«Точно, – догадался Валера, – вот что меня смутило в обуви бандитов. Никто бы не пошел на дело в строгих туфлях. Конечно же, костюмы и туфли – одежда охранников. Они сняли пиджаки, надели кожанки и балаклавы, но брюки и туфли оставили прежние».
Жанна что-то рассказывала Наташке, а та почему-то смеялась. Наташкин муж Гоша со своим другом разговаривал с полицией и очень эмоционально размахивал руками.
А Валера был счастлив. Он ни во что не вникал, зная только одно: счастье не дозируется, не выдается порциями – его надо просто себе разрешить, и он пообещал себе, что попробует это сделать.
– Опять?! – Пётр с ненавистью бросил листки в своего охранника. – За что я тебе плачу?
Тот лишь стоял и молчал, понимая, что ему просто нечего ответить шефу, а всякую ерунду типа «мы разберемся» говорить в тысячный раз неловко.
В принципе, жизнь Петра устаканилась, дети находились под полным контролем, Ритка в последнее время перестала нести чушь, возможно поумнела, и всё больше молчала. Жили они давно в разных комнатах. Он ей в знак примирения даже разрешил пойти работать в институтскую библиотеку. Работала она на полставки, охрана отвозила ее туда и обратно, но зато ее благодарность Петру была огромной, а неделю назад она даже пришла в его кабинет и неожиданно душевно сказала:
– Прости меня, Петя, что наговаривала на тебя, дура была. Теперь я понимаю, что ты все эти правила устанавливаешь потому, что переживаешь за нас страшно.
Тогда Пётр даже обнял ее, ну так, чисто по-отцовски, потому как не было у него больше к этой женщине никаких чувств, и подарил очередную бриллиантовую безделушку, которую она, естественно, даже не надела.
Недавно, лежа в кровати и глядя на пустующее место жены, Пётр подумал, что, видимо, он не предназначен для любви. Его ни капли не смущает, что у него нет не только жены, но и никакой потребности в женском обществе. Видимо, он был рожден не для этого, а Ритка – его ошибка. Свое призвание Пётр видел в том, чтобы его дети выросли порядочными людьми, выучились, построили карьеру. Росли такими, какими он их представлял себе, когда они только попали в его семью.
Он спас их всех от гибели, а значит, подарил им вторую жизнь. Даже Робину Гуду, с такой матерью-дурой типа Ритки. Парня не ждало ничего хорошего в этой жизни, если бы вообще остался в живых и его никто не прибил бы где-нибудь в подворотне. Сейчас же он отличник, учится в выпускном классе и готовится поступать в МГИМО, наверняка будет дипломатом.
Да что там, все дети у него молодцы – Снегурочка уже на третьем курсе, мастер ее хвалит, дочка будет певицей, если понадобится, Пётр поможет ее карьере деньгами.
Царица на пятом курсе университета, получает экономическое образование, Пётр предполагает, что с ее умом и знаниями стоять ей у руля его финансовой империи, которую он очень удачно создает последние годы.
Воевода же, хоть и остался тютей, но учится на инженера и тоже делает какие-то успехи. Постоянно ходит за Петей и хочет перед ним похвастаться, но у Петра никогда не хватает на него времени.
Все дети молодцы, все, кроме Буратино. Его уже не спасает даже пение Снегурочки, он просто пьет. В основном, конечно, дома, но бывает, обманывает охрану. Ловкий стервец. Пётр подозревает, что убегает он гулять по барам Москвы не без участия Царицы, которая в этом деле спец. Пётр выделяет своим детям карманные деньги, и они вправе распоряжаться ими на свое усмотрение. Пропив их, через неделю Буратино возвращался домой и тогда мог не пить месяц, но после начиналось всё с начала. Пьянство, побег, загул.
Так что, в принципе, не считая запоев Буратино, всё было нормально, но тут стали приходить письма.
Приходили они без обратного адреса, каждый раз их отправляли с разных почтовых отделений города Москвы. Текст с угрозами был отпечатан на пишущей машинке. В письмах говорилось, что Пётр умрет. Ему вынесен приговор за Брома. То писали, что до смерти осталось три месяца, то два месяца, то три дня, и вот сегодня пришло короткое послание: «День расплаты за Брома».
– И что мне прикажешь с этим делать? – спросил он охранника, немного успокоившись. – Я не могу сегодня не лететь.
– Мы примем все меры, Пётр Петрович, не переживайте, – заверил его начальник охраны.
– Еще Ритке приспичило именно сегодня на могилу к Маринке тащиться, – с досадой сказал Пётр. – Вот дура, и всё тут.
– Так годовщина именно сегодня, – пожал плечами охранник. – Да и урод этот не ей же угрожает, а вам.
– Спасибо, успокоил! – возмутился Пётр.
– Не, я не то сказать хотел, я про то, что мы всё проконтролируем. С вами поедет основная часть охраны, а двух крепких ребят на дом оставлю. Усилим систему безопасности, ужесточим проверку, – штамповано и как-то коряво отвечал начальник охраны.
Петру почему-то захотелось всё отменить, здесь и сейчас, запереться на все засовы и оставить всю семью дома. Но дело было безотлагательным, решалась судьба очень выгодной сделки. До того как он начал свое дело, Пётр даже не предполагал, какой он, оказывается, талантливый бизнесмен.
Сейчас же по франшизе у него открыты более пятидесяти точек быстрого питания по всей стране, и вот в Питере наметилась самая большая точка – фудкорт, где будет возможность попробовать множество кухонь мира. Пётр не хотел для столь масштабного проекта снимать помещения в аренду. По прошлому опыту знал, что как только глупые арендодатели понимали, что их место может так круто работать, то всеми правдами и неправдами пытались расторгнуть договор. Конечно, он был составлен по закону, но девяностые в России давно доказали, что договор – лишь бумажка, и при желании можно всё. Поэтому под свой грандиозный проект он решил купить историческое здание в центре Питера. Все документы были готовы, но мэрия вдруг задергалась, и теперь надо лететь разговаривать лично. Потому что Пётр умел убеждать оппонентов, а может быть, это кольцо с надписью «Слава Октябрьской революции!» помогало ему в этом, будучи действительно волшебным. За что бы он ни брался лично, всё получалось.
Если честно, то и поездку на кладбище он тоже понимал и принимал. Дети привыкли, вернее их к этому приучила Ритка, что раз в году, в день смерти Маринки, они всей семьей едут в подмосковную деревню Курково, где первая жена Петра была похоронена рядом с матерью и бабушкой.
Тарик перед таким мероприятием даже брал неделю трезвости, чтобы сесть за руль. Когда они переехали из Москвы в загородный коттеджный поселок, то волею случая их дом оказался совсем недалеко от этой деревни. Они и раньше ездили на могилку раз в год, теперь же это стало святой обязанностью, которая не могла быть отменена ни в каком случае.
Хоронить в деревне всегда было проще и дешевле. Так сделала Маринка, похоронив мать возле бабки, так сделал потом и Пётр, в то время считавший каждую копейку.
Стараясь, как тошноту, заглушить в себе нехорошие предчувствия, он сел в свой автомобиль премиум-класса и отправился в аэропорт. Незадолго до посадки в самолет ему позвонил начальник охраны и сказал, что семьи больше нет. Его большой дружной семьи нет. Машина, в которой они ехали, взорвалась.
Именно тогда его душа и умерла, там, в зоне вылета аэропорта Шереметьево. Пётр даже почувствовал это физически. Он сразу поверил охране и не стал рвать на себе волосы, он почувствовал, что семьи больше нет.
Естественно, на место происшествия его никто не пустил, но он всё равно поехал туда. Следователь, работающий на месте, проявил к нему уважение и сочувствие. Ну еще бы, это ведь не испуганный двенадцатилетний пацан, на которого можно не обращать внимания. Он рассказал, по-прежнему не пуская Петра к машине, как всё произошло.
Когда машина, в которой сидела его семья, свернула с трассы на проселочную дорогу, которая вела в деревню Курково, прозвучал взрыв. Он был такой мощности, что зазвенели стекла в деревенских окнах. Когда первые свидетели подбежали, то спасать было уже некого.
– Скажите, – поинтересовался следователь, – они всегда ездили в машине вшестером?
– Обычно да, – Пётр отвечал машинально, пытаясь разглядеть место, где работали следователи. – Девочки все тоненькие, Тарик самый большой – за рулем, Руслан рядом, а Ритка, Олеся, Тамара и Модест сзади. Машина большая, поэтому они там помещались без труда. Я ругал их, – рассказывал Пётр, – но они твердили, что им так веселее.
От такого чуждого сейчас «веселее» почему-то на мгновение показалось, что это сон, и Пётр даже ущипнул себя, но нет – рука покраснела и заболела.
– Мне нужно их увидеть, – продолжал настаивать Пётр.
– Мы пока не можем вам точно сказать, что за взрывное устройство было в машине, но оно было такой огромной силы, что машину словно бы разорвало изнутри, а после взрыва еще и пожар. Когда приехали спасатели, все уже сгорело. Вам не стоит сейчас на это смотреть, – сказал следователь.
Лучше бы он послушался этого чересчур лояльного следователя. Потому что вид разорванных и сгоревших частей тел на белоснежном снегу будет стоять у Петра перед глазами всю жизнь. Но даже среди всего этого ужаса он узнал Ритку, вернее то, что от нее осталось, и упал в обморок.
Когда он пришел в себя, возле него в больничной палате топтался начальник охраны, и Пётр сразу понял, что тот хочет о чем-то поговорить о чем-то важном.
– Пётр Петрович, вот. – Охранник положил на тумбочку конверт. – Он пришел на следующий день после случившегося. В нем было всего два слова: «В расчете».
– Сколько я здесь? – спросил Пётр.
– Три дня, – ответил начальник охраны и продолжил: – Оно было отправлено, я проверил по штемпелю, за три дня до взрыва, когда все еще были живы.
– Самоуверенный ублюдок, – прошептал Пётр. Он все еще не мог прийти в себя. Мысли путались, и язык плохо шевелился.