— Скажите мистеру Каплеру, что я поеду на озеро. А до этого мне надо купить крючков, червей и прочего снаряжения.
— На озеро? — спросила Рэчел.
— Ну да. Ватерманское водохранилище. Знаете?
— Когда-то в молодости мы ездили туда купаться. Да ведь оно большое.
— Я буду ловить со стороны сто шестнадцатой дороги. Сразу за конским заводом.
— Помню-помню. Именно там мы устраивали пикники. На пляже, чуть правее от шоссе.
— Так вы передадите? — переспросил Федор.
— Тэдди (она звала его Тэдди), я все передам отцу, — сказала Рэчел. — Да вот он как раз здесь.
Федор снова пересказал хозяину то, что в русском магазине карпа не будет и что он должен ехать приготовить все для рыбалки.
— Когда ты вернешься, Федор? — спросил Каплер. Он хотел сказать: «Когда ты вернешься и когда Рая будет готовить фаршированного карпа?»
— Буду рыбачить допоздна, пока не наловлю достаточно. А утром Рая приготовит рыбу, — сказал Федор.
— Удачи тебе!
— Спасибо, мистер Каплер.
Рая во время этого разговора, вернее, во время этих разговоров с Рэчел и Каплером продолжала убираться, но все-таки уловила, что дочка хозяина выспрашивала, где будет ловить Федор. «Вот никейвех, — подумала Рая. — Американцев нет, так на моего мужа заглядывается».
— А что эта Рэчел к тебе приставала с вопросами, Феденька?
— Кто ее знает, Раюша. Мне-то что! Нехай спрашивает! От вопросов у меня не отсохнет.
— А вдруг, Феденька?
— Отсохнет, думаешь?
— Вдруг ты в нее влюбишься?
«Раюша, ты что?» — он хотел сказать ей, как он ее любит, что она для него все на свете, что он собрался подарить ей хлебопечку. Но удержался. Не проговорился про подарок, который наметил купить.
— Ты меня и вправду ни на кого не променяешь? — спросила она, обняв Федора.
Он почувствовал, что мускул его до невозможности напрягся и топырит, чуть не прорывает штанину. Странное дело. Это распирание, это желание женщины он почувствовал раньше, чем его обняла жена. Может быть, когда он пришел к Каплерам и увидел ее раскрасневшуюся, с шелковистой прядкой темно-русых волос, выбившихся из-под васильковой косынки? Или когда она наклонялась к щетке пылесоса и зеленая блузка выскользнула из джинсов, оголив спину? Или он распалился от голоса Рэчел?
— Тебе и вправду ни капельки не нравится эта капризная никейвех? — переспросила Рая, потому что он стоял в оцепенении, сам превратясь в раскаленный, рвущийся в женщине, неудержимый мускул.
Ни слова не говоря, он повалил ее на ковер, стягивая с нее джинсы, а с себя полотняные штаны, скатывая с ее бедер узенькие фасонистые трусики, а с себя белые со строченой ширинкой трусы, раздвигая ее горячие ноги и выпуская на волю всех своих белых почтарей, всех голубей своей любви, выпуская их в ее небесные дали.
Он заехал домой, осмотрел рыболовные снасти. Приготовил обе удочки. Одна была с японской спиннинговой катушкой, другая — с американской. На американский спиннинг охотней шли окунь, судак, щука, солнечная рыба. На японскую снасть чаще попадались карп, форель, угорь — рыба осторожная, хитрая. Надо было заехать в рыболовный магазин и прикупить крючков, грузил, поплавков. Нужны были черви. Именно потому, что для рыбалки требуются свежие черви, Федор решил сначала поездить по универсальным магазинам и выбрать подходящую для Раи хлебопечку. У него была, конечно, подходящая для рыбалки сумка-холодильник, куда кладут предварительно замороженный элемент. Он брал эту сумку-холодильник с собой на рыбалку. Клал туда несколько бутербродов и пару банок кока-колы. С червями дело обстояло сложнее. Этот дурацкий элемент мог переморозить червей, и они становились вялыми, малоподвижными и непривлекательными для рыбы. Так что он если и клал червей в сумку-холодильник, то ненадолго, покупая наживку перед самой рыбалкой.
Было три часа дня. Федор поехал по 44-й дороге в Провиденс. Перед мостом над 95-м хайвеем он остановился и заглянул в рыболовный магазин с веселым названием «Канал-байт», спросил у ирландца Джона, есть ли свежие черви и оставит ли тот пару коробок для Федора. Убедившись, что все будет ОК и что не надо платить ни цента вперед, Федор отправился на поиски хлебопечки. Было несколько подходящих мест: Эйпекс, Энн-анд-Хоуп, Сирс. Конечно, можно было купить хлебопечку и в других местах. Но времени оставалось не так много. Хозяин надеется на него. Он ждал, как манну небесную, этого фаршированного карпа. «Что находят евреи в этой фаршированной рыбе?» — подумал Федор. Он жил среди евреев много лет, но никак не мог понять их до конца. Он ел эту фаршированную рыбу (карпа, леща, щуку) много лет, но больше любил рыбу, жаренную на сковородке. С точки зрения закуски к выпивке, разве сравнится мягкая, сладковатая, изнеженная фаршированная рыба с рыбой жареной, пахнущей рекой и костром, мужской беседой и лихой водкой?! Он не впервые задумывался о том, что, как ни любит он Раю, как ни старается убедить себя в том, что без нее он бы никогда не увидел эту привольную страну Америку, все равно остаются такие закоулки в его душе, куда никогда не проникает взгляд его жены. Она не старается заглянуть? Он не пускает? А что было бы, женись он на медсестре Верке из райбольницы? Он не знал, что было бы.
В двух шагах был мост над 95-й дорогой. В раздумье Федор взошел на мост. Внизу гудел хайвей. Это была самая широкая дорога, бежавшая вдоль Атлантики. Она была как широкая река. И машины скользили в ее потоке, как рыбы.
Он вернулся к своему «шевроле» и поехал в Эйпекс. Покупка хлебопечки заняла почти час. Пока он, походив изрядно по бесконечному залу универмага с несметным количеством товаров, нашел нужный отдел, прошло минут двадцать. Дело в том, что Федор не любил спрашивать у продавцов, как и где скорее найти нужную вещь. Это происходило по двум причинам. Одна из них зависела от того, что он оказался в стране чужого языка. Вторая была врожденной. Он плохо говорил по-английски и особенно смущался этим, когда приходилось говорить с незнакомыми людьми. К тому же, как всякий славянин, он был самоуверенным упрямцем, предпочитая десять раз ошибиться и самому найти выход из положения, нежели унижаться перед кем-то выспрашиванием совета. Словом, он разыскал отдел, где продавались хлебопечки. Их было несколько, ценой от ста пятидесяти до двухсот долларов. У Федора в заначке была еще сотня, кроме тех денег, что дал Каплер. Так что дело было не в цене. Хлебопечки могли выпекать что угодно: от разнообразных видов хлеба до кексов. Он выбрал такую, которая выпекает халу. Рая любила, чтобы на шабес у них в доме была хала.
Между тем было пять часов или около этого. Федор заехал в рыболовный магазин, купил две дюжины червей, крючки разного калибра, грузила разного веса и несколько поплавков. Хотя ловил он, преимущественно, без поплавка, схватывая поклевку по движению удилища. Вернувшись к себе домой в Гринвилл, Федор припрятал подарок, уложил спиннинги и снасти в машину, захватил с собой пару кусков хлеба, бутылку воды и поехал на рыбалку.
44-я дорога, по которой Федор вернулся в Гринвилл, уходила на запад. Там, в нескольких милях от Гринвилла, по обеим сторонам шоссе лежала главная часть водохранилища. На уикэнды сюда съезжались любители рыбалки. Здесь было шумно, весело, вольготно, как во всяком сообществе мужчин, вырвавшихся на день-два из семейного круга. Один раз в самом начале эмиграции Федор пытался половить в этом месте. Но ничего, кроме мелкой рыбы, не поймал, да и ту отдал каким-то черным мальчишкам, решив никогда не ловить в такой шумной компании. Да и шуток американских он не понимал, оглядываясь на всякий голос, словно ждал (неизвестно от кого) насмешки или покровительства. Не меньше года он колесил по берегам водохранилища, пока не нашел подходящее место. Теперь он ехал туда, свернув с 44-й дороги на 116-ю, уходящую на юг штата. Местность была холмистой. На зеленой траве холмов стояли яблони, увешенные красными яблоками. Лето шло к осени. Федору редко бывало так хорошо, как теперь. Он любил свою жену Раю, купил ей хлебопечку и ехал на рыбалку, чтобы поймать карпов для фаршированной рыбы. Может быть, одного крупного карпа, который будет сидеть на блюде в столовой мистера Каплера, как царь на троне.
Федору давно не было так хорошо. Он запел: «Лучше нету того цвету, когда яблоня цветет. Лучше нету той минуты, когда милая придет…» Это была песня его молодых деревенских лет. Теперь ему казалось, что они были счастливыми, эти годы.
Дорога петляла среди холмов, между которыми стояли фермы. У калитки одной из ферм висело объявление, из которого Федор понял, что здесь продают помидоры, кукурузу, яблоки. Понял он, главным образом, потому, что под листом картона с английскими словами стояли корзины с плодами фермы.
Федор ехал и ехал, вспоминая обрывки песен. Он миновал перекресток, к которому примыкала маленькая площадь с деревенским магазинчиком, мотелем и баром. Мелькнула мысль: «Остановлюсь и попью кофе!» Но Федор не остановился. Он спешил на рыбалку.
Справа от дороги показался конский завод. На зеленом лугу, отгороженном от шоссе и окрестных ферм изгородью, составленной из длинных серых жердей, паслись стреноженные кони: два вороных, один гнедой и один белый.
После луга с конями был мостик. А за мостиком — поворот дороги, приоткрывший краешек озера, спрятанного за соснами. Это озеро, облюбованное когда-то Федором, было частью Ватерманского водохранилища, но частью, отдаленной от шумных людских сборищ. А затем — местом его постоянной парковки. Слева от дороги стоял одинокий дом, окруженный заброшенным садом. Вот и каменная кладка, охраняющая шоссе от оползней. Выше кладки — холмистый берег озера. Левее берег был пологим и переходил в маленький песчаный пляж, где летними днями резвились дети. К вечеру обычно все затихало. Наступало время рыбалки.
Федор поставил свой «шевроле» под каменной кладкой на обочине. Достал спиннинги, снасти, ведро, червей, закрыл машину и шагнул вверх по тропинке, которая вела в рощицу, окружавшую высокий берег. На сосне был прибит железный щит с объявлением: