...И плывёт наш остров, как корабль: слева — Нева, справа — Невка, впереди — открытое море.
Юрий Яковлев
Гольдин А. Об Аркадии Гайдаре
К 70-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ А. П. ГАЙДАРА (1904—1941)
ОБ АРКАДИИ ГАЙДАРЕ
В грозном 1917 революционном году Аркадию Голикову было всего неполных четырнадцать лет. Он всегда был рядом с большевиками-коммунистами, выполнял их различные поручения, участвовал в борьбе с белогвардейщиной и контрреволюцией. Вот как Аркадий Гайдар, когда он уже был известным писателем, писал об этом времени: «Когда взметнулись красные флаги Февральской революции, то и в таком захудалом городке, как Арзамас, нашлись хорошие люди. Их было немного, держались они кучкой. Смело выступали они на митингах. Не боялись ни торжественной церковной анафемы, то есть проклятия, которой при громе всех колоколов предавали их попы всех рангов и мастей. Не слушали их озлобленные крики, всех этих мясников, лабазников, монахов и престарелых кротких инокинь, которые покинули свои кельи, со злобой шатались по митингам и собраниям.
Позже я понял, что это за люди. Это были большевики. Но что такое большевик, по-настоящему понял я намного позже. Люди эти заметили, что мальчишка я любопытный, как будто бы не дурак и всегда верчусь около. Понемногу стали они доверять мне и давать разные мелкие поручения: сбегать туда-то, отнести то-то, вызвать того-то. А я бегал, относил, вызывал, а сам всё слушал и слушал. И кто такие большевики, мне становилось всё понятнее, особенно после того, как побывал я с ними на митингах, в бараках у беженцев, в лазаретах, в деревнях и у деповских рабочих».
В то время мы были учениками 4-го класса Арзамасского реального училища. И Аркадий учился, редко пропуская занятия, а когда революционные дела очень его задерживали и он не смог бывать на уроках, то всегда старался нагнать упущенное. Ведь он был избран председателем классного комитета, был вожаком класса и учиться плохо не мог. Достаточно сказать, что по русскому языку и литературе у него были одни пятёрки.
Время было трудное, холодное, голодное... И, по существу, единственным старшим мужчиной в семье был Аркадий.
Отец Гайдара — Пётр Исидорович Голиков — воевал в это время в Сибири против войск Колчака, а мать — Наталья Аркадьевна — по заданию партии находилась в Крыму, и жил Аркадий вместе со своими младшими сестрёнками: Натальей, Олей и Катей.
Жили они в небольшом домике вместе со своей тёткой. Этот домик сохранён. Теперь в нём Музей-квартира Гайдара.
Удалось обнаружить чрезвычайно редкий снимок, на котором Аркадий снят со своими сестрёнками.
В одной из автобиографий Гайдар написал: «С 10 лет, с начала мировой войны остался учиться один в Реальном училище, в городе Арзамасе».
Но несмотря на чрезвычайно трудные условия жизни и быта, несмотря на разруху и голод, продолжая учиться в школе и выполнять поручения большевиков, Аркадий был очень заботливым братом, любил своих сестёр и всячески, как только мог, помогал им.
Впоследствии, когда он ушёл добровольцем в Красную Армию, он посылал им в Арзамас сэкономленные продукты из своего военного пайка, деньги из зарплаты, письма... Эта доброта, теплота и любовь к сёстрам прошла через всю его жизнь. Ныне покойная, старшая сестра Гайдара, Наталья Петровна, часто рассказывала мне о постоянном внимании брата к её судьбе и его помощи, если она требовалась.
Другая сестра, Ольга Петровна, ныне живущая в Москве, вспоминая свои детские годы, рассказывала: «...росла я слабым, болезненным ребёнком, не любила гулять — трудно было ходить. Тогда Аркадий пристроил к велосипеду специальное сиденье и каждое летнее утро будил меня в шесть часов утра и увозил в лес, иногда на целый день. Любовь к людям, исключительная доброта были его постоянными качествами».
Ольга Петровна ещё говорила о его ранней гражданской зрелости, о необыкновенной преданности революции. Познакомила она и с неизвестными ранее стихами брата:
... И звездою путеводной
К доле светлой и свободной
Мы горим...
Нет звезды той ярче, краше,
И весь мир мы светом нашим
Озарим...
Гайдар очень любил отца и мать, вёл постоянную переписку с ними, когда приходилось быть в разлуке. Сохранилось более десятка писем, которые писал Аркадий сначала из Арзамаса, а затем с различных фронтов гражданской войны своему отцу в Сибирь. Эти письма полны сыновней любви, уважения, теплоты и искренности. Общие цели, единые взгляды на жизнь, на революцию сближали отца и сына, они советовались, делились друг с другом всем важным и большим, что происходило в их личной жизни и вокруг них, во всей Советской стране.
Известно, как тепло относился Гайдар и к матери. Не успев демобилизоваться из Красной Армии, в 1924 году он просит направить его в Крым, где живёт больная туберкулёзом мать. Он заботливо ухаживает за ней, читает ей свою первую повесть «В дни поражений и побед», тяжело переживает смерть матери.
Известно, что в 15 лет Гайдар командовал взводом, ротой, в 16 лет — батальоном, а в 17 лет — полком и некоторое время даже замещал должность командира дивизии. Почему же ему, ещё мальчишке, совсем юному гражданину молодой Советской Республики, доверялась такая ответственность и столь почётное дело, как защита Родины с оружием в руках, командные должности, которые он занимал?
Думаю, что не ошибусь, если отвечу на этот вопрос так: честность, смелость, исключительная дисциплинированность, исполнительность плюс активная, собственная инициатива, умение принимать правильные решения в сложной боевой обстановке, забота о бойцах, личный пример, преданность делу Революции, ненависть к её врагам — вот те основные качества, которые не могли не заметить его начальники и руководители. Вот почему ему доверяли, выдвигали и назначали на высокие должности, о которых сегодня можно только мечтать и заслужить большой, упорной учёбой и работой.
Любовь к Красной Армии Гайдар пронёс через всю свою жизнь и великолепное творчество. Всю свою сознательную жизнь он отдал Красной Армии, созданию светлого царства социализма. Значительная часть его творчества посвящена военной теме. Он написал: «Вероятно, потому, что в Армии я был ещё мальчишкой, мне захотелось рассказать новым мальчишкам и девчонкам, как оно начиналось, да как продолжалось, потому что повидать я успел всё же не мало».
22 февраля 1974 года исполнилось 70 лет со дня рождения замечательного писателя, друга детей Аркадия Гайдара. Очень жаль, что Гайдар погиб так рано, ведь он был убит фашистской пулей, когда ему было всего 37 лет. Но книги Аркадия Петровича Гайдара продолжают жить и учить наших детей быть достойными своей великой Родины. Не случайно незадолго до гибели первый космонавт мира Юрий Гагарин в день рождения дочери Леночки подарил ей томик произведений Аркадия Гайдара и написал на книге: «Моей дорогой Леночке в день рождения. Будь нужной людям, как Аркадий Петрович Гайдар. Папа».
А. Гольдин
Гайдар А. Обрез
Писатель А. П. Гайдар, а в дни гражданской войны — командир полка Аркадий Голиков, в походном своём чемодане возил школьные тетради с разными записями, набросками будущих произведений.
«Обрез» — один из ранних рассказов А. П. Гайдара.
Мой помощник Трач подъехал ко мне с таким выражением лица, что я невольно вздрогнул.
— Что с вами? — спросил я его. — Уж не прорвались ли геймановцы через Тубский перевал?
— Хуже, — ответил он, вытирая ладонью мокрый лоб. — Мы разоружаемся.
— Что вы городите? — улыбнулся я. — Кто и кого разоружает?
— Мы разоружаемся, — упрямо повторил он. — Я только что с перевала. Эта проклятая махновская рота уже почти не имеет винтовок. Я наткнулся на такую картину: сидят четыре красноармейца и старательно спиливают напильниками стволы винтовок. Я остолбенел сначала. Спрашиваю: «Зачем вы это делаете?» Молчат. Я кричу: «Что же это у вас из винтовок получится? Хлопушки?.. Ворон в огороде пугать?» Тогда один ответил, насупившись: «Зачем хлопушки?.. Карабин получится, он и легче и бухает громче, из его ежели ночью по геймановцам дунуть, так горы загрохочут — вроде как из пушки». Нет, вы подумайте только: карабин... Я ему говорю: «Думать, что если от винтовки ствол отпилить, то кавалерийский карабин получится, так же глупо, как надеяться на то, что, если тебе, балде, голову спилить, то из тебя кавалерист выйдет». — Трач плюнул и зло продолжал: — Я даже не знаю, что это такое... Это нельзя назвать ещё изменой, потому что на перевале они держатся как черти, но в то же время это прямая измена, равносильная той, что если бы кто-нибудь бросил горсть песку в тело готовящегося к выстрелу орудия.
— Вы правы, — ответил я,— это не измена, а непроходимое невежество... Четвёртая рота прислана недавно, в ней почти одни бывшие махновцы... Поедемте к ним.
И пока мы ехали, Трач говорил мне возмущённо:
— Когда-то я бесился и до хрипоты в горле доказывал, что снимать штыки с винтовок — безумие. Ибо винтовка — машина выверенная, точная, ибо при снятом штыке перепутываются все расчёты, отклонения пули при деривации... но это же пустяки по сравнению с тем, когда отхватывают на полторы четверти ствол. Стрелять из такой изуродованной винтовки и надеяться попасть в цель так же бессмысленно, как попробовать попасть в мишень из брошенного в костёр патрона. Да что тут говорить... Вот погоди же, я сейчас докажу им... они позаткнут свои рты! — И он зло рассмеялся.
— Что вы хотите сделать? — спросил я.
— А вот увидите.
... Мы подъезжали к перевалу. Нагромождённые в хаотическом беспорядке, огромные глыбы тысячепудовых скал то и дело преграждали путь. Последний поворот — и перед нами застава. Построили роту развёрнутым фронтом. Скомандовали: «На руку!» Пошли вдоль фронта. Вместо ровной щетины стальных штыков перед нами был какой-то выщербленный частокол хромых обрезков, из которых только изредка высовывались стволы необрезанных винтовок, но и те были без штыков...