– За чем же вы следите? – не выдержала Мира.
– Я? – Лицо Лизаветы сделалось надменным и важным. – Ключи выдаю. За порядком наблюдаю. За тем, чтобы кое-кто не прохлаждался, а работал. – Она свирепо глянула на Миру. – Что-то разотдыхалась ты, девка. Больно себе на уме да дерзкая. Зачем тебя Михалыч взял, не пойму.
Никто и никогда не упрекал Миру в дерзости. В робости – да, в застенчивости. Но в дерзости! Ей даже приятно стало.
– Я сейчас вернусь, – сказала она Лизавете тоном, не терпящим возражения.
На минутку забежав в номер и обувшись, она вышла на улицу.
Внимательно оглядев дворовую территорию, Мира никого не обнаружила, кроме нежащейся на солнышке Мурки. Но не может же кошка следить за ней, смотреть в окно, заходить в номер! Фантастика. Наваждение какое-то. Мира решила-таки рассказать обо всем Михалычу. Пусть знает, что творится у него в гостинице.
Она вернулась к ведру и швабре и занялась санузлом. Помимо пола помыла душевую кабину, раковину и унитаз. Затем пришел черед остальных этажей. Мира два часа без остановки надраивала коридоры и номера, пока не почувствовала, что силы ее на исходе. Тогда, наконец, она спустилась с твердым намерением объявить свой рабочий день оконченным.
Честно выполняя обязанности горничной, Мира совершенно позабыла про родителей. Когда она достала телефон, тот ломился от пропущенных звонков и эсэмэсок. Мира еще с вечера поставила его на беззвучный режим, да так и не включила звук. Она написала матери, выслала несколько фото, которые были сделаны еще в первый день на теплоходе, в том числе и фото из бара, где их с Анжелой, сидящих за столом, сфотографировал Сергей. Мать слегка успокоилась, но все равно не унималась, требуя немедленно починить телефон. Мире с трудом удалось закончить переписку.
Лизавета ушла в буфет готовить обед. Глядя, как она неряшливо режет овощи и кидает немытые куски мяса в липкую от жира кастрюлю, Мира с трудом подавила рвотный рефлекс. Неужели эту стряпню кто-то ест? Неужели поблизости нет какого-нибудь кафе или хотя бы продуктового магазина? Она решила пойти на разведку. Без разрешения Михалыча делать это опасно, но его нигде не было видно, и Мира осмелилась совершить первую самостоятельную вылазку.
Она вышла со двора и пошла наугад по пыльной грунтовой дороге, идущей наискосок от шоссе. Вскоре на глаза ей попался маленький магазинчик. Мира зашла туда. Ассортимент был не ахти, но все же ей удалось приобрести пару помидоров, огурцов, творожный сыр, булочку и мало-мальски приличный чай. Помятуя наказ Михалыча, она не пользовалась карточкой, а тратила оставшуюся наличку. Чрезвычайно довольная собой, Мира вернулась в гостиницу и, не обращая внимания на пыхтящую от гнева Лизавету, до блеска отмыла одну из тарелок, нарезала себе салат. Потом она так же отдраила чашку, заварила свежий чай, намазала на хлеб сыр и с удовольствием перекусила. Пока Мира раздумывала, чем заняться до вечера, в буфете показался Михалыч. Он втянул носом пар, идущий от Лизаветиной стряпни, и скривился с отвращением.
– Фу. Опять ты свое варево сварганила. И что только ты туда кладешь? Мухоморы?
– Все свежее, – обиделась Лизавета. – Мясо, картошку, капусту, морковь. А на второе бефстроганов с макаронами. Садитесь кушать, Лексей Михалыч.
– Да не, я в поселке уже пообедал. Так заглянул, проведать, как вы тут. – Он вопросительно поглядел на Миру.
– Все в порядке, – сказала та и, преодолев смущение, прибавила: – Хотите салата?
– Хочу! Сто лет не ел салат. Одни макароны каждый день. Давай, накладывай.
Мира отмыла еще одну тарелку и положила в нее остатки салата. Михалыч с аппетитом прикончил его за минуту.
– Вкусно! Не то что твое пойло, Лизавета.
– А вы ее еще и поварихой возьмите, – сердито пробурчала та. – Возьмите, да. Пусть готовит, раз вам так нравится.
– Нет. – Михалыч весело усмехнулся. – Поварихой – это уже перебор. Ладно, Лиза, не злись. Готовь сама, только, прошу, будь поаккуратней. Фартук хоть постирай, а то он у тебя черный от грязи.
– Да когда ж мне все успеть, – посетовала Лизавета. – Кручусь целый день, как белка в колесе.
Мира невольно фыркнула. Михалыч посмотрел на нее и ухмыльнулся. Лизавета побагровела не то от злости, не то от стыда и, громко топая, покинула буфет.
– Видел я твою работу, – уважительно сказал он. – Ты просто молодчина. Жаль, что я не могу оставить тебя работать у нас навсегда. Я б тебе хорошо платил.
Мира грустно усмехнулась. Он понимающе кивнул.
– Тоскуешь? Ясное дело. Потерпи, не так много осталось. Разве тебе здесь плохо?
– Нет, нормально. – Мира помялась и решилась: – Только… Только, дядь Леш, мне кажется, кто-то следит за мной.
– Следит? – Мохнатые седые брови Михалыча сошлись на переносице. – Быть того не может. Некому тут.
– Может… это из полиции? – робко предположила она. – Вычислили нас.
– Не говори ерунды, – твердо произнес Михалыч. – Какая здесь полиция? Просто у тебя нервы шалят. Попей валерьянки. У Лизки есть склянка. Я ей велю, чтобы тебе дала.
Мира поняла, что дальнейшие разговоры бесполезны. Михалыч не верит ей, и кто-то другой вряд ли поверил бы. Однако она ясно помнила жуткое ощущение того, что на нее кто-то смотрит. Из окна, из двери, из кустов – отовсюду. Валерьянка здесь не спасет. Мира невольно вздохнула. Михалыч глянул на нее сочувственно и положил руку на плечо.
– На сегодня хватит работы. Иди отдыхай. Можешь прогуляться до берега. Не бойся, тут у нас спокойно, никто тебя не тронет. И не забывай родителям писать.
– Я пишу.
Мира сложила стопкой грязные тарелки и понесла в раковину. Михалыч немного понаблюдал за ней, а затем ушел. Вернулась Лизавета, налила огромным половником из кастрюли супа в несколько замызганных плошек, навалила в тарелки слипшиеся макароны и мясную жижу. Поставила все это на поднос и куда-то поволокла. Очевидно, кто-то из постояльцев не считал толстухину стряпню помоями и заказывал обед в номер. Мира сполоснула тарелки, чашки и спрятала их высоко на полку. Отныне это будет ее личная посуда, и другую она постарается привести в порядок. Мира критически оглядела буфет. Да, она вычистит здесь все до блеска, только не сейчас. Сегодня, как сказал Михалыч, она отдыхает.
Мира решила послушаться его совета и сходить на берег. Она оделась потеплее и вышла из отеля. Мурка снова сидела на дорожке и смотрела на нее глазами-блюдцами. Мира дала ей немного сыра, специально завернутого в салфетку. Кошка понюхала его и с брезгливым видом отвернула усатую морду.
– Не хочешь, как хочешь, – сказала ей Мира. – Больше у меня ничего нет.
Мурка мяукнула весьма неприветливо. Мира украдкой показала ей язык и, миновав двор, не торопясь зашагала мимо маленьких деревянных домиков. Она хорошо помнила дорогу, по которой они с Михалычем шли с берега. Навстречу попадались немногочисленные прохожие. Мира вспомнила, что на берегу может оказаться автолюбитель со своей дочкой, они же собирались жарить шашлыки. От этой мысли ей стало веселее, и она прибавила шагу.
Вскоре за деревьями мелькнула вода. Пахнуло речной тиной. Мира вышла на пляж. Он был пуст, не считая четверки парней и девушек, играющих в волейбол. Никто не купался. Мира сняла кроссовки и с удовольствием прошлась по влажному песку. Хотела даже зайти в воду, но побоялась, что простудится – все-таки не лето на дворе, как правильно заметил Михалыч. Один из парней с интересом покосился на нее.
– Эй, девушка, хотите с нами?
– Нет, спасибо. Я не умею, – отозвалась Мира.
– Научим, – засмеялся парень.
Девушки посмотрели на нее с ревностью.
– Олег, отстань от нее. Что ты пристал? – проговорила одна из них, тощая брюнетка в ярко-голубом бикини.
– Вам жалко, что ли? – не унимался Олег. – Девчонка одна. Ей, наверное, скучно.
– Мне вовсе не скучно, – успокоила его Мира. – Вы не обращайте на меня внимания, играйте. Я просто гуляю.
– Видишь, она просто гуляет, – с неприкрытой неприязнью произнесла тощая. – Подавай.
Олег пожал плечами и отошел на край площадки. Мира дождалась, пока обсохнут ноги, обулась и, взяв немного правее, пошла по тропинке, вьющейся между прибрежными кустами, надеясь отыскать Лилю и ее отца.
Откуда-то издалека послышался шум и мужские голоса. Они что-то выкрикивали, но слов не разобрать. Пару раз ей показалось, что она слышит брань. Мира остановилась в нерешительности, не зная, идти ли ей дальше или вернуться. Все-таки любопытство пересилило. Она двинулась дальше по дорожке.
Вскоре кусты расступились. Показались деревянные мостки, некоторые доски насквозь прогнившие. Мира с удивлением смотрела на большой грузовой баркас, стоявший у самого берега. По палубе ходили голые по пояс мужики, носили на спине какие-то тюки, с грохотом швыряли их на пол и хрипло сыпали матюками.
Мира застыла как завороженная, не в силах сдвинуться с места. Не это ли видела она во сне в последний день дома перед поездкой? Вода, грязная дощатая палуба, ругающиеся грузчики и полное одиночество.
Горло сдавил ком. Мира села в густую траву. Глаза ее наполнилось слезами. Как она хочет домой! Домой, к маме! Та наверняка чувствует неладное, каждую секунду пишет Мире, чтобы она починила телефон или попросила кого-нибудь позвонить. Ну почему так случилось? Как она влипла во весь этот ужас? Будь проклята Анжела с ее сумасшедшим дружком!
– Вот это встреча! – раздался за ее спиной знакомый голос.
Мира вздрогнула и обернулась. На тропинке стоял автолюбитель. В одной руке у него был походный мангал, в другой мешок с углями. Рядом весело прыгала Лиля с рюкзачком за плечами.
– Вы все-таки пришли, – радостно произнес мужчина. – А я обещал Лиле, что вы придете только в восемь. И, кстати, вы не спросили, какой номер. Ну да теперь не важно. Айда с нами на шашлык! У нас есть целых два часа до того, как стемнеет.
Мира быстро вытерла слезы и встала. Ни автолюбитель, ни девочка не заметили, что она плакала. Мужик продолжал радостно восклицать, обращаясь к дочке: