Она схватила мягкий клатч на длинном ремешке, перекинула через плечо. Нацепила на руку браслет с трек-номером участника шоу. Уставилась на дизайнера.
Тот встал, оправил лонгслив:
– Позавтракаем. Прогуляемся. Пойдем получать задание.
Она закатила глаза.
– Я бы лучше поспала и осталась без завтрака, честное слово… – Она распахнула дверь, пропуская дизайнера в коридор. – Я вообще не знаю, что со мной происходит. Я сплю как слон. Сто лет такого не было.
– И что снится?
Она неожиданно замялась.
– Н-нет. Ничего не снится… Ничего особенного. Так, ерунда какая-то.
Стефан посмотрел на нее с ухмылкой, но допытываться не стал: сны – это тоже часть скелетов в шкафу, прав на которые он не имеет. Сам ведь тоже не рассказывал, что ему снилось. Яркий свет. Он на подиуме. Ангелина рядом, что-то шепчет ему на ухо. А он до боли в глазах смотрит сквозь ослепляющую белизну прожекторов, потому что знает – там, по другую сторону света, – враг.
– Эй, ты чего? – ее голос вернул его в реальность: задумавшись, молодой человек едва не прошел мимо площадки лифтов.
– Да тоже, видимо, не проснулся еще, – отмахнулся Степан и шагнув следом за спутницей в лифт.
Золотистые двери захлопнулись за ними.
Камеры наблюдения равнодушно следили, как худощавый брюнет спустился по лестнице с четвертой палубы, прошел по коридору. На пару минут задержался у каюты 3140. Постоял, с любопытством разглядывая декоративное панно на стене. Шагнул дальше, в сторону ресторана.
Когда стихли его шаги, по бархату ковра скользнула тень. Отделилась от стены у лифтов. И стремительно скрылась на лестничной клетке. Камеры сонно моргнули, успев зафиксировать только темные кеды с ярко-оранжевой шнуровкой и край джинсов.
Ангелина понуро плелась за Степаном, мысленно ругая его самыми последними словами. И себя, что не посмотрела накануне расписание работы ресторана: начало работы в 7-30. И ни минутой раньше.
– Чего почти полтора часа делать будем? – она сладко зевнула, прислонившись к стойке у лифта.
Стефан Марроне настойчиво тащил ее на верхнюю палубу. Молодой человек покосился на нее, помолчал:
– Гулять пойдем. Заодно проверим еще одно местечко…
Ангелина поморщилась:
– А ведь я могла полтора часа спать, злой ты человек, – уткнулась лбом в прохладный пластик обшивки.
– Не хнычь! В здоровом теле, здоровый дух! – Марроне нырнул в лифт, нажал кнопку «7».
Девушка фыркнула, плотнее запахивая ворот рубашки.
Их подхватило, понесло вверх. А в следующее мгновение через распахнувшиеся двери на них дыхнуло море. Лазурная гладь серебрилась от горизонта до горизонта. Так, словно их лайнер – единственное творение человека на Земле. Тонкая пелена облаков едва укрывала его. Солнце яркое, невероятное, слепило глаза.
Ангелина и Степан подошли к ограждению – весь лайнер как на ладони. Два бассейна на пятой палубе будто два голубых кристалла в обрамлении тентованных крыш и сложенных остроконечных зонтиков, пока пустующие горки аквапарка, золото и хрусталь бутиков.
– Вот сейчас нас запрут в швейном цеху, и выпустят только в 22-00, когда у тебя будет единственное желание – упасть на кровать и спать, – Степан невзначай обнял девушку за талию, чуть привлек к себе, галантно и без фамильярности. И еще до того, как она успеет отстраниться, отметил: – Но мы с тобой все-таки успели захватить капельку красоты и нашли место, где можно позавтракать в шесть утра!
Ангелина проследила за его взглядом: точно, на верхней палубе обнаружилось нечто, напоминающее кафе. Широкие двери оказались приветливо распахнуты, а изнутри вился головокружительный аромат кофе. Девушка ахнула:
– Да ты волшебник!
Он усмехнулся, утягивая ее вниз по ступенькам, через балкон и к бистро:
– Я просто упертый чел Степан Пас, – он осекся, поняв, что сболтнул лишнее.
Но надеялся, что Ангелина не заметила. Однако девушка ахнула еще громче:
– Пас! Григорий Пас к тебе имеет какое-то отношение? Который журналист-международник! Крутой такой, видный, смелый…
Степан обреченно кивал:
– Это все он. И в десятикратном размере… Крутой. Значительный и знаменитый. Мой отец.
Он остановился на нижней ступени. Так их глаза оказались на одном уровне. Ангелина смутилась:
– Ты стесняешься знаменитого отца? – спросила, отведя взгляд.
Стефан продолжал изучать ее, смотрел пристально.
– Нет. Он стесняется меня. Хотя… – дизайнер прищурился, перевел взгляд за линию горизонта. – Хотя, наверно, ты тоже права. Я его тоже стесняюсь. Потому что из его тени очень сложно выбраться. Больно она значительная…
– Это с ним ты повздорил накануне отъезда, верно?
– Да, – отозвался просто Степан. – Считай, что я рассказал тебе самый страшный свой секрет. Надеюсь, ты будешь честно его хранить, и мне не придется выбрасывать тебя за борт, – он рассмеялся.
Ангелина только сейчас заметила, что его руки оказались на ее талии. И от них горячо. И приятно. И что-то внутри подсказывало, что нужно сбросить их, не позволять их отношениям превратиться из деловых во что-то иное. Потому что чувствовала, что не готова. Что это «иное» будет мешать.
Ветер трепал его волосы. Тяжелые и смолистые. Отражался в неспокойной глубине темных южных глаз. Степан просто смотрел и едва заметно улыбался. И его руки на девичьей талии казались чем-то простым и естественным.
– Вообще-то ты не рассказал, а проболтался. – Она решительно высвободилась, шагнула в сторону кафе. – Что снимает с меня обязанность хранить твою тайну.
Степан кивнул. Легко поравнявшись с ней, потянул к бистро:
– Ясно. Связался с жуликом, – неожиданно резко остановился, Ангелина едва не врезалась в его грудь: – Но ты же никому не расскажешь?
– Никому. Мне и рассказывать-то некому.
Он нарочито серьезно на нее посмотрел, будто прикидывая что-то в уме:
– То есть тебе можно верить?
– Можно.
– А в ответ ты не хочешь рассказать мне один из своих секретов? Например, от кого ты сбежала в ночь перед отъездом?
Он заметил, как Ангелина потемнела в лице. Перевела дыхание: прошлое все-таки врывалось в ее настоящее – хрупкое, несмелое счастье с оглядкой. Девушка заставила себя улыбнуться:
– Я не такая болтушка как некоторые.
Обошла парня и направилась по лестнице вверх, навстречу кофейному аромату.
– Ну и ладно, не больно-то и хотелось, – Степан догнал ее, подхватил за талию и буквально внес на верхнюю ступеньку.
Ангелина взвизгнула. Не столько от страха и неожиданности и совсем не из-за кокетства. Но от осознания, что сила мужских рук может быть такой нежной.
Он, конечно, ничего не понял. Рассмеялся, галантно придерживая перед ней дверь.
На открытых верандах было безлюдно и ветрено. Кофе из кофемашины, со сливками у Ангелины и смолисто-черный у Степана, темнел в по-домашнему больших кружках с массивной ручкой. Горячие венские вафли с ягодным муссом, хрусткие ломтики тостов и яркая, как наступающее утро глазунья.
– Это божественно, – Ангелина жмурилась, вдыхая дразнящий аромат ванили и кофе. Запоминала момент небывалого, почти забытого счастья. Свобода. И напротив человек, которого она не боится.
Она тайком наблюдала за Степаном и ловила себя на мысли, что снова и снова прокручивает в голове момент его недавнего прикосновения. Она анализировала его, словно химик – реагенты. И ловила себя на мысли, что тянется к ним, к этим прикосновениям, как продрогший на морозе – к теплому пледу. И кутается в него.
Ангелина снова и снова прокручивала в голове момент на лестнице, когда стояли глаза в глаза. Прокручивала и горела от понимания, что для него это прикосновения – игра. Ничего не значащая. Пустая.
«А что это значит для меня? – вопрос горел в груди, горячо пульсировал в висках, рвался наружу. «Неужели я теперь, как побитый однажды щенок, буду ластиться к любому ласковому слову?»
Девушка прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на том, что точно от нее никуда не уйдет: запах моря, шум ветра в ушах, крик чаек, кофе и аромат ванили. Этого тоже много, зачем просить большего и мучаться, не получив это?
– Ты сегодня завтракать будешь? – голос Степана вернул ее к реальности. – Нам так-то минут через пятнадцать надо спускаться…
Он задумчиво улыбался. Ангелина остро почувствовала его беспокойство. Это для нее круиз – возможность спрятаться и оглядеться. А для него – мечта, поставленная на кон.
– Ты придумал, что будешь делать с финальным показом? Ткани ты для чего покупал? – Ангелина отпила горячий кофе.
Дизайнер посерьезнел.
– Я хочу понять, что ждет «Киар Алари» от нас. И сегодняшнее задание должно мне помочь в этом.
– М-м, ясно. А про «уверен даже больше, чем в себе» и «тонкое чувство стиля» вчера за ужином – это что было?
– Лесть, – не моргнув глазом соврал, заставив девушку, наконец, поднять на него глаза. Непринуждённо засмеялся: – Гель, ты как ребенок…. Я понимаю, тебя кто-то обидел там, в прошлой жизни. Из-за этого ты теперь как дикарка бросаешься в бега из-за любого комплимента. Давай ты из-за этого не будешь меня разглядывать под лупой в поисках тайных черных смыслов? – он помолчал, чувствуя на себе ее настороженный взгляд. – Вчера я сказал то, что думал… Во время показа в Москве ты увидела то, что не увидел я. Если бы я тебя послушал, то, возможно, Иван Северов бы не плыл вместе с нами корабле.
Он посмотрел на часы, затем – на несъеденные спутницей вафли. Вздохнул:
– Ты так и не поела нормально…
– Я не голодна́… Хорошо, я не буду тебя рассматривать… под лупой. Но сомнение в тебе помогает мне мыслить трезво. Я боюсь, что твое отношение ко мне я расцениваю неправильно… Боюсь увидеть в тебе больше, чем ты готов дать.
Она опустила глаза, застыла, уставилась в кружку с недопитым кофе как много лет назад – в черную прорубь.
Степан пожал плечами:
– Не знаю, что тут можно понять неправильно. Мне нравится твой острый взгляд и желание экспериментировать. Это если говорить в профессиональной плоскости… Ты красивая, и пару раз я ловил себя на мысли, что очень хочу тебя поцеловать. Ты мне определенно нравишься, и меня к тебе влечет… Это если говорить в личностной плоскости… Но я не идиот, чтобы лезть к тебе с поцелуями, когда ты к этому совершенно не готова и не проявляешь никакого взаимного интереса, – он поморщился. – Дурацкий у нас с тобой разговор получился… Чувствую себя подростком на первом свидании.