Весна шла с зелёным шумом свежей листвы, с теплом и ароматами первых цветов. Слева и справа от узкой тропы в берёзовой рощице все прогалины были затканы золотом гусиного лука, голубыми пятнами пролесок, розовыми хохлатками. В редком ельничке синела медуница, по крутому склону были рассыпаны белые звёздочки анемон, у самой воды желтели тугие бутоны калужницы.
В такую пору весны, давным-давно, бегал я на рыбалку босиком, придерживая старые штаны, которые еле держались на одной пуговице. А как вспомнил о прошлом, захотелось пережить хоть каплю того, что было рыбацким счастьем в детстве... Пескарь! Вёрткий, плотный, желтоватопятнистый, с какими-то задумчивыми глазами на тупом рыльце, украшенном прозрачными усиками...
«Поищем его здесь», — решил я и стал приглядывать место на реке, предвкушая чудесную рыбалку детских лет: закинул червяка за камень, клюнуло, подсек, пескарь в кулаке!
Тропа вывела меня на опушку, где длинной шеренгой стояли новенькие дома, а возле них напропалую свистели и трещали скворушки. А по всему отвесному берегу, выше домов с зелёными и голубыми наличниками на окнах, белым навесом раскинулась цветущая черёмуха — просто сказочный терем. И в нём громко хлопотала шумная колония дроздов.
Я пристроился на шатких мостках через Рузу, остро пахнущих свежими сосновыми досками, и превратился в озорного мальчишку, который дрожащей рукой снимает с крючка мокрого, трепещущего пескаря и жадно глядит, куда бы снова закинуть насадку.
Рыбалка так захватила меня, что я не вдруг заметил, как умолкли дрозды и скворцы, острый ветер колыхнул кусты черёмухи и седой рябью промчался по реке.
Из-за леса быстро наползло дымчатое дождевое облако. Дружно зашумели одинокие присадистые сосны, закачались три берёзы-сестрички над обрывом у просёлочной дороги. И небольшая зелёная тучка, клубясь, надвинулась ко мне из кустов черёмухи, изредка касаясь воды. И мне вдруг почудилось, что я задыхаюсь в теплице, где от влажной духоты и одуряющих запахов перехватывает в горле.
Тучка так окутала меня, что скрыла из глаз дома, берега, гребёнку леса. И сейчас же стеной навалился спорый, тёплый дождик. Я побежал по мосткам, перевёл дух у первого же крыльца и оглянулся. Что за диво? Снова пришёл рассвет: цветной, зелёной тучки как не бывало! Вода в реке кипела пузырями от крупных капель дождя, вдоль берегов сползала седая зелень, покачиваясь на волне.
Редкую картину удалось подсмотреть мне: ветер сбил в густую тучку пыльцу цветущей черёмухи, дождём прижало её к воде. И зеленоватой мутью угнало по течению...
А весна не дремала. Короткий дождик закончился; вдали, над лугами, пробились в земле лучи солнца, вспыхнула крутая, высокая радуга. Засвистели, по-соловьиному залились трелями скворушки и дрозды.
Я снова выбрался к мосткам. Пескари, недавно перепуганные ветром, дождём и тучкой, словно того и ждали, что я появлюсь перед ними с удочкой и подкину им червяка. И пошла весёлая рыбалка, как в том далёком, давнем детстве!..
Вл. Архангельский
Кай Е. Всем хорошо!
ВСЕМ ХОРОШО!
Всем хорошо,
Если мир на земле:
И людям,
И птицам,
И даже пчеле...
Раннее утро.
Скрипит коростель.
В клевер зарылся
Ликующий шмель.
Сделал свой первый
Неловкий шажок
Рыжий лосёнок
У маминых ног.
В луже болотной
Среди камыша
Лягушка
От счастья
Сидит не дыша.
Песню кузнечик
Завёл в ковыле...
Как хорошо,
Если мир на земле!
Е. Кай
Бочарников В. Пласт
Раньше Васятки Берёзина пришёл я в поле, чтобы поглядеть, как широкоплечий, с могучей грудью и руками богатыря тракторист поднимет первый пласт.
Тракторный гул накатывался со стороны деревни, и как бы пропущенные через него глуше слышались трели жаворонков; чибис то взмывал высоко-высоко в голубое небо и широко плескал своими крыльями, то складывал их и комом, отвесно, падал к земле, но у самой жёсткой, прошлогодней стерни успевал-таки развернуть крылья и крикнуть: «Чьи вы, нивы?.. Чьи вы, нивы?..» — и опять торопился в вышину, беспредельно залитую солнцем.
Васятка вывел свой трактор на исходную позицию и, чуть помешкав — кто же из трактористов и вообще людей деревенских не волнуется перед первым пластом! — двинулся вперёд. Взревел дизель, резиновые рубцы колёс обернулись раз, обернулись два, и четырёхлемешный плуг напористо вошёл в землю и вывернул первый пласт. Вернее, четыре пласта. Четыре чёрных, только что поднятых крутых волны. Васятка выглянул из кабины, кепкой вытер лоб. Он увидел пласты и уловил хмельной запах свежей земли, солнца, металла. Все запахи смешались, сгустились и сразу породнили его, хлебопашца, с землёй.
Что он чувствовал? Радость и нетерпение — ведь разлука между ними была такой долгой. А может, он понимал сердцем, руками, двигавшими рычаги машины, всем своим существом, что пашет не просто поле, не просто землю, а земной шар, пашет на виду у всех людей, чтобы дать жизнь, и радость, и счастье. Тут будешь стараться! Крайний пласт лёг на носки моих кирзовых сапог, как в живую воду окунулся я в запахи пашни.
— При-вет! С почином! — крикнул я.
Но Василий не остановился, не сбавил ход — видно, не слыхал. Он жил первым пластом. Чтобы помнить его долго-долго, чтобы снился, чтобы звал к работе.
В. Бочарников
Бахревский В. Мама и солнце
МАМА И СОЛНЦЕ
Проснулись глаза —
Я встаю.
Мне не трудно.
— Мама и солнце,
Доброе утро!
А на пороге
Весёлый олень,
Друг быстроногий
По имени День.
Скачем и прыгаем,
Плаваем, пляшем,
Дождик прольётся —
Нам дождик не страшен.
Тёплые лужи,
Ноги босые,
Заросли трав
И чащобы лесные.
Тал, мать-и-мачеха,
Ряска и хвощ.
А дома нас ждёт
Удивительный борщ.
— Спасибо, мама!
День-дилли-день,
Длинноногая тень,
Что пригорюнился,
Друг мой олень?
Что ты услышал?
Чей это рог?
Вздрогнул и мчит
Без пути, без дорог.
Вечер — не вечен,
Любит он сказки.
Сны к нему в гости
Летят на салазках.
Землю покачивают поезда
— Что это, мама?
— Упала звезда.
Спи.
Утро вечера мудренее.
В. Бахревский
Дмитриев Ю. Парничок под снегом
В лесу ещё пусто, голо, ещё почти повсюду лежит снег, но весна уже пришла! Это чувствуется во всём и даже в том, что появились уже первые цветы. Точнее, первый цветок. Там, где посильнее пригревает солнышко и где сошёл уже снег, на серой или бурой земле сверкают, как маленькие яркие лампочки, жёлтые цветочки мать-и-мачехи. Они немножко похожи на цветки одуванчика — такие же жёлтенькие, только гораздо меньше. Поэтому и не спутаешь их с одуванчиком. Не спутаешь ещё и потому, что у одуванчика сначала появляются листья, а потом уж цветочки, у мать-и-мачехи же — наоборот: сначала цветочки, а потом уж листья. Хотя название это растение получило как раз благодаря листьям. Верхняя часть листа у мать-и-мачехи гладкая и всегда прохладная. Приложишь к щеке — холодновато. Это — мачеха, говорили раньше в народе. А нижняя сторона листа покрыта мягким пушком и всегда тёплая — это родная мать. И хоть мачеха вовсе не обязательно бывает злая и холодная, так уж издавна повелось думать и говорить. Поэтому так и назвали это растение.
Есть у него и другое название, оно тоже дано растению благодаря его листьям. Издавна из листьев мать-и-мачехи в народе готовили лекарство против кашля. Поэтому учёные назвали мать-и-мачеху «туссилаго», от латинского слова «туссис» — «кашель».
Но меня весной в лесу интересует мать-и-мачеха совсем по другой причине. Тот, кто бывал в лесу ранней весной, может быть, задумывался: когда же это растеньице успело набрать силы, расцвести, если ещё так холодно, если ещё вокруг лежит снег?
Не знаю как другие, а я часто задумывался над этим и удивлялся. Теперь-то я знаю это и могу поделиться с теми, кто тоже хочет узнать. Оказывается, мать-и-мачеха набрала силы и даже расцвела под снегом. Кто захочет, может в этом легко убедиться сам.
Мать-и-мачеха обычно растёт по откосам, по берегам рек, вдоль канав. Вот тут-то и надо весной раскопать снег. Он сейчас уже не глубокий, и расчистить место ничего не стоит. И вот уже из ямки в снегу глянул весёлый жёлтый глазок. Здравствуй! Как же ты вырос под снегом? Цветок, конечно, молчит. Но можно самому выяснить это. Для этого надо чуть в стороне опять раскопать снег. Но теперь уже осторожно, медленно. Вот снят последний слой снега, и что-то слабо треснуло. Ага, это тоненькая корочка льда. А под ней, в небольшом пустом пространстве, — цветок. Он рос как бы под ледяным куполом, который сейчас сломался. Получается, что мать-и-мачеха растёт как бы в парничке.
Этот парничок, конечно, никто не устраивал для мать-и-мачехи, растеньице само устроило его себе. Растение дышит, образует тепло. От этого тепла снег вокруг подтаивает. Помогают растению и солнечные лучи, которые пробиваются сквозь неглубокий снег и участвуют в строительстве парничка.
Так в этом парничке и растёт мать-и-мачеха, дождётся, пока снег растает и она сможет украсить собой ещё хмурый весенний лес.
Юрий Дмитриев