Появилось солнце. Сад наполнился школьниками, прибежавшими помогать своему учителю.
«Как хорошо, - подумал отец Садыка, - что я послушался старика и уехал из города! Пусть они там сами - и Таджибеков, и следователь, и милиционер Иса, и этот в кепке…»
И только он это подумал, как увидел, что по дороге к кишлаку движется до странности знакомая фигурка.
«Не может быть! - про себя решил учитель Касым. - Откуда он здесь может появиться? И потом, ведь утро».
Из кишлака навстречу мальчику ехала арба. Мальчик что-то спросил у арбакеша. Тот остановил лошадь, переговорил о чем-то с мальчиком, и мальчик пошел в сторону школы. Это был Садык, сомнений не оставалось.
Отец отбросил кетмень в сторону и побежал ему навстречу.
3
Бухгалтер Таджибеков в это утро тоже занимался поливкой, он поливал свой двор. В левой руке он держал ведро и быстрыми, частыми движениями кисти правой руки расплескивал воду по земле. Жена уже поставила самовар, и горьковатый дым стлался по двору.
Таджибеков изредка неприязненно поглядывал на жену. Неужели она не может понять, что не его это дело поливать двор! Разбудила бы Азиза, пусть с утра потрудится.
- Дрыхнет еще? - спросил Таджибеков.
Жена как будто ждала этого вопроса.
- Вы всю свою жизнь отдаете гостям, - сказала она, - у вас только с гостями радости и горести, а о своем единственном сыне думать не хотите.
Таджибеков не позволял жене так с ним разговаривать, но, видимо, сегодня у нее веские причины.
- А в чем дело? - спросил он.
- Я вчера хотела вам сказать, - жена не меняла тона, - но у вас гости, дела, вы большой человек, к вам не подступись, а ребенка вашего убивают.
- В чем дело? - повторил Таджибеков.
- Уличные мальчишки убивают вашего ребенка…
- Подрался, что ли?
- Ему вчера три зуба выбили, - сказала жена. - Посмотрели бы, какая у него губа!
Только этого не хватало Таджибекову! Ему было совсем не до сына в эту минуту, слишком тяжелые заботы обрушились на него в последние дни, но сын все-таки единственный.
- За что? - спросил Таджибеков.
- Как за что? Ни за что. Из зависти. Вы же знаете, как нам все завидуют.
Таджибеков и впрямь был уверен, что ему все завидуют, но упоминание об этом не улучшило его настроения.
- Пусть придет сюда, - сказал он.
Азиз вышел во двор в подштанниках и галошах на босу ногу. И без того толстая нижняя губа распухла и была неестественно красной от запекшейся крови. Трех передних зубов не было. Отцу стало жаль его.
- Кто это тебя так отделал? - спросил он.
- Эсон, - сказал Азиз. И, чтобы разжалобить отца, приврал: - И еще Закир и Садык, трое на одного.
- За что?
Если бы Азиз сказал правду, отец, может быть, отнесся бы ко всему этому иначе. Ведь то, что Азиз сказал ребятам, он узнал от отца, и тот рассказал ему это не без умысла. Но Азиз решил соврать:
- Я стоял около трамвая, ел мороженое, а они подошли, сказали - дай мороженого. Я не дал. Тогда они стали меня бить.
- Кто первый ударил? - спросил Таджибеков, желая услышать, что сын все-таки сам затеял драку. Он подозревал его в трусости.
Но Азиз не понял, чего хочет от него отец, и продолжал оправдываться:
- Первым Садык ударил.
Таджибеков видел, что Азиз врет, но не стал уличать его во лжи.
- А зубы кто выбил?
- Это Эсон, - сказал Азиз, - он головой ударил.
- А ты сколько зубов вышиб? - внутренне накаляясь, спросил Таджибеков.
- Я не успел: их было трое, а я один.
- Так тебе и надо! - сказал Таджибеков. - Убирайся! Такой большой с малышами справиться не мог! Ты бы их ногами бил. Уходи! Пока губа не пройдет, на глаза мне не показывайся. Иди, иди! - Он долго с раздражением следил глазами, как сын уходит на женскую половину дома.
Мать очень любила Азиза и потому еще раз нарушила обычаи своей семьи.
- Вы бездушный человек, - сказала она мужу. - Настоящий отец пожалел бы ребенка, утешил бы его, сказал ему: «Не горюй, сынок, я накажу мальчишек, а тебе золотые зубы вставлю».
Таджибеков ничего не ответил. Он со злобой выплеснул из ведра остатки воды и ушел на свою половину.
Азиз лежал, уткнувшись в подушку, и плакал. Он не ждал ничего хорошего от разговора с отцом, но такого… «Если так, - думал он, - я сам отомщу. Я буду ловить их поодиночке и бить камнями. Или еще лучше - я буду поджидать их ночью и по одному убивать ножом».
Он представил себе, как ночью ждет в переулке и первым появляется Эсон. Азиз живо представил себе, как все это произойдет, и тут же огорчился. Вчера все совершилось так быстро, что Азиз и не заметил, как очутился на земле. А что, если и ночью в переулке Эсон ударит первый? Нет, нож не подойдет, решил Азиз. Хорошо бы наган. Конечно, наган лучше. Можно спрятаться за дувал и, когда они на пустыре будут играть в футбол, по одному их перестрелять.
…Бухгалтер Таджибеков и милиционер Иса шли по улице молча. Каждому не хотелось говорить вслух о том, о чем они думали. Они спешили, однако возле махалинской комиссии все же пришлось задержаться. Там стояли отец и мать Кудрата.
Хмуро поздоровавшись, Таджибеков сказал:
- Пока не нашли. Вот - обращайтесь к милиции.
- Обязательно найдем, - сказал Иса. - Человек не иголка.
- У нас вот какое дело, - сказал отец Кудрата. - Мы нашли справку, на которой круглая печать Махкам-ака. Эта справка дана магазину насчет бутсов.
Таджибеков взял справку и пробежал глазами.
- Ну и что? - сказал он.
- Эту справку писал наш сын, - сказал отец Кудрата.
- Да, - подтвердил милиционер Иса, - это его почерк.
- Ну и что? - сказал Таджибеков. - Покойный Махкам-ака не запрещал им играть в футбол.
- Я не про то, - сказал отец Кудрата. - Видите, на справке есть печать и дата есть - восьмое число. А ведь Махкам-ака убили седьмого и тогда же украли печать.
- Оставьте справку у меня, я разберусь, - сказал Таджибеков и собрался сунуть бумажку в карман своего френча.
Но отец Кудрата задержал его руку:
- Нет, справку вы отдайте мне. А вы разберитесь сами, как это могло случиться.
4
Поезд Москва - Ташкент остановился на станции Келес.
Платформы не было. Молодой человек спрыгнул с высокой подножки на землю и протянул руки, чтобы ссадить стройную девушку в ситцевом платье.
- Иди сюда, постой на узбекской земле, - сказал он. - Это уже почти Ташкент.
- В-высоко, - ответила девушка, - и поезд стоит мало.
Девушка слегка заикалась, но ей это почему-то очень шло.
Парень засмеялся, махнул рукой и побежал в сторону крохотного пристанционного базарчика. Он был в косоворотке и суконном пиджачке. Видавшие виды бумажные брюки были заправлены в залатанные хромовые сапоги.
- Талиб, - крикнула девушка, - скорей!
Паровоз прогудел отправление, а парень не спешил. В поезд он вскочил уже на ходу, держа в руках маленькую раннюю дыню. Они прошли в переполненный вагон, и Талиб сказал:
- Лера, значит, план такой: два-три дня в Ташкенте, навестим друзей, а потом в Фергану.
- Все правильно, - ответила девушка. - Только сначала в баню.
- Ты не представляешь себе, - сказал Талиб, - как я волнуюсь! Хорошо, что я не продал дом. Мне кажется, что он стоит и ждет меня. Он почти живой. В прошлом году я хотел махнуть сюда с Урала, и, если бы ты не ждала меня в Москве, я хоть на неделю бы сюда заехал.
- А мне хочется еще в Бухару съездить, - сказала Лера, - посмотреть подземную тюрьму, где ты сидел.
Люди с мешками и чемоданами уже вышли в тамбуры, толпились в коридоре, потому что справа и слева от поезда, как по волшебству, выскакивали новые пути, шпалы и гравий между ними становились все чернее от мазута. Наконец показался вокзал.
Вещей у них было немного - желтый фанерный чемодан, вещмешок и маленький саквояж, который Лера держала в руке.
- А кто-нибудь знает, что ты едешь? - спросила она на трамвайной остановке.
- Из Оренбурга я дал телеграмму председателю нашей махалинской комиссии, но нарочно не сообщил, какой поезд, чтобы не встречали… А может быть, лучше сначала домой? - спросил он. - Положим вещи и тогда в баню.
- Нет, сначала в б-баню.
…Талиб вымылся быстро и сидел на скамеечке возле женского отделения. Женщины всегда моются дольше мужчин. Но спешить Талибу было некуда. Он закурил папиросу и смотрел, как идут по улице люди. Вот на маленьком ослике проехал толстый седобородый старик в новой чалме. Из-за угла выскочил мальчишка с пачкой газет.
Талиб купил сразу несколько и внимательно, не пропуская ни одной заметки, стал читать. Газеты сообщали о том, что Максим Горький посетил летние военные лагеря, что по всей Ферганской долине, дающей около половины советского шелка, в полном разгаре заготовка коконов, что продолжаются поиски итальянца Нобиле, потерпевшего аварию по пути с Северного полюса. Еще в хронике газеты сообщали о первом полете советского дирижабля «Красный Химик-Резинщик» и о пожаре в деревне Прудки, Тульской губернии…
Из бани Лера вышла неузнаваемая. Она надела белое платье и новые черные туфли-лодочки.
- Очень я долго? - спросила она.
- Как всегда, - засмеялся Талиб. - Теперь домой.
На улице Оружейников в этот час было пусто. Никто из знакомых не повстречался. Талиб снял с калитки замок и удивился, что во дворе так чисто. На земле были видны следы метлы.
- Какой добрый Махкам-ака! - сказал он. - Наверно, сам прибирался. Только как он калитку открыл? По галерее, что ли, прошел?
Он отпер дом и распахнул два окошка - пусть проветривается.
- Ты тут наводи порядок, - сказал он Лере, - а я пока зайду в махалинскую комиссию и на минуточку к соседям. На базар вместе пойдем. Сегодня я буду делать плов.
- Только ты скорее, - сказала Лера. - Есть хочется.
Махалинская комиссия была заперта, и Талиб решил зайти к учителю Касыму.
Жена учителя встретила его как-то странно: