– А ведь ты могла оказаться в команде победителей, в мое́й команде…
Жаркое дыхание с примесью алкоголя и вейпа.
В памяти воскрес душный салон машины и горячие руки там, где не надо, где она не хотела. Давно. Словно вчера.
– Отвали! – будто выныривая из кошмара, Ангелина оттолкнула Северова.
Тот снова перехватил ее запястья, рванул к себе.
– Дикая штучка, да? Понимаю тогда, чего Командор с ума рехнулся из-за тебя… Старых друзей забывает.
Ангелина дернулась в сторону, пытаясь высвободить руки.
Грохот перевернутого манекена, моргнувший свет прожекторов.
Словно в замедленном кино его перекошенное лицо, его губы все ближе. Взгляд все темнее и безжалостнее. Руки властно привлекали к себе, скользили по телу, обжигая до тошноты.
«Нос – самое больное место у млекопитающих».
«Выдвигаешь запястье и резким движением снизу вверх».
Голос Степана, живой, засевший глубоко в голове. Нет – в сердце. Как спасительный огонь. Как свет в конце тоннеля. И маяк в туманной ночи.
Иван коснулся губами ее шеи, ладонь жадно легла на затылок.
– Ну же, будь со мной ласкова… – липкий шепот заставил сердце сорваться и рухнуть в ноги, зазвенеть до глухоты в ушах.
Душа оцепенела, будто замерла в том дне, когда ей было 19. Будто все эти года она была подвешена между прошлым и настоящим. «Нет», – полыхнуло в мозгу.
И вместе с этим «нет» вернулись ощущения. Болезненно яркие. Обжигающе стыдные. Стеклянный короб, залитый золотым светом, растянулся во времени, в котором невыносимо медленно жили чужие руки на ее груди, чужие губы на ее шее. Увязая в этой бесконечно длящейся минуте, увернулась от поцелуя. Руки все еще заблокированы за спиной, не вырваться. Кажется, Степан учил, как их высвободить, но некогда. И уже не важно. Ангелина отстранилась, изогнула шею, будто подставляя ее для поцелуев, и тут же резко подалась вперед.
Нос – самое больное место у млекопитающих – напоролся на ее лоб. Звонко, с хрустом и мерзким чавканьем.
Алое, горячее и жгуче пахнущее хлынуло фонтаном, обрызгав лицо, руки и грудь девушки.
Жесткая хватка на руках мгновенно ослабла. Стон вперемешку с площадной бранью разлетался, ударяясь о хрусталь и стекло. Северов сложился пополам, осел на колени, схватившись за переносицу. Орал бессвязно – Ангелина не пыталась разобрать. В голове – опять голос Степана: «Тикать».
Подхватив сумочку и на ходу оправляя воротник, девушка выскочила из шоурум.
Она вылетела из закутка, стремглав бросилась к лифтам, но, передумав, свернула на лестницу и рванула вниз, в каюту.
Не обращая внимания на удивленные взгляды пассажиров, промчалась до своей каюты и выдохнула только тогда, когда за спиной щелкнул замок кард-ридера и включился свет.
Дышала тяжело, едва справляясь с накатившим страхом. Волна за волной вместе с ним возвращались цвета, запахи, звуки и реальное восприятие времени.
«Почему опять? Почему опять я?» – пульсировало в висках.
Что с ней не так, что этот ужас возвращается к ней снова и снова? Что заставляет кого-то думать, что с ней так можно? Печать на лбу? Прическа? Голос?
– Бред какой, – простонала она.
Метнулась в ванную. Включила горячую воду.
Сбросив с плеч окровавленную рубашку, сунула ее в мусорную корзину – не хотела, чтобы она, даже выстиранная, напоминала ей о сегодняшнем вечере.
Скрестив руки на груди, наблюдала, как пар поднимается над ванной, клубится, путаясь с тонким ароматом шампуня и геля для душа.
Дыхание постепенно выравнивалось, в голове появлялась ясность.
Это не ее вина. Тогда, пять лет назад, она струсила, ей было неловко сказать своему парню «нет». И она горько за это платила все эти годы. Раз сегодня смогла дать отпор, значит, эти годы не прошли зря. Значит, чему-то научилась.
А сегодняшняя сцена… Она понимала, что Северову не она сама была нужна. Ему нужно было через нее достать Степана. Спровоцировать на открытый конфликт или выбить из колеи. Низкий, малодушный поступок.
Но неприятный, мерзко-гадостный осадок не испарялся, оседал в душе́, цепляясь за старые воспоминания и множа их.
Девушка решительно выключила воду и вышла из ванной.
Рухнула на кровать.
Тихо шумел кондиционер, из приоткрытого окна доносился запах моря – густой, влажный и соленый. Прислушиваясь к нему, девушка не заметила, как задремала.
Перед глазами снова возникла холодная и гладкая река. Темная и величественно медлительная. Высокие сосны по берегам упирались в ярко-голубое ясное небо. Черные камни смотрели хмуро и нелюдимо. И она скользила между ними, парила легко, будто фея или стрекоза.
Она знала этот сон – дальше она внезапно ощутит тяжесть собственного тела и вывалится из забытья, зачерпнув напоследок ледяной воды.
С трудом открыла глаза – кондиционер также неторопливо дышал, море также врывалось в ее сон легким неторопливым бризом. Стало холодно. Девушка потянула на себя край покрывала, кутаясь, и в этот же момент услышала стук в дверь.
Первое желание – спрятаться и никого не видеть. Тихо завибрировал сотовый – сообщение от Степана: «Ночь такая волшебная. Пошли гулять? Я под дверью твоей каюты».
Мерзкий комок в груди съежился, зашевелился и ушел дальше, на глубину. Сказать ему? Возможность реванша, отмщения – сладкая на вкус, пьянящая. Степан пойдет разбираться, будет драка – наверняка будет. Степана могут прогнать из проекта… Она этого не хотела.
Но даже не это главное: ей хотелось похоронить ту сцену, выбросить из жизни, как испачканную кровью Северова рубашку.
Да, именно так – похоронить.
«Не, если ты спишь, то ладно, – не унимался дизайнер. – Пойду гулять в гордом одиночестве. Так что? Ты спишь или не спишь? Предыдущее сообщение-то прочитала, мессенджер тебя сдал с потрохами».
Ангелина фыркнула, улыбнулась уголком рта.
«Не сплю, – отбила ответ. – Стой, где стоишь, я переодеваюсь».
Длинная юбка из шифона, аккуратный топ и тонкая блузка, завязанная на талии, – почему-то хотелось сегодня выглядеть женственно. Чтобы поймать восхищение в его глазах.
Уже выбегая из каюты, обнаружила, что оставила свои балетки в шоурум, когда сбегала от Северова. И еще она перевернула там чей-то манекен, наверняка завтра будет скандал. Но возвращаться туда, снова окунаться в мерзко-липкие воспоминания – нет, это выше ее сил. Не сегодня. Сегодня вечер – для Степана Паса.
А с манекеном она разберется завтра с утра, встанет пораньше.
Он стоял напротив ее каюты, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди. Ждал. Увидев, как она распахнула дверь, улыбнулся широко и протянул руку:
– Назови любую цифру от одного до шести.
– Пять. А что это означает?
– Я приглашаю тебя на свидание на пятую палубу, – он подхватил замершую на весу руку девушки, мягко притянул к себе.
– Свидание? – он почувствовал, как у нее похолодело внутри, как разгорелось в груди сомнение и острое желание шагнуть назад, в спасительное уединение каюты.
Сплел их пальцы, чтобы она не сбежала. Уклончиво покачал головой и посмотрел в потолок, словно надеясь прочитать там нужный ответ.
– Ну надо же нам как-то обозначить сегодняшний вечер. Пусть будет свидание… Хорошее слово. Красивое. И тебя ни к чему не обязывает.
Он вопросительно на нее покосился, свободной рукой почесал щеку.
Ангелина молча шагнула к лифту, краем глаза поймав его лукавую ухмылку. Резко обернулась, но дизайнер успел ее спрятать и теперь невозмутимо хлопал ресницами.
Лифт неторопливо увлек их вверх, распахнул двери развлекательного центра.
– Здесь есть казино? – девушка распахнула глаза, разглядывая дам в ослепительно блестящих вечерних туалетах, с бокалами шампанского в руках.
Подошедший официант предложил и им по бокалу. Ребята одновременно качнули головами, отказываясь и рассмеялись.
– Я не хочу в казино, – Ангелина продолжала смеяться. Нервно, с надрывом. Ей все казалось, что она делает что-то недозволительное, что после сцены с Северовым она должна была запереться и умереть. Хотя бы до утра. Но вместо этого шла рядом со Степаном, держась за его руку, будто слепец за поводырем.
Грелась рядом с ним.
– Тогда пошли просто гулять, – Степан потянул к широким дверям, ведущим на открытую палубу, под шум ветра.
Солнце едва коснулась кромки моря, окрасило его огненно-рыжим, будто кто-то из богов перевернул крынку с жидким золотом, и оно расплескалось по волнам, растеклось длинной лужицей.
– Красота какая, – девушка не могла надышаться этим волшебством, впитывала в себя последние солнечные искры, морские брызги и ощущение счастья: оно кипело рядом, бурлило в возбуждённых голосах пассажиров, их смехе, кружило в музыке, звучавшей над палубой. Проговорила грустно и даже потерянно: – А я опять не взяла сотовый. Хоть сфотографировать на память…
– Ну, давай я буду твоим фотографом. Доверяешь? – Степан полез в карман, достал мобильный, огляделся. – Пойдем, во-он туда. Там кафе, отчего-то сегодня пустынное. И там роскошный вид на закат.
– Я стесняюсь позировать, – призналась Ангелина, чувствуя, как расцветает на щеках румянец.
Степан пожал плечами:
– А чего там стесняться? Ты сидишь, я фоткаю. Ты улыбаешься, я фоткаю. Ты идешь, я опять фоткаю. Из сотни снимков неужели пара-тройка приличных не окажется?
Девушка засмеялась:
– Хочешь взять если не мастерством, то количеством?
Парень вроде бы смутился:
– Вообще-то я хорошо фотографирую, – отметил резонно.
– Как целуешься? Или лучше? – как вопрос слетел с ее губ, она сама не знала – то ли воздух слишком пропитан флиртом, то ли что-то фривольное в ней просыпалось рядом с этим парнем.
Но он ухватился за интонацию, осмелел:
– Как целуюсь ты еще не проверяла, а вот как фоткаю – у тебя есть все шансы узнать прямо сейчас.
И он активировал камеру, выставил настройки света, баланс. Поднес камеру к лицу и, не дожидаясь разрешения, сделал первый снимок.