жет, они волосы нарочно смазывали жиром, чтоб перья, бусы и прочие вытребеньки лучше держались. Но кошмарность зрелища заключалась не в этом. Пятеро этих своеобразных типов сидело на Рыбине Гранате и паковало его сыромятными ремнями, а еще двое держало под не совсем белые руки Хэма. При виде нацеленного на них арбалета, один из них, не будь дурак, приставил к горлу моего подопечного нож с широченным лезвием.
— Не делай резких движений, скво, — прорычал он, — и твои мачо не пострадают… пока что.
— За скво ответишь, — пообещала я, подозревая, что это слово ничего хорошего означать не может, однако не выстрелила, а постаралась оценить ситуацию. Они были вооружены луками, топорами, ножами и арканами, или как эти штуки в здешних землях назывались. И судя по тому, как ловко они управились с таким умелым бойцом, как Рыбин Гранат, недооценивать их не стоило. Удрать от них, учитывая то, что я была верхом, а они пешие, может, я и сумела бы, а вот отбить Хэма и Рыбина — вряд ли.
— За что вы напали на нас? Мы мирные путники, никого не трогаем…
— Молчи, скво! В Пустошах нет мирных путников! Есть только свободные пришельцы с Заокраинного Запада и проклятые бледнозадые! Своим коварством они вытеснили нас с древних исконных земель, однако в Пустошах мы такого не допустим! А эти гнусные бледнозадые не только осмелились явиться сюда, так презренный мальчишка осквернил священную Мескалиновую рощу!
— Но он же не знал!
— Незнание закона не освобождает от ответственности. И убери, наконец, свою дротикометалку!
— А кто мне гарантирует, что вы тут же не прикончите пленников?
— Ты не среди презренных бледнозадых, которые не держат своего слова. Если я, Дубина Народной Войны, предводитель лучших бойцов своего племени, сказал, что сейчас мы не станем убивать, значит, так и будет!
— Знаю я эти уловки — не убьешь сейчас, убьешь через час…
— О, нет! Вам всем несказанно повезло: сегодня в наше становище на Совет Красных Сил съехались вожди и старейшины кланов. Я доставлю вас к ним. В тебе я узнаю женщину племен, поэтому тебе будет дозволено ехать свободно, хотя и под конвоем. Мачо же мы отвезем связанными и вожди будут судить их судом справедливости!
Я невольно помянула верховную богиню Поволчья. Но делать было нечего. Только с чего они вдруг приняли меня за свою? Неужели из-за платья Стар Ньюэры, из-за потрепанности и разрезов на боках приобретшее менее декоративный вид? Ладно, попробуем сыграть в эти игры…
— Слышу тебя, о вождь. — Я опустила оружие.
— Дротикометалку-то разряди, — приказал Дубина Народной Войны. Пришлось послушаться. К счастью, меч у меня они не отобрали. Может, они его за оружие не считают? Даже обидно…
Рыбину Гранату и Хэму не так повезло. Их водрузили в седла, связав ноги под брюхами лошадей. Причем восточного единоборца посадили не на верного Гидроцефала, а на одного из вьючных меринов.
Пока с моими спутниками производили эти неприятные действия, Пришельцы, оказавшиеся вовсе не пешеходами, пригнали своих лошадей, которые паслись тут же по течению ручья. Это обстоятельство несколько ухудшило мое настроение, так как уменьшало наши шансы на побег. Лошадей они нагрузили плетенками с плодами, которые могли быть срезаны только с кактусов, а также ростками самых непривлекательных растений. И мы тронулись в путь. Я постаралась держаться ближе к своим попутчикам.
Когда мы прибыли в становище Пришельцев, меня вторично посетило состояние «дежа вю». Причем в острой форме. Если в даунах было нечто общее с хамами, то здесь мы как будто вообще не покидали Великого Хамства. Разумеется, были различия. Вместо хамских кибиток и шатров здесь были покрытые выделанными шкурами шалаши, у обитателей их — иной оттенок кожи, но в целом сходства гораздо больше. При этом соображении у меня забрезжила некая пользительная идея, и в ожидании суда я постаралась с ней поработать.
Аборигены, меж тем, готовились к празднику. Корзины с урожаем встретили плотоядными возгласами и уволокли прочь с глаз, причем радость выражали преимущественно мужчины. Женщины жарили на кострах что-то мясное. Конину, наверное. Хотя, кто их здесь знает… По крайней мере распития кумыса я нигде не заметила, и то хорошо. Но до начала общего веселья племени предстояло топтать Поляну Совета. Туда же погнали и меня, ибо я оставалась пленницей, пусть и не связанной.
На пресловутой поляне были врыты пять столбов, покрытых резьбой вполне авангардного стиля. К двум из них привязали моих спутников, остальные зазывно пустовали. Вокруг чинно расселась публика. Вождям и старейшинам накидали в знак почтения под седалища мехов — «фиолетовых» бы удар хватил от такого зрелища. Остальные устроились прямо на земле, мужчины — направо, женщины — налево. Перед каждым старейшиной, очевидно, для обозначения его статуса, в землю была забита оперенная стрела.
Рассевшись, Пришельцы приняли задумчивый вид и закурили. Зрелище это было для меня не внове, только здесь пользовались не кальянами и наргиле, каковые в ходу на Востоке. Вожди выпускали дым из орудий наподобие духовых ружей, рядовые Пришельцы обходились самокрутками из сушеных листьев. Женщины тоже курили. Видимо, это был ритуал, в котором нельзя участвовать детям и пленникам.
Накурившись, наш пленитель, то есть Дубина Народной Войны, поднялся и повел такую речь:
— Свободные люди свободных пустошей! Старейшины и предводители, и ты, о верховный вождь Ежик-В-Тумане! Нынче наш Совет Красных Сил собрался, чтобы отметить достойным потлачем посвящение наших юношей в воины. Но когда особо избранные товарищи явились в Мескалиновую рощу, дабы разжиться припасами для божественного зелья и божественного напитка, то увидели, как один из презренных бледнозадых делает надрезы на телах чудесных растений!
— Святотатство! — пронзительно воскликнул один из вождей.
— Здесь что, как в Даун-тауне, карают за нанесение вреда природе? — осведомился Рыбин Гранат.
— Не смей равнять нас с невежественными бледнозадыми! — оскорбился тонконогий вождь. — Боги и предки даровали нам чудесные растения, дабы мы добывали из них напитки, коими мы приобщаемся к сущности Божества!
— Эк завернул… — невольно вырвалось у меня.
— Так и я тоже… это… хотел приобщиться! — вступил Хэм. — Выпить очень хотелось…
— Святотатство, как и было сказано! — торжествующе подтвердил оратор. — Это я, Геморрой Ходячий, вам говорю.
— Пить хотелось — пил бы из ручья! — заявила старуха, единственная особа женского пола в ряду вождей.
— Из ручья пьют лошади или женщины, а не воины! — перебили ее. — Это даже бледнозадым ясно!
— А хоть бы даже он не осквернил рощу, — Дубина Народной Войны остановил начинающуюся перепалку. — Хватит и того, что они сюда забрались. Пустоши принадлежат красным! Долой белую опасность! Не позволим бледнолицым осквернить наши исконные ценности — охоту, рыбалку и текилу! Отдадим бледнолицых нашим юношам ради игрищ и забав и развлечемся их смертью. Брэк! Я всё сказал!
— Больно молод ты еще такие заявления делать, — заметил Геморрой Ходячий.
— Тогда пусть скажет Верховный Вождь.
— Да, да! — загомонили собравшиеся. — Пусть скажет Ежик-В-Тумане!
Старейшина, обилием вплетенных в волосы перьев напоминавший скорее дикобраза, чем ежа, в задумчивости продолжал дымить трубкой, и лишь когда окружающие едва не охрипли, скандируя его имя, оторвался от любимого занятия, обвел поляну взглядом и произнес:
— Давным-давно, в предначальную эпоху, не было ни юга, ни севера, ни востока, а один только сплошной запад. И свободные племена кочевали, не зная преград на суше и на море. Но заветы предков были нарушены, и боги разгневались. Они ударили по земле палками-копалками и развернули ее наоборот. И где был запад, стал восток, а где север — там тропики. И те, кто недостойны называться людьми, побелели от страха, и такими остались навеки. А непобедимые красные воины откочевали от презренных под предводительством великого вождя Мескалиндуга, и доныне наш народ живет по его заветам: не строит городов, не носит тканой одежды, не жнет и не пашет. — Он сделал долгую затяжку. — Ах, да, о чем бишь я? Забыл. — Вождь снова устремил мутные очи на собравшихся, пытаясь поймать за хвост ускользающую мысль, и внезапно его взгляд упал на меня. — А эта что здесь делает? Вроде наша… или не наша?
— Это пленница, Старейший, — отрапортовал Дубина Народной Войны. — Захвачена вместе с остальными. Мы думаем, что это женщина племен, некогда украденная бледнозадыми, и позабывшая обычаи.
— Вот как? А что скажешь ты, пленница? Породило ли тебя гнусное скопище бледнозадых, именуемое Даун-таун?
— Я провела в Даун-тауне некоторое время, но не родилась там, и с радостью покинула этот город.
Пришельцы одобрительно загомонили. А что? Всегда следует говорить правду, если это выгодно. Но Ежик-В-Тумане продолжал допрос.
— А может быть, ты лазутчица помешанных скво, именующих себя Дикими Хозяйками и Бешеными Бабками, исконных врагов Свободного народа?
— Клянусь светозарным западом предначальной эпохи и прочими углами света, что не имею отношения к названным тобой и даже не видела их никогда!
— Как же следует именовать тебя по обычаю племен?
— Зовите меня просто — Женщина, Которая Выжила.
— Кого выжила? — уточнила старуха.
— Довольно многих. — Старуха одобрительно крякнула.
— Ну хорошо, — сказал Ежкк-В-Тумане, — можем признать тебя нашей. — Он тут же потерял ко мне всяческий интерес. — Впрочем, это всё равно. Мы не презренные бледнолицые, в невежестве своем не отличающие мужчин от женщин. У нас всё в согласии с древним благочестием. Так что тебе нечего бояться. Пленница ли, скво племен — всех ждет одна судьба. Мы их выдаем замуж за воинов клана.
— Что, за всех сразу? — уточнила я.
— Как можно-с! — оскорбился старейшина. — Слышал я, что у бледнозадых нравы развратные, но чтоб такие… Сказано тебе: по древнему благочестию. У одной жены — один муж. У одного мужа — сколько угодно жен…