По темному небу скользили равнодушные звезды, сыпались за линию горизонта и терялись в морской глубине. Ночь врывалась в каюту, холодила кожу, хлестала по щекам.
С первым лучом солнца Степан поднялся.
Он ловил этот цвет. Тонкий, как вуаль незнакомки. Прозрачный, как капля крови в ледяной воде. Яркий, как поцелуй красавицы. И такой же обжигающий.
Он подошел к шкафу, распахнул его. Вытащил один за другим три кофра, повесил на дверцу ванной. По очереди дернул вниз молнии и сбросил на пол упаковки.
Его коллекция.
Коллекция, которую победил Ваня Северов. В которой слишком все гладко и продуманно. В которой нет воздуха, нет жизни. В ночной темноте каюты платья выглядели замершими вдовами.
Степан мрачно наблюдал за ними, как те ждут его вердикта, дышат, едва покачивая темными тканями.
Молодой дизайнер заглянул в нижнее отделение шкафа, где стоял его чемодан. Раскрыв его, достал шуршащий пакет, лежавший там с поездки по Барселоне. Решительно пересек каюту и, перевернув пакет вверх дном, вывалил аккуратно сложенные отрезы на покрывало. Разбросал по нему.
Черное кружево поблескивало в утреннем тумане, тончайшая туа́ль крошилась в таявшем лунном свете, рассыпалась угольно-черным и теплым. Как еще не остывшие поленья, с которых утренняя прохлада срывала едкий дымок, укрывая танец огненно-рыжих искр.
Взгляд упал на флюоресцентно-красные ткани, оказавшиеся погребенными под ворохом кружев и шифона. Ярко-оранжевый, малиновый и красный. Полыхающие рассветом цвета.
Степан потянул на себя отрез за угол, намотал на палец невесомо нежную ткань, гладкую, словно масло, прохладную. Зажал в кулаке, отрешенно наблюдая за тем, как распрямляются смятые складки.
Солнечный блик играл в складках, подрагивал от нетерпения, готовый прыгнуть в руки и обжечь.
Молодой человек медленно опустился на колени, приглядываясь к нему. Но тот словно Огневушка из сказки Бажева скользнул по покрывалу, пробежал по ковру на другой конец каюты и замер у подола платья. Опасливо забрался по свисавшему шлейфу, оставляя за собой малиново-красную дорожку отблесков на пайетках и стразах. Расцвел на рукаве огненно-рыжим.
Степан наблюдал за ним и улыбался.
Григорий Пас спустился с широкого крыльца, пристроил портфель у гранитного парапета и устало опустился на каменный бордюр. Он чувствовал, что ему надо остановиться и подумать. Неторопливо перебрать в памяти события последних месяцев, дней, чтобы понять, на чем он споткнулся. Ведь это он споткнулся, это очевидно.
В череде командировок не сразу и поймешь, что не так. Поездка на Саммит в Германию. Интервью с директором банка. Интервью и крупный материал в стадии доработки с руководителем фармацевтической корпорации. Да, горячий материал. Особенно по нынешним временам. Серия статей по мошенничеству с пищевыми добавками и удобрениями. Довольно скандальное и конфликтное. С ним связывались крупные игроки от бизнеса, просили смягчить. Но очень вежливо просили. Без угроз.
Григорий растирал указательным пальцем морщинку на лбу, медленно раскачивался в такт своим мыслям.
«Таню надо под охрану», – подумал, сам удивляясь спокойствию. Будто поставил галочку в списке купленных продуктов.
Не потому, что все равно. А потому что очевидно, и Таня уже давно к этому привыкла. И не будет сопротивляться, закатывать истерики и что-то доказывать. Просто из режима «все хорошо» перейдет в режим «осторожность». Главное, не сболтнуть жене лишнего. Иначе переполошиться и сразу перейдет в режим «караул».
Григорий Пас вздохнул и посмотрел на шоссе. Автомобили торопливо мчались мимо, светофор подмигивал то зеленым, то красным. Привычная суета привычного города.
За такой привычной, обманчивой обыденностью проще всего спрятаться угрозе. Проще всего ее проморгать. Подпустить так близко, что невозможно успеть отреагировать. Выставить блок.
Под сердцем стало тяжело и зябко, будто ледяным копьем нанизали его, еще живое, безжалостно выдернули из груди. В глазах потемнело.
– Мужчина, вам плохо? «Скорую» вызвать? – из фойе показалась девушка в форме, подошла ближе.
Григорий Пас посмотрел на нее, покачал головой.
Та с сомнением потянулась к рации, закрепленной на поясе. Григорий еще раз, более настойчиво, покачал головой, тяжело поднялся:
– Нет, девушка, благодарю. Все хорошо. Просто обдумал важные новости из вашего ведомства.
Подхватив портфель спустился по ступеням вниз, шагнул к парковке.
Перед глазами стояла распечатка из потрепанной пластиковой папки-уголка. Копия заключения по автоаварии, в которую попал его сын Степан 31 мая.
Александр Форт выслушивал сообщение по телефону, все еще с трудом соображая, спит он или все-таки проснулся. Убит один из участников шоу, русский, Иван Северов. Подозревается в этом другой русский, Марроне Пасс. Эти новости он уже знал с вечера, как и то, что полиция проверяет записи видеокамер, каюты участников шоу и всю территорию «Киар Алари»: он сам лично отпирал и запирал двери после полиции. В довершение всего исчез американец Крейг: полиция осматривала каюты участников, не обнаружила его в номере. Зато у него оказалось распахнутое окно. Его не могут найти на лайнере и предполагают, что Крейг вывалился из окна. Собираются возбудить еще одно дело.
Менар уже выбыл.
Теперь еще эти трое.
Так шоу точно перекочует из модной хроники в криминальную.
– Это не шоу, а катастрофа, – процедил Форт, бросая трубку поверх одеяла.
Посмотрел в окно, на уже разгорающийся восход. Сел на угол кровати. По сути, его это никак не касается – он всего лишь ведущий. Но, с другой стороны, именно потому, что он ведущий – он лицо шоу. Его имя так прочно с ним связано, как только можно представить. И этот криминальный душок с нападениями, исчезновениями и убийством заставлял нервничать.
Подумав, Форт взял телефон в руки и набрал номер. Долго ждал ответа, уже хотел сбросить сигнал, как услышал хрипловатый, еще сонный голос:
– Да, Александр… Ты видел, который час?
– Видел, Мария. У нас ЧП. Убит Северов. Марроне под арестом. Крейг исчез, – длительное молчание в трубке. – Алло! Мария, ты меня слышишь?!
– Слышу, не ори…
У Форта холодело под сердцем, когда она так говорила. По шелесту покрывала, догадался, что Мария Стафф садится в кровати, поправляет край одеяла. Представил, как она тянется за сигаретой.
– Мария, что будем делать? Я думаю, надо отменять шоу.
– Ни в коем случае…
Форт уставился прямо перед собой, решив, что ему послышалось, но переспрашивать не решился: ждал пояснения.
– Мария, я помню, ты говорила, что скандал шоу не повредит. Но это уже не скандал. Это катастрофа.
– Не драматизируй, – холодно отметила старуха, затянулась. – С полицией я договорюсь, не думаю, что они запретят Марроне участвовать… А Крейг… Вместо него пусть работает его напарник и партнёр, Том Адамс. Не вижу трагедии.
– А если Крейг погиб?
– Об этом мы узнаем по окончании шоу. Сейчас будем его искать, а зрителям скажем, что он… болен, например. Или в состоянии стресса и не может работать. Он же творец, а они все такие ранимые.
– Может быть, отменить третий тур? Оставить второй и вывести сразу финал? – несмело предложил Форт, злясь на себя за то, что при Марии чувствовал себя школьником. Всегда. Хотя они знакомы уже тридцать четыре года. Он видел ее нищей, голодной, поющей непристойные песни у метро, чтобы заработать пару долларов. Он помнит ее мойщицей машин из Бруклина. Помнит, как от нее несло рыбой, потому что вечерами она работала на рынке – чистила рыбу. И этот запах так пропитал ее всю, что у него, здорового парня из колледжа, не возникало даже мысли полезть к ней под юбку.
Она всегда была несгибаемая, железная Мария Стафф. С холодным, чуть пьяным взглядом и плотно сомкнутыми губами. Даже когда она улыбалась, она презирала его. За благополучность. За то, что его золотой билет был обеспечен ему с рождения. А свой ей пришлось выцарапывать.
– Что скажешь? – Напомнил он о себе, ежась в неуютной паузе.
– Это хорошая мысль. Но участникам это не говори, пусть работают с полной отдачей. Сперва я договорюсь насчет Марроне…
– Он пропустит этап? Его напарница, Фролова, не дизайнер.
– Я хочу, чтобы он был в финале, ты помнишь это?
– Да, помню. Ты сказала, что его можно выкинуть в финале.
– Я так сказала? Хм… – Она засмеялась. – Он должен быть в финале. Это во всяком случае точно…
– Дался тебе этот сопляк… – Форт бессильно злился на нее. – Если хочешь его облагодетельствовать, сделала бы это без меня…
Она холодно рассмеялась, будто прокаркала:
– Нет. Даром ему ничего не достанется. Ты меня знаешь.
– Знаю. Поэтому и не понимаю…
Она помолчала. Он слышал, как она затушила сигарету и откупорила бутылку с минеральной водой: в трубке тихо зашипело.
– Потом поймешь… А нет, так и не велика потеря. Организуй мне встречу с полицейскими… Кто там у них главный?
– Капитан Джакомо Фариди, полиция Генуи.
– С капитаном Фариди. Через сорок минут.
– Мари… – тихо позвал Форт, как много лет назад, когда им было чуть за двадцать. – Тебе так важно это шоу? Давай все отменим… Я сделаю красиво, твоя репутация не пострадает.
– Алекс, я не о своей репутации пекусь. Хорошенький скандал в мои годы бодрит.
– Тогда что? Я не понимаю…
– «Киар Алари» должен быть у всех на устах… Как в 60-е.
Форт устало покачал головой:
– Черт, Мари… Это всего лишь Дом моды…
– Это мой Дом Моды. Единственное место, которое не знает меня как Марию Лабовски, нищую польскую эмигрантку.
– Ты все еще что-то хочешь доказать? Мари… Все враги давно повержены. Все, кто отказал тебе когда-то в помощи – наказаны. – Его голос стал еще мягче, вкрадчивей. – Мари… У тебя прекрасный сын. У него имя… Твое дело живо. Зачем тебе этот маскарад? Со смертью Северова шоу перестало быть милой забавой, пойми. В дело вмешалась полиция. Они будут копаться в грязном белье каждого из нас.