
— Тогда, пожалуй, тебе не стоит к нему ходить.
— Ничего, я еще заставлю его купить.
Странная девочка. Никак не желает упустить сделку. Он предложил дать ей крону вместо жильца из восьмого номера, но это ее не устраивало.
Ее не было совсем недолго, потом она сунула голову в дверь и прошептала, что все-таки заставила его купить.
С тех пор как старьевщик вывез вещи, в сарае не стало хуже, теперь больше похоже на жилую комнату, думал Абель. Хорошо бы со временем прикупить печку.
Вот отсюда его никогда не выставят. Сарай принадлежал железной дороге и стоял заброшенный уже лет десять или двадцать подряд. Старый Бродерсен платил за него, потому что был аккуратный и честный, но Абель никакой платы не вносил, да с него никакой и не требовали.
Покамест он брал провизию у купца Гулликсена, в таких случаях молодой Гулликсен никогда не говорил «нет». А для себя Абелю было так мало нужно, он привык к лишениям.
Когда Лили заявилась вечером, она была совершенно не расположена к нежностям. Ничего похожего. Она завела речь об Алексе: мол, тот все очень хорошо принял и теперь вполне спокоен, после того как она обещала никуда без него не ходить. Да и ни к чему это, Алекс мужчина хоть куда, ей больше ничего не надо. А дело вот в чем: ты можешь нам помочь?
— Конечно, — ответил он, указывая на свои припасы. — Бери, сколько можешь унести.
— Да, но я… — пролепетала Лили.
— Да, да, сколько сможешь. А я как-нибудь обойдусь.
— Не о том речь. Деньги у тебя есть?
Абель, с улыбкой:
— Деньги? Нет.
Лили потеряла дар речи.
— Ну, может, несколько крон я наскребу. — И он порылся в карманах.
Лили:
— Да что такое несколько крон?! Банк хочет получить проценты и очередную выплату. Я несколько раз занимала понемногу, а последний раз сделала большой заем.