– Хватит болтать! Давай к делу.
– Лукино мы отправили в безопасное место, но это не важно. Бэн сейчас угонит твою машину подальше от города и бросит там. Мы едем в один тайный бордель. Там тебя должны увидеть и запомнить. Потом возьмешь такси и отправишься домой. Копы тебя там давно поджидают, это проверено. Твое алиби: машину у тебя угнали вечером, кто – не знаешь, заявить не успел. Спросят: «Где был?» – не отвечай. Твой главный козырь: был у шлюхи, но если ты назовешь адрес, это гнездышко накроют. Сам понимаешь, что тебе грозит, если ты выдашь копам местонахождение этого притона. Крепись, сколько сможешь. Потом расколись.
– Но ведь «гнездышко» действительно прикроют?
– Черт с ним! Мекли найдет им другое место. Дальше. Если начнут предъявлять тебе какие-то обвинения, поставь точку. Скажи коротко: «Без своего адвоката я отвечать на вопросы не буду!» На это ты имеешь полное право. Мы живем в свободной, цивилизованной стране.
Мне вспомнился разговор с Веллером Куином о притонах и борделях. Значит, Мекли уже начал поощрять подобные заведения. Ну и городок! Кандидаты в мэры один другого хлеще!
Бэн остановился в каком-то темном закоулке.
– Кто же мой адвокат? – спросил я.
– Чарльз Мекли. Уверяю, это имя повлияет на ход событий. Они обязаны дать тебе возможность связаться с ним. Позвони ему. Он будет ждать твоего звонка и тут же приедет. Остальное – его дело. Только так ты выпутаешься из этой истории. Ну, а теперь запомни адрес: Беркет-авеню, 735. Копы, конечно, проверят тебя и нагрянут сюда, возможно, тебя приволокут и на опознание, вот поэтому тебя здесь должны запомнить и ты тоже запоминай все детали. Мекли их предупредил, и нас ждут. Идем!
Мы прошли через подворотню и, поднявшись по железной лестнице, остановились перед тяжелой дубовой дверью.
Джерри нажал на звонок три раза. Ждать не пришлось, открыли сразу, и на нас обрушилась лавина всевозможных звуков: музыка, визги женщин, вопли мужчин – все слилось в немыслимую какофонию. Синий едкий дым повалил их помещения наружу.
На пороге стояла женщина. Нужно быть сумасшедшим, чтобы лечь в постель с чем-то подобным. Лицо женщины, видевшей в жизни больше ночей, чем дней, прошедшей сквозь самые темные закоулки, но так и не вышедшей на свет. Лицо, вполне подходящее для комнаты ужасов, когда сам стоишь в безопасности в противоположном углу у выхода.
– Это он? – прогрохотал ее бас.
– Да. Его зовут Крис, – ответил Джерри.
– Мэри, подойди, – гаркнула женщина.
Из– за ее спины появилась рыжеволосая девица. Ее юбка и блузка пылали ярким пожаром, полуоткрытая необъятная грудь, как и маленькое перемазанное личико, были усеяны веснушками. Изо рта торчала сигарета.
– Его зовут Крис, – прорычала бандерша. – Сегодня вечером ты с ним спала.
– Я не прочь продолжить, – мяукнула девица.
– Убирайся.
Мэри неохотно ретировалась.
– Запомнили? Все!
После этих слов дверь захлопнулась, и мы опять оказались в тихой мгле.
– Ты ее запомнил? – спросил Джерри, когда мы спускались вниз.
– Такое не забывается.
Моей машины на улице уже не было. Кругом пустые тротуары. Мы молча прошли пару кварталов и вышли к оживленному перекрестку. Джерри достал из кармана плоскую фуляжку с виски и подал мне.
– Выпей для убедительности и бодрости.
Я выпил. Джерри поймал такси. Виски не помогло. Я чувствовал себя больным и разбитым. Когда машина подъехала к моему дому, начало светать.
Они ждали меня у подъезда. Их было двое – в готовой, плохо сшитой форме. У них был вид бедняков, однако бедняков, гордых своей бедностью и своей силой, желающих всегда дать возможность вам почувствовать ее, ткнуть вас в нее носом, повозить в этом, а потом наблюдать с усмешкой, как вы корчитесь. Наблюдать безжалостно, но без злобы. А чего вы ожидали от них? Все, что они видели, – это грязь, пороки, нищета и отчаяние.
Один из них сделал шаг мне навстречу.
– Крис Дэйтлон?
– Да. А что такое?
12
В Главном управлении полиции города, куда я был доставлен незамедлительно, меня препроводили на второй этаж и втолкнули в небольшой прокуренный кабинет, табличку которого я успел прочесть: «Отдел по расследованию убийств». Немалую часть этого кабинета занимал сидящий за столом сержант.
Если бы у вас был приличный кусок глины, то после минимальной обработки – всего-то прилепить маленький комок на место носа, прорезать щелку рта и воткнуть пару спичечных головок в глазницы – вы получили бы весьма точный портрет этого парня. От одного его вида у меня поднялось кровяное давление.
– Нагулялся?! – гаркнул сержант голосом проснувшегося льва.
– Чем обязан? У вас накопились ко мне вопросы, или вы хотите мне что-нибудь шепнуть по секрету на ухо?
Взгляд сержанта не выражал дружелюбия.
– Без всяких секретов. И не на ухо, а по уху. Так мне сподручней.
Он кивнул своим молодцам, и они оставили нас вдвоем. Не могу сказать, что мне стало от этого уютней.
– Садись, – гаркнул он, вынув из кармана пачку жевательной резинки. Распечатав ее, он достал пластинку и зашвырнул ее в щель, как в топку паровоза. Я прошел к столу и сел на стул против сержанта.
– Ты Дэйтлон?
– Да. Именно так меня называют с того момента, как я появился на свет.
Его массивные скулы пришли в движение, трудясь над резинкой.
– Недавно появился, а если уж быть совсем точным – выпустили тебя на свет божий две недели назад…
– Вот именно, выпустили на свет. А вы опять…
– И напрасно. Я бы тебя помариновал еще несколько годочков. Тюрьма, я смотрю, тебя ничему не научила!
Вид у него был свирепый, и я понял, что, промолчав, не обижу его.
– Говори, где ты был весь вечер и что делал? – его голос прозвучал как свист бича.
– Гулял. А вы обиделись, что я вас не позвал с собой?
– Если ты еще что-нибудь подобное ляпнешь, я сверну тебе шею, Дэйтлон!
– По-вашему, если я сидел в тюрьме, меня можно хватать по любому поводу? Или вы решили сделать из меня козла отпущения? Хотите пришить мне…
– Говори, где ты был?
На лбу у него вздулись жилы, а мочки ушей стали яркими, как рубины.
– Почему я должен отчитываться перед вами? Это – мое дело, сержант. Я совершеннолетний, живу на свободе в свободной стране.
Он начал вздуваться, как мыльный пузырь.
– Твоя свобода кончилась! – Стул под ним заскрипел, он приподнялся. – Отвечай, где ты был?
– У вас не все в порядке со слухом? – вежливо осведомился я.
Что– то громадное мелькнуло у меня перед глазами, и я очутился на полу в противоположном конце кабинета. Мой полет остановила стена Я помотал головой, как пес, выходящий из воды, и попытался встать. Сильная рука подхватила меня за воротник, и я взлетел вверх. Этого сержанту показалось мало, и он опять собрался обрушить на меня свой кулачище. Я зажмурился.
– Оставь его, Джос.
Хватка ослабла. Я отпрянул назад и взглянул на дверь. На пороге стоял сутулый жилистый мужчина лет пятидесяти в штатском. У него были коротко остриженные волосы, седые виски, а щеки висели, как У бульдога.
– Вот, шеф, это Дэйтлон. Молчит или кривляется, но толком говорить не хочет, – пробурчал сержант и отошел в сторону.
– Я капитан Феллоу, чтобы вы знали.
Он косо посмотрел на меня бесцветными глазами, подошел к столу и сел на край.
– Что здесь происходит? – спросил он сонным голосом, обращаясь ко мне.
– Мы с сержантом беседуем, – ответил я, поправляя галстук. – Наш диалог идет в цвете. Сержант краснеет от злости, а я белею от страха.
– Напрасно вы так, Дэйтлон.
Капитан достал сигареты и предложил мне.
– Благодарю, но я не курю. У меня предрасположение к раку легких.
– Ну, что вы паясничаете? Дело серьезное. Вы думаете, у нае мало забот?
– Какое мне дело до ваших забот, у меня своих хватает. Если вы меня обвиняете…
– В чем?
– Я понял, что успел вовремя заткнуться.
– Понятия не имею, что у вас там случилось. Может, кошку забыли выпустить из дома. Я возвращаюсь с вечеринки, меня –хватают и волокут сюда, чего-то требуют, бьют по морде. Вы что, думаете, на вас нет управы?
Фэллоу закурил и подошел ко мне вплотную.
– Теперь моя очередь произнести небольшую речь. – Он говорил твердо и спокойно, его сигарета во рту, словно дирижерская палочка, подпрыгивала в такт словам. – И эта речь вам не очень понравится. Мы копперы, и все ненавидят нас. Но в придачу ко всем неприятностям мы получили вас. Будто нам мало того, что на нас нажимают парни из Сити-Холла, шеф полиции, мэр в своем кабинете, который в четыре раза больше, чем весь отдел по расследованию убийств. Как будто нам не пришлось раскрыть семьдесят шесть убийств за прошлый год, сидя в грех жалких комнатушках, где на всех не хватает стульев. Мы проводим свою жизнь, копаясь в грязном белье и нюхая испорченные зубы. Мы карабкаемся по темным лестницам, где нас поджидает пуля, а наши жены ждут нас к обеду. Но мы почти не бываем дома, а если бываем, то такие уставшие, что не можем ни есть, ни даже спать, ни читать ту ахинею, которую пишут о нас в газетах. И так мы лежим без сна в дешевом доме на дешевой улице и слушаем, как развлекаются пьяные в квартале. И как раз в тот момент, когда мы готовы провалиться в сон, звонит телефон, и мы должны вставать и начинать все сначала. Что бы мы ни делали, все всегда плохо. Если нам удается заставить парня признаться, то говорят, что мы выбили силой признание, и какой-нибудь стряпчий в суде называет нас садистами и ухмыляется, когда мы коверкаем слова. Если мы ошибаемся в работе, то на нас опять напяливают форму и возвращают на улицу, где мы проводим вечера, подбирая пьяных на тротуарах, разгоняя шлюх и отбирая ножи у хулиганов. Но всего этого мало для нашего счастья. Так господь послал нам еще вас, Дэйтлон.
– Я не понимаю, что я такого сделал?
– Речь идет об убийстве. Вашу машину видели у места преступления. Если вы будете продолжать крутить, я больше не буду останавливать Джоса.