– Не стоило, милая, – смягчился Пётр. – Пальто действительно было очень старым и там, кроме дыр, ничего.
– Я нашла вот эту записку, – сказала Снегурочка и протянула ему давно забытую бумажку, которую ему год назад передала Лида, подруга Маринки. – Это мама писала, – добавила девочка без сомнений.
– Действительно, – признался Пётр, – мне передали его после смерти Марины, но так как тут какая-то белиберда, то я и не стал тебе его показывать.
– Это не белиберда, – очень серьезно возразила девочка, – это шифр. Мы с мамой раньше так играли. Тут написано «Кольцо у брома».
– Где? – не понял Пётр и, разволновавшись, подошел к Снегурочке.
– Ну вот, – начала объяснять она, – первое предложение написано от руки, значит, оно без шифра. Остальные написаны печатными буквами. Их смысл не имеет никакого значения, мы берем только первые буквы в предложении.
– Глупости, – усмехнулся Пётр. – Если это слово «кольцо», то четвертое предложение должно начинаться на мягкий знак, а это, во-первых, невозможно, а, во-вторых, оно начинается со слова «только».
– Но заметь, – продолжила настаивать Снегурочка, – у «только» буква «т» написана строчной, а мягкий знак увеличен, будто это заглавная. Это правило шифрования для мягкого и твердого знаков, а также для буквы «ы».
Пётр даже не вспомнил потом, как оказался возле гостиницы «Россия», выглядывая Лиду, так сказать, коллегу Маринки, что принесла год назад эту записку. Кровь стучала в висках вместе с фразой на повторе: «Кольцо у брома». Только об одном кольце могла написать ему Маринка, только о том самом, о котором Петя рассказал ей, – о кольце с надписью на внутренней стороне «Слава Октябрьской революции!»
Но в тот день Лиду он так и не дождался. Теперь ходить к гостинице «Россия» стало главным занятием в его жизни. В любую свободную минуту он отправлялся туда и совершенно не важно было, снег идет или дождь. Проституток он там встречал, но подойти к ним боялся, да и как он им объяснит? «Мне бы Лиду, которая не совсем Лида… – Второе имя девушки Пётр забыл напрочь. – Ну, ту, что дружила с Маринкой, которая наверняка тоже имела рабочий псевдоним». Скорее всего, после такого они позовут своих сутенеров и Петру не поздоровится.
Поэтому выход был один – ждать. Что он и делал, проводя у гостиницы всё свое свободное время.
– Петя? – услышал он однажды удивленный голос.
Обернувшись, увидел бомжиху с грязными волосами и огромным фингалом под глазом. Ему хотелось отвернуться, но то, что женщина назвала его по имени, заставило вглядеться в испитое лицо.
– Это же я, Снежана, ну, то есть Лида, – решила она помочь, видя его терзания. – Подруга Маринки, мы виделись с тобой, я записку передавала. Петюнь, – продолжила она, пока он приходил в себя одновременно от радости и ужаса, – ты по старой памяти не выручишь? Мне немного надо, только ребенка покормить, чесслово, ребенка, – продолжала убеждать его женщина.
– Пошли, – сказал Петя, подхватив ее под руку. – Покажешь мне твоего ребенка.
Слово «ребенок» подействовало на него магнетически, он хоть и не являлся биологическим отцом для своих детей, но при этом чувствовал себя ответственным за всех ущемленных детей на этой планете. В каждом обиженном ребенке он видел себя, маленького мальчика, в один миг потерявшего всё – дом, семью, детство.
Он не помнил потом, как схватил грязную бомжиху за воротник пуховика и тащил куда глаза глядят три квартала, не замечая встречных прохожих.
– Стой! Помогите, милиция! – видимо, уже давно кричала Лида, испугавшись такой реакции Петра, но ей никто не спешил помогать.
Страна, которая славилась своими добровольными дружинниками, неравнодушными людьми и собраниями, где каждый старался принять участие в жизни товарища, осуждал и награждал, помогал и соболезновал, вдруг стала равнодушной. Страна умирала, и вместе с ней умирало то коллективное, что воспитывали с детства в пионерах и октябрятах. Пришло время капитализма, и все учились жить сами по себе, учились выживать.
– Да нет у меня никакого ребенка! – завопила Лида, понимая, что никто на помощь не придет. – Не надо, ничего не давай, отпусти только. Я так на жизнь выпрашиваю. Со словом «ребёнок» оно жалобнее получается.
Пётр остановился, но воротник куртки не отпускал, понимая, что как только он это сделает, то пройдоха тут же сбежит.
– Кто такой Бром? – спросил он неожиданно для Лиды.
Та словно сдулась, села на ближайший парапет и заплакала. Уже дома Пётр очень долго в подробностях вспоминал их разговор в грязном баре, которые сейчас открывались в каждом подвале, и думал: неужели Маринка нашла того, кого Пётр даже не мечтал уже отыскать. Убийцу его родителей.
Лида рассказала, что Бром был большим авторитетом, держал почти армию братков и контролировал рынки и киоски в центральной части Москвы. Его боялись все проститутки, потому как целым от него никто не возвращался. Нет, одаривал он после этого щедро, но так как излюбленным местом его пыток было лицо, то заканчивалось обычно все плачевно. Кому нужна проститутка с прожженной насквозь щекой? Лида показала и свои раны, отодвинув грязный шарф и подставив Петру свою изуродованную щеку. На вопрос, ходила ли Маринка к Брому, она ответить не смогла, потому как не знала, но сказала, что все возможно.
Когда Пётр, заплатив за Лидину выпивку и закуску, уже хотел уходить, та, уже будучи в подпитии, предупредила:
– Не лезь к нему, слышишь? Живешь тихо – и живи. С таким связаться, значит, жизнь закончить. Заговоренный он, никто и ничто его не берет. Говорят, и в перестрелках братков выживал, и девки, которым он жизнь сломал, травить его пытались. Всё нипочем. Бессмертный он.
– Даже у Кощея была игла, – сказал Пётр. – Не бывает на земле бессмертных.
– Ну, если и есть его, личная игла, то это кольцо, – сказала Лида вздохнув.
– Какое кольцо? – напрягся Пётр.
– Женское. Он, не снимая, носит на безымянном пальце. Шептались, что внутри того кольца надпись: «Слава Октябрьской революции!» Вот в нем-то всё и дело.
– Какое дело? – не понял Пётр, на самом деле трясясь от полученной информации, как зверь, почуявший добычу.
– Надпись ту ведьма нанесла, и он теперь бессмертный, – многозначительно ответила женщина.
– Дура ты, – сказал Пётр, бросил на стол еще денег и вышел из пропахшего перегаром бара.
У него теперь была цель и точный ориентир. Первое, это надо было все узнать про Брома. Осторожно узнать, не привлекая к себе внимания. Через коллег официантов и портье, вот кто просто кладезь информации. Ну, а потом… Потом наказать убийцу и забрать то, что принадлежит ему по праву – кольцо с надписью «Слава Октябрьской революции!»
Глава 12
Моя дочь сказала, что во время пандемии самое страшное для нее ощущение наступало утром, когда не хотелось вставать, потому что ты знаешь наверняка, что сегодня ничего не произойдет. Я помню, в молодости у меня было похожее ощущение. Оставаясь дома, мне казалось, что я что-то упускаю в данный момент. Вот сейчас где-то бурлит жизнь, доставляя людям радость, а я здесь, дома, пропускаю ее мимо. Поэтому самым тягостным событием было болеть. В институт к первой паре – да! Вечером с девочками в клуб – да! Просто прокатиться по городу – да! Движение, суета, события – это и есть жизнь, всё остальное – существование.
– Вы здесь одна? – Валера без стука вошел в комнату Жанны.
На самом деле он знал, что она в комнате одна. Когда Тамара, переодевшись после ужина, молча, словно бы Валера был прозрачным, ушла, он понял, что дети замутили собрание и, дождавшись хлопка соседней двери, направился к Жанне.
– Собирайтесь быстро, – скомандовал он Жанне, – мы уходим.
Та, по-прежнему в блестящем платье, сидела в кресле с наполненным бокалом.
– А-а, это вы, Валера… – сказала она грустно, с трудом шевеля языком. – Я вам соболезную по поводу смерти вашей жены, это ужасно, – заявила она, чем привела Валерия в смятение, и он даже на секунду забыл, зачем пришел. – Как вы думаете, а эта традиция есть торт-мороженое в Новый год и загадывать желание – работает? Почему обязательно большими ложками?
– Вы что, пьяны? – возмутился Валера. – Начальница колбасного цеха, да придите уже в себя. У этих людей семейные разборки, которые до добра не доведут. Нам надо очень быстро делать отсюда ноги.
– Вы что, не слышали? – Жанна взмахнула руками и пролила на себя шампанское. – Вот блин, платье невезучее прям, надо будет его выкинуть.
– А лучше сжечь, – съязвил Валера.
– Зачем? – удивилась Жанна. – Хотя принимается. А чего тянуть, давайте его сожжем прямо здесь.
И она начала снимать платье.
– Отвернитесь, – немного запоздало попросила она Валеру. – Не то, чтобы я стесняюсь, на мне очень красивое и страшно дорогое белье. Да, я готовилась, но всё же это лишнее. Вы знаете, у нас, у девочек, есть примета: хочешь, чтобы в новом году у тебя было много денег, надо отмечать Новый год в новом бюстгальтере, а если новый мужчина, то в новых трусах.
– И как, работает? – поинтересовался Валера.
– Ну, в этот раз не очень, – признала Жанна. – Мое белье осталось неоцененным…
– Не отчаивайтесь, весь год еще впереди, – утешил ее Валерий.
– …Хотя, получается, что один мужчина все-таки его сегодня оценит, и это будете вы, Валера. – Жанна пьяно хихикнула, чем еще больше задела его.
– Белье, между прочим, у вас так себе, – решил повредничать Валера. – Если вам интересно, мужчинам больше нравится белый цвет.
Жанна тем временем сняла платье и надела белый банный халат, которые предусмотрительно лежали во всех комнатах.
– Во-первых, не хамите… – Она потрясла указательным пальцем перед его лицом. – А, во-вторых, что бы вы понимали… Это, между прочим, фирма…
Девушка замерла.
– Что с вами? – спросил Валера.
– Я забыла название фирмы. – Жанна вновь начала снимать халат. – Посмотрите, пожалуйста, там на бюстгальтере должно быть написано.