тставать, но, сравнявшись с Андрисом, придерживается его скорости без проблем. Я хмыкаю: эта девчонка нигде не пропадет.
– Не знаю, с чего начать, – говорит Иешуа, его голос приглушен тканью. – Потому что плохо понимаю, что именно тебе известно. Может, ты спросишь то, что тебя интересует в первую очередь, и постепенно я смогу рассказать все?
– Где мы? – выпаливаю я, потому что мы как раз взошли на песчаный хребет и открылось еще больше песка – до самого горизонта. В нечетком мареве я вижу далеко внизу, впереди, людей, движущихся плотным кольцом. Мы отстаем от тех, кто ушел с Чемпионом Перуна, но не сильно.
– Если говорить в целом, то мы в мире Нового Царства, – с готовностью откликается Иешуа. – А если в частности, то конкретно сейчас мы в Долине Цариц.
– Я ничего не понимаю. – Яснее не стало.
– Дело в том, что твой мир не единственный, – кажется, теперь Иешуа чувствует себя более уверенно.
Открываю рот, а потом закрываю. Что можно сказать на такое? Очевидно, он и правда блаженный.
– Я расскажу всё так, как нам рассказывали Петрус с Андрисом, – поспешно уточняет Иешуа. – Когда-то мир был цельным и бескрайним. Это было очень и очень давно. Но боги, погрязшие в битвах и войнах, почти полностью уничтожили человечество и землю. В одном из самых крупных сражений мироздание не выдержало и раскололось. Погибло очень много не только людей, но и самих богов, и мир начало разрывать на части. Опомнившись, боги объединили усилия и смогли сдержать разрушение. Заклятием они создали Столпы. Столпы держат частички мироздания вместе, но мир не стал цельным, как прежде, а стал больше похож на лоскуты, соединенные несколькими большими иглами. Столпы – место силы и то последнее общее, что есть у наших миров. Мы так близко друг к другу, но так далеко. Мы разобщены, потому что миры не пересекаются. Из одного в другой попасть можно только там, где они соединяются. Но никто не знает об этой силе Столпов. Никто, кроме богов и Путешественников. Для обычного человека Столпы – святыня и место поклонения, но никак не портал. Не знаю, понятно ли я рассказываю?
– Эм-м-м, да-да, – бормочу я. – Всё вроде как понятно, но… но… Частично эта былина есть в наших Летописях. Только там нет ничего про другие миры.
– Потому что о том, что миров несколько, знают лишь боги и Путешественники, – терпеливо повторил Иешуа. – Иначе зачем лишать Путешественников возможности говорить?
– Я…
И правда, зачем? Затем, чтобы они вечно хранили тайну, – вот зачем, Марья!
– Но зачем скрывать это? – мямлю я.
– Разве ты не захотела бы посетить другой мир? – усмехается Иешуа. Я, будучи всё еще ошеломленной, неопределенно пожимаю плечами. – Ну так я тебя уверяю: многие захотели бы. С годами в мирах сформировался совершенно разный уклад. В моем процветает рабовладельческий строй. Твой по сравнению с моим развит на много тысячелетий вперед. Петрус говорил, что у вас есть разные вещи, которые питаются молнией. Думаю, именно из-за наших различий боги и захотели держать людей разных миров подальше друг от друга. Может, им было интересно смотреть на разные пути развития человечества.
– Так… и что это за пути развития? – я всё еще пытаюсь уложить в голове то, что он рассказал, но мысли скачут.
– Давай лучше по порядку, – предлагает Иешуа, и я киваю. За разговором идти не так сложно, поэтому готовлюсь слушать и понимать.
– Сохранить удалось четыре мира. Сейчас мы в Новом Царстве. Твой мир называется Явь. Петрус с Андрисом – из Мидгарда. И есть еще Империя, – называя каждый мир, Иешуа загибает пальцы. Я быстро повторяю про себя названия. Новое Царство, Явь, Империя и… Он продолжает: – Игра существует в каждом мире, но правила везде разные. К этому я еще вернусь. Самое главное: в каждом мире боги именуются по-своему, но это одни и те же боги, понимаешь?
– То есть боги путешествуют между мирами, проводят Игры, властвуют над людьми и диктуют свои порядки, правильно? – уточняю я.
– В целом да, – смеется он. – Немного обобщенно, но верно.
– То есть Петрус – Чемпион Перуна из другого мира? – спрашиваю я.
– В его мире бог грома зовется Тором, – замечает Иешуа. – У нас же этого бога зовут Аммон, а в Империи – Зевс. Но в общем да: Петрус – Чемпион бога грома из мира Мидгарда.
– И у каждого бога по четыре Чемпиона? – я уже поняла это, но на всякий случай уточняю.
– Да, всё верно. По одному Чемпиону в каждом мире.
– Чей Чемпион ты? – интересуюсь я, пытаясь запомнить всё, что он мне говорит.
– Чемпион Себе́ка, – Иешуа оттягивает ткань, и я вижу, что на шее у него чернеет рыба. Этот рисунок не похож на нательные цветы Марфы. Рыба менее искусна и сделана простыми линиями, будто чернила на коже. – Бог пресных вод. У вас он повелевает также морями и ветром. Петрус называет его Ньёрдом.
– А мы – Стрибогом… – бормочу я, вспоминая мертвого Чемпиона в красивом доспехе, погибшего у Столпов.
– Сейчас имена богов не важны, – замечает Иешуа. – Да ты их и не запомнишь все. Я расскажу суть. В нашем мире Чемпионами становятся рабы, в Мидгарде Чемпионов готовят в специальных местах и право быть Чемпионом – ценность и гордость для рода. В Империи из Игры сделали настоящее зрелище, полюбоваться на бойню приходят тысячи тысяч людей, а сами Чемпионы – родные дети богов.
– Что?! – услышав это, я застываю как вкопанная.
Иешуа мнется:
– Да, в мире Империи принято… так скажем, богу или богине выбирать иногда себе смертных. От таких союзов и рождаются их Чемпионы. Самое здоровое отношение к Игре – на мой взгляд, в вашем мире. Вы будто воспринимаете ее как меньшее зло, как необходимость сдерживать жажду власти богов, их воинственность и стремление властвовать над душами.
– Самое здоровое отношение к Игре?! – возмущенно шиплю я. – Чемпионы рождаются в Великую ночь, их рождение предсказано Жрецами. Вот только многовато претендентов получается!
– Не понимаю… – хмурится Иешуа.
– В каждом поселении в Великую ночь появляется на свет около десяти-пятнадцати младенцев, – устало объясняю я. – Но к четырнадцати годам, когда нужно быть готовым для наставничества, все лишние оказываются мертвы. От каждого культа остается только по одному Чемпиону.
– Их убивают? – в голосе Иешуа я слышу ужас.
– Нет, – расстроенно бормочу я, жалея, что вспомнила. – Обычно это происходит… само собой. Несчастные случаи, плохо закончившиеся проказы, словно… выбраковка судьбы.
– Я не знал об этом… – виновато шепчет он. – Прости…
Я пожимаю плечами. Разве мы должны просить прощения друг у друга? Он был рабом; меня, словно свинью, готовили на убой. В ответе за это совсем не люди, а… боги.
Мы долго идем в тишине, и я пытаюсь уложить в голове всё то, что он рассказал. Получается, раз в двести лет проходят четыре Игры, и после боги заняты дележкой миров, чтобы править. Также боги наблюдают за развитием каждого мира, привлекая к своему культу всё больше и больше последователей. Расплачивается за этот порядок небольшая кучка якобы избранных.
– Как вы разрушили Игру? – спрашиваю я.
– Как ты заметила, Петрус и Андрис внешне одинаковы. В их мире таких детей зовут близнецами, – замечает Иешуа. Новое для меня слово он произносит не в первый раз, но я до сих пор ежусь от того, насколько спокойно он говорит об этой странности. – Петрус поступил на службу Тору, а Андрис был предназначен О́дину. Вы называете культ Одина «Путешественники», и это верно. Они странствуют между мирами, торгуют и молчат о том, откуда появилась та или иная диковинка. Однажды ради смеха Петрус и Андрис поменялись местами, и никто не заметил. Но Петрус, узнав о разных мирах, захотел разрушить божественную власть. Долгие годы он и Андрис собирали сподвижников среди Чемпионов. Он преследовал одну-единственную цель – убить богов.
– Но… почему? – недоумеваю я. – Зачем ему это?
Боги и вправду неплохо устроились. Да, я всей душой ненавидела Игру и необходимость принести свою жизнь в жертву, чтобы всё шло по-прежнему в мире. Но… убивать!
– Мидгард – очень жестокое место, – объясняет Иешуа. – Петрус и Андрис потеряли всю семью из-за Игры. Они хотят мстить.
– Что случилось с их семьей? – в ужасе шепчу я.
– Это не моя история, – качает головой он. – Тебе нужно спросить у Петруса.
– Почему ты пошел за ними? – я уже догадалась, но хочу услышать это от него.
– Чтобы освободить мой народ от рабства, – объясняет Иешуа.
Некоторое время молчим. Судя по количеству людей, что идут впереди, у Петруса немало сподвижников. Каждый преследует свою цель, и у каждого – своя причина идти за ним. В голове складывается более-менее четкая картинка. Петрус, притворяясь Путешественником, годами, перемещаясь между мирами, ищет последователей. Если бы я рассказала ему, что я – Чемпион, он бы позвал с собой? Есть ли у меня причина уничтожать богов? Если честно, нет. Слишком страшно от того, что наступит после. Вдруг станет гораздо-гораздо хуже? Но вот я здесь. Как непредсказуемы задумки судьбы… Я скрывала свою суть от Петруса, но всё же не умерла у Столпов, случайно оказавшись в сердце восстания. Но случайно ли?..
– Почему вы ругались с Петрусом? – вспоминаю, как очнулась, и решаюсь спросить.
– Я подвел его, – глаза Иешуа наливаются печалью. – Мой бог всё еще жив.
– К… как… что значит «всё еще жив»? – заикаюсь я. – Вы уже убили остальных?
– Да, – бормочет он, пряча глаза. – Такова и была задумка Петруса. Убийство в момент передачи сил. Но я не смог убить своего бога, и мы взяли его в плен, чтобы посмотреть, как можно обернуть мою оплошность на пользу делу.
– Но… как… – вспоминаю предостережение в глазах Велеса. Мой бог не просто повержен, но… мертв? Целый ворох мыслей взрывается в голове. Что стало с домом… С миром Яви? Как там Ягишна и Владан? Как отразилась смерть богов на Маре? Что теперь – когда стало ясно, что Игра не состоялась, – творится в Велесгороде, жива ли моя семья? Страх пронзает сердце, словно острая игла. В ушах начинает стучать, а сердце наливается болью.