С этими словами рыжеволосый бог отвернулся, но, помедлив, уточнил у Мары:
– Хочешь еще поговорить с отцом?
– Не помню, чтобы у меня был отец, – пожала плечами девушка и, подхватив под руку темного бога, растворилась вместе с ним в непроглядной черноте подземелья, оставив Верховного в полном одиночестве и бессильной ярости.
– Почему не осталась сказать ему что хотела? – спросил рыжеволосый, как только они вышли на свет.
– Это потеряло смысл, – пробормотала Мара, ежась под беспощадно обжигающими лучами солнца.
– Что это значит? – нахмурился темный бог.
– Знать, что он повержен… – начала Мара, наматывая прядь волос на палец. – Думала, это принесет мне освобождение. Но на деле я не почувствовала… ничего.
– Милая, ты пугаешь меня, – нахмурился бог.
– Я так устала, дядя, – тяжело вздохнула Мара, и рыжеволосый с тревогой отметил, что прежде полностью черные волосы племянницы блестят полосками седины. – Разве месть не утомительна?
– Не понимаю, о чём ты.
– Ты чувствуешь триумф? – вдруг любопытно спросила Мара.
– Я… – темный бог запнулся и быстро проговорил с излишней уверенностью: – Да, чувствую. Я шел к этому две тысячи лет!
– Тогда ты не поймешь… – Мара вдруг растеряла всё любопытство и погрустнела. Девушка повела головой, словно могла видеть бескрайние песчаные холмы. – Терпеть не могу бывать в этом мире.
– Из-за Калена? – хмыкнул бог.
– Конечно, – улыбнулась Мара. – Всё в моей жизни из-за Калена и благодаря ему.
– В тебе слишком много от меня, дорогая, – темный бог погладил племянницу по голове. – Искренне хотел бы назвать тебя своей дочерью.
Мара с благодарностью потянулась к мужчине и, крепко обняв, поцеловала в щеку нежным дочерним поцелуем. Несколько мгновений две темные фигуры так и стояли, обнявшись под палящим солнцем, после чего, отстранившись, бог произнес:
– Давай я провожу тебя к Столпам. Они вот-вот будут здесь, тебе нужно успеть вернуться в Явь.
2. Год 1903 от Восхождения Фараона
Когда сознание возвращается, ощущаю жар. Он повсюду. Лежу на чём-то горячем, воздух вокруг раскален, и даже сквозь закрытые веки вижу, насколько ярок солнечный свет. Голова раскалывается, а тело ломит, как несколько лет назад, когда я только начинала тренироваться. Осторожно отворачиваюсь от палящих лучей и приоткрываю один глаз. Рядом лежит Марфа – я всё так же крепко держу ее за руку. Пальцы свело судорогой, и я не уверена, что смогу их расцепить. Лицо подруги мертвенно-бледное, но я чувствую жизнь. Неподалеку слышатся злые голоса. Снова закрываю глаза и слушаю. Один голос хорошо знаком. Это мой Путешественник. Хотя… получается, он и не Путешественник вовсе, а Чемпион Перуна, но… как? Я сосредотачиваюсь на ругани. Ругается только один. Он в ярости, выкрикивает совершенно непонятные слова. Второй голос не узнаю́, но он гораздо спокойнее, словно пытается урезонить разошедшегося сына грома.
Почему я не понимаю их?
Меня отвлекает пробуждающееся сознание Марфы. Я чувствую: она ранена и истощена. Стараясь не шевелиться, пускаю силу от себя к ней, чтобы залечить ее раны. Когда врачующие заклинания почти закончены, Марфа издает громкий болезненный стон, и злой голос смолкает. Я открываю глаза и через секунду вижу над собой сердитое лицо, которое прежде любила гладить кончиками пальцев.
– Если твоя подруга не сможет идти, мы бросим ее здесь, – говорит он недовольно.
– Она не ранена, – шепчу я в ответ неожиданно сиплым голосом.
– Много крови, – замечает он, будто это единственное, что он может мне сказать.
– Это не ее кровь, – аккуратно толкаю сознание Марфы, и она осторожно расцепляет наши с ней ладони, слипшиеся от крови и сведенные судорогой. Думаю, полностью излечила ее.
Хмыкнув, он слегка отодвигается, и в поле зрения попадает еще один человек. Это точная копия моего Путешественника, но в более привычном мне виде. В плаще и с бритой головой. Секунду ошарашенно перевожу взгляды с одного на другого, после чего в ужасе пытаюсь отползти. Они совершенно одинаковы. Это волшебство мне незнакомо, я не знала, что дети Перуна умеют… так. Это противоестественно!
Внезапно второй говорит на странном грубом языке несколько слов с вопросительной интонацией. Чемпион Перуна что-то бурчит в ответ и, резко развернувшись, уходит.
Я продолжаю ползти, пока не натыкаюсь спиной на тело Марфы, которая обхватывает меня сзади. Хоть я не вижу ее лица, но понимаю, что она в таком же шоке.
– Что это за колдовство? – от страха ее голос звучит тонко, почти как писк.
– Эй, спокойно, – бритоголовый демон присаживается перед нами на корточки. Даже звучание его голоса в точности повторяет того… другого. Я связалась с демоном… Какая жуть, Марья!
– Это никакое не колдовство, мы просто братья.
Я гадаю, кто из них приходил ко мне. Для чего им было нужно это?
– Братья не бывают одинаковыми настолько… – беспомощно бормочу я, в смятении прокручивая в голове всё то, что я говорила в наши встречи, и всё то, что мы… делали.
Раздается мягкий утешающий голос, но я снова не понимаю ни слова. Резко обернувшись, вижу еще одного молодого человека. Слава Велесу, он не является копией этих двух. Его глаза спокойного голубого цвета, а волосы мягкими волнами спускаются на плечи, за густой бородой прячется добрая улыбка. Он успокаивающе повторяет что-то, подняв ладони вверх, будто уговаривает и объясняет одновременно, но я не понимаю его. Внезапно он хмурится и, потянувшись к нам одновременно, обхватывает меня и Марфу чуть повыше запястья. Я чувствую энергию, словно меня окатили водой, – и вот его речь складывается в слова.
– В вашем мире, возможно, это не распространено, – голос незнакомца добрый и звучит приятно, словно журчание ручья. – Но в Мидгарде близнецы не являются чем-то особенным.
– В каком «нашем мире»? – я понимаю слова, но смысл ускользает. – Я не знаю, где Мидгард. Чемпион Перуна живет в Столице.
– О, всё немного сложнее, – мягко улыбается парень.
– У нас нет времени болтать! – это снова один из демонов… братьев. Тот, что с длинными волосами. Он снова сердито смотрит на меня, будто я совершила предательство. – Нужно отправляться в путь.
– Ладно тебе, Петрус, – утихомиривает его двойник. – Видишь, твоя подружка вот-вот с катушек слетит.
Тот, кого назвали Петрусом, темнеет лицом, и я почти чувствую, что небеса сейчас разверзнутся и ударит гром.
– Если ты забыл, дорогой братец, – Чемпион Перуна цедит с ненавистью, сдерживаясь изо всех сил, – кое-кто оказался слабым звеном в этой цепочке, – он тычет в моего недавнего собеседника, но тот и бровью не ведет, рассматривая голубыми глазами бескрайнее небо. – И теперь в любой момент всё может полететь в тартарары!
Повисает молчание. Этот длинноволосый, чемпион Перуна… Петрус… или кто он там, ведет себя будто главный. Но остальные не выказывают должного почтения. Это путает меня.
– Выдвигаемся! – не терпящим возражений голосом рявкает Петрус, разрывая тишину. – Мы с пленным – впереди! – рычит он. – Иешуа пусть сопровождает девушек, – он бросает взгляд на продолжающего смотреть в небо парня. – А ты, Андрис, следишь, чтобы этот блаженный ни на шаг не приблизился к проклятому Ньёрду! – он смотрит своему двойнику прямо в глаза.
Длинноволосый тыкает пальцами по сторонам, раздавая команды. И когда упоминает пленника, я слежу за движением его руки и замечаю вдалеке группу людей, которые переминаются с ноги на ногу, будто кого-то ждут. Среди них есть связанный человек – должно быть, это и есть Ньёрд. Больше ничего разглядеть не успеваю, потому что Петрус резко разворачивается и уходит, не дожидаясь ответа.
– Да-да, понял! – бормочет ему в спину двойник, а после делает непонятный мне жест. По тому, как быстро и неловко он посылает движение в сторону своего брата, я понимаю: это что-то неприличное. Кто же из них главный? Но вот бритоголовый оборачивается к нам и как ни в чём не бывало говорит:
– Андрис – это я. А это – Иешуа, – он указывает на голубоглазого. – А ты, должно быть, Марья! – Андрис произносит мое имя странно, на свой манер, произнося букву «р» грубо. – Я сто-о-олько о тебе слышал!
– А я – Марфа, – внезапно легкомысленно хихикает подруга, заставив меня дернуться. – Я Чемпион Макоши, а ты?
– Думаю, Иешуа расскажет лучше, – отвечает ей парень. – Но говорить придется в пути, чтобы мы не отставали от первой группы. Они уже половину Долины пересекли. Нужно торопиться.
Я так поражена, что даже не замечаю, где мы находимся. Оглядевшись, понимаю, что повсюду песок. Он похож на песок с побережья нашего поселения, но гораздо более горячий и будто твердый. Куда ни глянь – повсюду горы и горы песка. Я никогда не видела такого места на карте нашего мира. Попытавшись подняться, понимаю, что ноги вязнут по щиколотку, но дальше встречают сопротивление твердой земли. Дышать трудно, а если взглянуть вдаль, то воздух будто шевелится.
– Вам нужно освободиться от доспехов, – замечает Иешуа. – Слишком тяжелые. Не сможете идти.
Я не чувствую тяжести, но Марфа стонет и начинает с облегчением сдирать с себя наручи, поножи и нагрудник. Я молча повторяю за ней. Хочу спросить у нее, доспехи всегда были ей в тягость или что-то не так с ее силой, – но слишком много лишних ушей. Когда Марфа хочет оторвать рукава у полукафтанья, чтобы было прохладнее, Иешуа останавливает ее.
– Нет, – тихо говорит он, тронув ее за плечо. – Солнце сожжет твою белую кожу.
Он роется в заплечном мешке и достает нам по обрезу легкой ткани.
– Обмотайте голову и лицо, – он показывает на себе, как это лучше сделать. – Это защитит от солнца и песка.
Андрис повторяет движения Иешуа, и я понимаю, что для него так вязать ткань не в новинку. Он кивает нам, показывая, чтобы мы двигались вперед, и чуть погодя следует за нами, отставая на пару шагов.
Мы идем медленно, и, хотя вокруг бескрайний песок, я чувствую, что идем вверх. Постепенно Марфа начинает о