— В протоке нельзя утонуть, она же неглубокая, — тотчас заметила мисс Силвер, — разве только он упал или его толкнули. Но даже и тогда он смог бы подняться.
— Может быть, он был пьян — он частенько напивался. — Ее голос прозвучал почти равнодушно, но руки дрожали.
— Наверное, было следствие. Какое вынесли заключение?
— Смерть от несчастного случая.
— Никаких других подозрений?
Кларисса покачала головой.
— Даже мои старые хозяйки не подумали ни о чем другом, а они самые заядлые сплетницы во всей деревне.
Теперь уже она не смотрела на мисс Силвер и через минуту добавила:
— Вот это я и хотела сказать: оба свидетеля умерли. Сама я никогда не видела этого завещания, он просто сказал, что написал его. Не думаю, что с этим надо идти к адвокату. Или все же надо? Сиделка должна вести себя осторожно. Если пойдет слава, что она распускает слухи, ее тут же уволят. Я не могу рисковать.
— Нет, конечно, — задумчиво ответила мисс Силвер. Случайно услышанные слова умирающего, предполагаемое Завещание, хорошенькая девушка, которая даже не может сказать, что видела его, и которая изо всех сил старается выйти замуж за человека, который получает по этому мифическому завещанию солидное наследство. История была так призрачна и неконкретна, что практически не за что было зацепиться. Кларисса отодвинула стул.
— Я так и знала, что вы скажете. И любой так скажет. — Она отряхнула пальцы от крошек и встала. — Мне надо действовать так, как будет лучше для меня.
Мисс Силвер не знала, стоит ли отвечать на это. Впоследствии она всегда радовалась, что ответила. Она протянула руку.
— Вы не должны использовать эти сведения для собственной выгоды. В определенной ситуации это можно расценить как шантаж, а это тягчайшее преступление. Кроме того, это просто опасно — для шантажиста.
Кларисса рассмеялась, но слишком поспешно.
— Кто говорит о шантаже?
— Я. Это не только преступно, но и очень опасно. Мне кажется, вы чего-то боитесь. Если вы знаете что-то, чего мне не рассказали и о чем должны поставить в известность полицию, не медлите. Речь идет не только о вашем долге, но и о вашей безопасности. Пожалуйста, подумайте над тем, что я сказала, и не пытайтесь извлечь выгоду из неправильных поступков других людей.
С лица Клариссы сошли все краски. Рот раскрылся, но она не произнесла ни звука, только глотнула воздух. Внезапно она покраснела от гнева. Ярко накрашенный рот резко закрылся, чтобы через секунду раскрыться вновь и произнести без малейшей любезности в голосе:
— Не суйтесь в чужие дела! — Она подхватила перчатки и сумку и ушла.
Мисс Силвер не пыталась догнать ее. Она осталась на месте и видела, как девушка заплатила по счету и вышла из кафе. Только потом, покачав головой, она взяла свою сумку и зонтик, вышла на людную улицу и отправилась к себе домой на улицу Монтэгю.
Кларисса возвращалась в Гриннингз с тревогой на душе. Она приезжала забрать кое-какие вещи, потому что решила еще немного поработать у мисс Блейк. И вот она сидит в вагоне третьего класса и сомневается, стоит ли. Она поспешила забыть все, что произошло в кондитерской, но то, что сказала мисс Силвер, не так-то легко забыть. Шантаж! Какой ужас! «Не только преступно, но и очень опасно…» Она постаралась переключиться на что-нибудь другое. Как жаль, что ее коричневый костюм еще в чистке. В Гриннингзе он был бы очень кстати. Красный более модный и ей очень идет, но в деревне люди так консервативны. Сойдет любая тряпка из твида, но, если надеть что-нибудь чуть более модное, все скажут, ты слишком разряжена. Когда-то Эдвард был предельно откровенен в этом вопросе: «Дорогая моя, такие вещи здесь носить нельзя. Это просто не принято». Кларисса помнила это, и ее красный костюм так и остался у Мейзи Лонг, которая хранила все ее вещи. В своих мыслях Кларисса с сожалением задержалась на нем.
Погрустив о костюме, она начала продумывать новое шерстяное платье с высоким воротником. Она видела такое в роскошном магазине на Бонд-стрит, конечно, ей придется сшить его самой, это вроде бы несложно, но всегда что-то выходит не так, как нужно… И вновь в ее размышления, как другая радиостанция посреди передачи, ворвался голос Мод Силвер:
«Не только преступно, но и очень опасно…» Нелепо! Какое ей дело до того, что сказала глупая старая гувернантка?
А потом ясно представился Дик Виннингтон, как если бы он сидел с ней рядом: «В Ярде просто молятся на нее». И снова мисс Силвер: «Не только преступно, но и очень опасно…» Слово влилось в ритм стучащих колес — «опасно, опасно, опасно, опасно…».
Она постаралась вернуться к мыслям о новом платье. Изумрудно-зеленое, темно-зеленое, светло-изумрудное смотрелось бы не так элегантно. Брошь с зеленым камнем, чтобы подчеркнуть цвет. В Эмбанке хорошие магазины. В конце недели, когда мисс Блейк ей заплатит, там можно будет купить материал и выкройку из журнала «Вог». Нужно во что бы то ни стало выбить свое жалованье в конце недели. Деньгами распоряжалась мисс Милдред, и все знали, как она не любит расставаться с ними. «Но мне-то какое дело. Если дойдет до откровенного разговора, то и доктор Крофт меня поддержит».
Откровенный разговор. Эти слова изменили ход ее мыслей. Эдвард, она должна напрямую поговорить с Эдвардом. Он уклоняется, придумывает предлоги, намеренно избегает встреч с ней наедине. Значит, он боится ее, боится того, что она может с ним сделать, боится собственных чувств. Бывают такие мужчины — робкие, нервные, подозрительные. Об Эдварде не скажешь, что он робкий и нервный. Но подозрительный… Да, не хочет увлекаться. Нельзя пугать его. Надо просто туманно намекнуть, сказать, что она не знает, что делать. Его дядя Джеймс что-то сообщил ей перед смертью. Да, так и надо: «Эдвард, мне кажется, ты должен об этом знать, меня долго тут не было, и я очень удивилась, узнав, что по завещанию все получил твой дядя Арнольд». Да, так и надо, но выкладывать все постепенно, чтобы был повод для встреч и разговоров. Не стоит говорить сразу слишком много, сначала — что она просто расстроена, обеспокоена чем-то. Надо протянуть время и заставить его немного помучиться. В этом же нет нечего плохого. Просто нелепо обращать внимание на то, что говорят глупые старые девы вроде этой мисс Силвер…
В ее размышления ворвался стук колес: «Опасно, опасно, опасно…»
Глава 14
Эдвард был все еще очень занят. Старик Барр не спешил. При просмотре расчетных книг его часто заносило в сторону. Скажем, наткнувшись на счет за починку крыши, он, назидательно покачивая пальцем, углублялся в историю четырех-пяти поколений, которые жили под этой крышей последние две сотни лет. Эдвард, полагавший, что и так достаточно хорошо знает этот край, вынужден был покорно слушать. Отец мистера Барра, дед и все прапрадеды служили при господах в этом имении, приобретенном сравнительно недавно лордом Берлингэмом. Мистер Барр не знал, кто и как живет дальше, чем в двадцати милях, видимо, этого знать вообще не стоило.
— Мы управляли Литтлтон-Грэнджем, — начинал он. — Мой прадед рассказывал об одной из дочерей хозяина. Это было примерно в тысяча семьсот сорок седьмом году. Она собиралась замуж за молодого человека, который оказался замешан в восстании якобитов, убежала с ним во Францию, и там они обвенчались. Так было на самом деле, но объявили, что она умерла от оспы. Заколотили пустой фоб. Мой отец помнил рассказ деда. Когда хоронили последнего представителя семьи, а это было семьдесят лет назад, дед видел, как открывали фамильный склеп, и собственными глазами видел этот гроб с ввалившейся внутрь стенкой и совсем пустой.
Стоило им вернуться к счетам, как мистер Барр вспомнил очередную историю. Бетси Фулгроф — ее бросили в воду за колдовство на Берлингэмском лугу:
— Его название лорд Берлингэм и взял для титула. Можете что угодно говорить, но когда мой дед решил поменять гнилые половые доски в ее доме, под ними нашли кости младенца, завернутые в дорогие льняные пеленки, так что когда Бетси умерла, а она таки утонула, она, по всей видимости, получила то, чего заслуживала.
На Эдварда все эти рассказы действовали успокаивающе, он сам изумлялся. Старый Барр с румяным морщинистым лицом и колоритной деревенской речью. Сельская Англия, вереница отдельных жизней, составляющих ее историю. Расцвет и падение семей. Новые методы земледелия, новые породы скота, которые иногда, после долгих сомнений и обсуждений, принимали, а чаще отвергали и впоследствии вспоминали как чье-нибудь «чудачество». Кто-то предложил новый способ пивоварения — это было во времена прадеда мистера Барра. Да уж, причуд, фантазий и глупостей тут хватало. Были грех и падение, взлет и возрождение. Преступление, убийство и внезапная смерть. Однажды в Эмбанк пришла чума. Однажды сильный ураган снес шпиль церкви Святого Луки в Литтлтоне — он проломил крышу и упал в проход между скамьями. Нескончаемые рассказы о множестве самых различных людей.
В какой-то момент Эдвард даже почувствовал, что он не одинок, что бы с ним ни случилось. Даже в этом маленьком уголке Англии он — среди тех, кто боролся, страдал, терпел неудачи, грешил и каялся или грешил и снова грешил, и в результате этой борьбы мир становился то лучше, то хуже, чем был. Дни шли, и давно умершее оживало в его душе, не сразу и ненадолго, но снова и снова. На час, на два, на оставшуюся часть дня, на ночь самые заповедные глубины его души оттаивали, согревались, и пробуждалось что-то, что позволяло его мыслям течь по обычному руслу, а ночью заснуть без кошмаров.
На следующий день после поездки Клариссы в Лондон он сидел в доме управляющего, в комнате, которую мистер Барр называл передней гостиной. Окно эркера с двумя рядами штор (одни кружевные вдоль стекол, другие плюшевые, которые закрывали нишу) выходило в ухоженный сад. Было семь часов вечера, и шторы были задернуты, что делало комнату гораздо меньше, чем она была днем. В комнате висел табачный дым, было жарко. Независимо от погоды мистер Барр любил закрыть все окна и жарко натопить камин. Он был невысокого роста, широк в плечах и в бедрах. У него были густые вьющ