А вскоре произошло ещё одно чрезвычайное происшествие.
Рано утром, как обычно, пришёл убирать террариум молодой рабочий Виктор. Дверь, отделяющая живой уголок от других помещений, на ночь запиралась на ключ. И кроме того, на неё ещё вешали замок. Виктор взял у дежурного ключи, открыл сначала замок и оставил его висеть на двери, затем отпер её ключом.
Взяв щётку, совок и тряпку, он пошёл по проходу между аквариумами и клетками в противоположный конец живого уголка. И вдруг услышал, что кто-то бежит за ним.
Он обернулся и обмер: его догонял, ощерив пасть, Тотоша.
Опомнившись, Виктор бросился к клеткам и, петляя между ними, выскочил из уголка. Защёлкнул висевший на дверях замок и во весь дух помчался в нижний этаж к дежурному.
— Крокодил сбежал!— задыхаясь, кричал он.
Александр Леонидович перед уходом на работу услышал телефонный звонок.
— Крокодил вылез! Крокодил сбежал! — кричал ему в трубку охрипшим от волнения голосом Виктор.
— Еду! Готовьте большую мокрую тряпку или мешок! — крикнул в ответ Александр Леонидович, выскочил на улицу, остановил первую идущую машину, объяснил водителю, что произошло, и через несколько минут был у Дворца пионеров.
У входных дверей его уже ждали: растерянный Виктор с большой мокрой тряпкой, дежурный пожарник с огнетушителем, гардеробщица с ведром воды и дворник с метлой.
Александр Леонидович, схватив мокрую тряпку, мигом поднялся на второй этаж, Виктор — за ним, за Виктором — остальные.
Открыв висячий замок, Александр Леонидович вбежал в живой уголок и увидел на полу Тотошу, внимательно изучавшего забившихся под самый верх клетки, перепуганных Мику и Макса.
Александр Леонидович подбежал к Тотоше, набросил на него мокрую тряпку и, ухватив поперёк туловища, опустил в террариум к застывшему от удивления Кокоше.
Как Тотоша вылез из террариума, как перевалился через его деревянную ограду, до сих пор остаётся загадкой.
После этого события крокодилов переместили в другой террариум, перегородили его, и Тотоша с Кокошей живут теперь отдельно. Это пошло им на пользу. Они стали лучше есть и немного подросли.
Кайманы растут до трёх с половиной метров, но, к счастью, в течение ста лет!
Целестина Клячко
Гарф А. Маша-Мураша
Далеко-далеко в тёмном лесу жила-была Маша по прозванию Мураша. Вот однажды муравьи и говорят ей:
— Машенька, Мурашенька, мы на работу пойдём, а ты подомовничай, подмети, по воду сходи, печь истопи.
Сказали и пошли.
А Маша надулась, к стене повернулась и ну приговаривать:
— «Подмети» — стану я! «По воду сходи» — как же! «Печь истопи» — вот ещё! Возьму-ка я ореховый посошок, пойду гулять на зелёный лужок.
Гуляла-гуляла и дорогу домой потеряла. Заблудилась. Бродила-ходила, а солнце тоже не стояло на месте, оно ушло за реку. Заря побледнела, земля потемнела. Остыла трава, выпала роса. Холодно стало Маше, страшно Мураше. Сунулась она туда, кинулась сюда и увидала мышиную норку. Заглянула, а там светло, там тепло. На столе светлячок, будто свечка, светится, в печи гнилушка зелёным огоньком горит. На печи чайник поёт-шумит, под лавкой мышата спят, на лавке зеркальце блестит. А перед зеркалом сама хозяйка мышь. Нацепила на хвост голубой поясок, надела на голову зелёную шляпку, натянула на лапки красные перчатки.
— Ах, Машенька! Ах, Мурашенька! Я к друзьям на свадьбу спешу, а ты здесь посиди, за моими детками присмотри, светляка чаем угости. Принесу тебе за это пирога с капустой.
Сказала и убежала.
— «Здесь посиди» — стану я! «За детками присмотри» — как же! «Светляка чаем угости» — вот ещё! Возьму-ка я свой ореховый посошок и пойду гулять на серебряный лужок.
— Не ходи, солнце давно зашло, — сказал светляк.
— Поду-у-маешь! Солнца нет, зато луна есть.
Взяла посошок и пошла.
А небо черным-черно, ни звёзд, ни луны, туча по небу ползёт, тень по земле стелется. Шла Маша, шла Мураша и оступилась, в ямку упала, посошок потеряла, нос разбила и заплакала:
— Муравьи плохие, мышь злая, одна я на всём свете хорошая, милая, пригожая...
А мышь в это время со свадьбы домой шла, пирог с капустой несла. Услышала плач, оглянулась, подошла поближе и увидела Машу.
— Машенька, Мурашенька, протяну я тебе свою серую лапку в красной перчатке, ухватись и вылезешь из ямы.
— Как же!
— Машенька, Мурашенька, спущу я тебе свой хвостик с голубым пояском, уцепись и вылезешь из ямы.
— Стану я!
— Машенька, Мурашенька, сломлю-ка я ивовый прутик, повешу на него свою зелёную шляпку, садись туда, я тебя вытащу.
— Вот ещё!
— Ну и оставайся где хочешь.
Кинула ей мышь пирога с капустой, а сама побежала к своим деткам.
Маша пирог съела, надулась, к стене повернулась и только было начала приговаривать: «Вот ещё! Как же! Стану я!» Но тут как хлынул дождь из тучи! Залило дождём все ямы и овраги, подхватила вода Машу, понесла Мурашу вон из леса. Испугалась Маша, заплакала:
— Ой-ой-ой! Спасите, помогите... Я больше такой сердитой не буду!
Может, вы когда-нибудь её повстречаете, да вряд ли узнаете. Она теперь поумнела. Посмотрите, какие славные пироги испекла, как приветливо нам улыбается.
Анна Гарф
Раскин А. Как папа обманывал учительницу
Когда папа был маленьким и учился в школе, он очень любил свою учительницу. И все ребята её любили. Она была высокая, некрасивая, всегда носила только тёмные платья. Это взрослые говорили, что она некрасивая. Маленькому папе она казалась очень красивой. А звали её так: Афанасия Никифоровна. Она была весёлая и строгая. Но важнее всего было то, что она была очень справедливая. И все ребята знали: если Афанасия Никифоровна сердится на них, значит, они виноваты. Никогда она не сердилась на ребят зря. И у неё не было любимчиков. Она любила всех своих учеников. И на каждого могла рассердиться, если он шалил или не сделал уроков. Все ребята знали, что Афанасия Никифоровна работает в этой школе уже двадцать лет. И все знали, что она не любит хвастунов, жадин и ябедников.
На уроке Афанасии Никифоровны всегда было очень интересно. Поэтому все сидели тихо и слушали. Однажды маленького папу укололи в спину булавкой. Было очень больно. И он крикнул:
— Ой!
Тогда учительница спросила:
— Что это значит? Почему ты нам мешаешь?
Маленький папа молчал.
И учительница сказала:
— Выйди из класса.
Маленький папа встал и пошёл к двери. Но тут закричали две девочки. Они кричали:
— Его Зайчиков уколол!
И тогда Афанасия Никифоровна сказала:
— Пусть выйдут из класса тот, кто кричал, тот, кто колол, и те, кто ябедничает. Правильно я говорю?
И все закричали:
— Правильно!
И девочки вышли из класса вместе с маленьким папой и Зайчиковым. Маленький папа шёл и плакал. Ему было очень обидно, что его сначала укололи, а потом выгнали. Зайчиков шёл и смеялся над девчонками и маленьким папой. Но видно было, что ему не так уж весело. Девочки не смеялись и не плакали, но им тоже было обидно.
На следующий день маленький папа пришёл в школу с большим гвоздём. И когда Афанасия Никифоровна повернулась к ученикам спиной и стала писать на классной доске, маленький папа вынул свой гвоздь и уколол Зайчикова в руку. Зайчиков завопил так громко, что маленький папа даже испугался. Афанасия Никифоровна очень рассердилась.
— Опять Зайчиков? — сказала она.
— Это не я-а-а... это меня-а-а... — простонал Зайчиков, держась за руку.
— Ах, вчера ты, а сегодня тебя? Очень интересно. Кто же уколол Зайчикова?
Все посмотрели на маленького папу. Но все молчали. Никто не хотел ябедничать. И даже Зайчиков замолчал и только тихо всхлипывал.
— Кто же это сделал? — спросила Афанасия Никифоровна своим самым сердитым голосом.
Маленький папа так испугался, что вдруг сказал:
— Я его не колол...
Тогда Афанасия Никифоровна спросила:
— Чем же ты его не колол?
И маленький папа быстро ответил:
— Вот этим гвоздём.
Тут все засмеялись так громко, что прибежал учитель из соседнего класса. Он спросил:
— Афанасия Никифоровна, чему вы так радуетесь?
— Мы радуемся тому, — сказала Афанасия Никифоровна, — что один мальчик не колол другого вот этим гвоздём, тот не кричал и весь класс не ябедничал. И никто не обманывал свою старую учительницу.
Тут всем ребятам стало очень стыдно. И все стали сердито смотреть на маленького папу. И он встал и сказал:
— Вчера меня кололи, и я кричал. Сегодня я сам его уколол, и он кричал. А я врал.
Тут маленький папа помолчал и сказал:
— Я больше не буду, Афанасия Никифоровна.
— И я не буду, — сказал Зайчиков, но погрозил папе кулаком, и ему никто не поверил.
Афанасия Никифоровна сказала:
— Врать — хуже всего.
И маленький папа больше ей не врал никогда.
Почти никогда.
Александр Раскин
ОСЕННИЕ СТИХИ
МОРЕ И БЕРЕГ
Море к берегу ходило
И подарки приносило:
Травку, камушки, рыбёшку
Подавало на ладошку
И просило:
— Пропусти,
Дай разлиться по степи! —
Берег дальше скал
Море не пускал.
Море злилось,
Море с силой
Волны к берегу носило,
А потом,
Устав сердиться,
Приходило помириться.
И. Махонина
СКАЛЫ
— Почему на скалах складки?
Почему они не гладки?
От подножья до вершины
Всё морщинки и морщины?
— Потому что скалы
Видели не мало.
Им на солнцепёке
Обжигало щёки,
Бури и обвалы
Пережили скалы.
Нет над ними крыши —