ляют у реки, а потом в номер. И плевать ему, что Миру в это время чуть не загрызли. Что ж, как говорится, удачи в личной жизни.
Она доплелась до буфета, налила себе горячего чаю и стащила пряник из Лизаветиных запасов. Ее продолжало трясти, как в лихорадке. Перед глазами стояли желтые клыки и красные глаза, полные нечеловеческой злобы. Вот, значит, о чем предупреждали ее в записке! Будь осторожна, не ходи одна на пруд, там бродит злобный дикий пес. Получается, некто отлично знал, где Мира проводит досуг. Он знает все про нее, каждый шаг ему известен. Это не может быть матрос с баркаса! Его бы сразу все заметили. Да и столько времени, чтобы следить за Мирой, наверняка у него нет. Значит, невидимый спаситель живет здесь, в отеле. Или где-то совсем рядом, поблизости. Но как ему удалось стащить у Лизаветы ключ от номера? Она хоть и неряха, и неумеха, а бдит на своей вахте в оба глаза, обвести ее вокруг пальца не так-то просто.
Мира допила чай и удалилась в номер с твердым намерением уснуть сегодня пораньше. Перед тем как лечь, она тщательно обшарила шкаф и каждый уголок комнаты, надеясь найти там еще какие-нибудь следы пребывания неизвестного. Но никаких улик больше не было. Мира крепко закрыла окно, привычно заперла дверь и, положив телефон рядом с подушкой, уснула наконец тревожным и тяжелым сном.
Глава 18
Утром, как ни странно, она проснулась в отличном настроении. Весь вчерашний день показался ей ненастоящим, словно кто-то специально выдумал его для того, чтобы полностью лишить ее самообладания. Просто не могло сразу случиться столько плохого. Хмурый и отчужденный Богдан, записка с предупреждением об опасности, насмешливый и недоверчивый Михалыч, грозный пес, нацеливший на нее клыки… Она будет считать этот день дурным сном. Не станет вспоминать о нем. Сегодня все сложится по-другому, не так, как вчера.
Мира с легкостью и энтузиазмом взялась за уборку, благо убирать было чего – за прошедшие сутки новые гости превратили гостиницу в настоящий хлев. Полы были затоптаны, в номерах валялся мусор, бумажные обертки, шкурки от бананов. В туалетах на полу Мира обнаружила кучу использованных презервативов. Одним словом – шабаш. Она долго и тщательно надраивала полы, освобождала мусорные корзины, мыла с хлоркой раковины и унитазы. Затем помогала Лизавете с обедом.
Незаметно, в хлопотах, пролетело полдня. Мира почувствовала, что устала как собака. Михалыч не появлялся. Лизавета была на удивление сдержанной и какой-то печальной. Она не ворчала на Миру и вообще мало обращала на нее внимания. После обеда танцоры ушли в поселок на соревнования. Отель опустел. Мира с удовольствием пообедала в тишине и покое.
– Я пойду погуляю? – спросила она Лизавету, со скорбным видом молчаливо восседавшую за стойкой.
Та рассеянно кивнула и ничего не сказала. Мира ушла в садик. За прошедшую ночь в ней созрело твердое решение поговорить с Богданом начистоту. Рассказать ему о том, что она не горничная. Спросить, поедет ли он с ней в Москву. А главное, выяснить, нужна ли она ему, испытывает ли он к ней какие-то чувства или нет. Она уселась на скамейку и вся превратилась в ожидание.
Пять часов. Богдан должен приехать на своей коляске. Это негласный час их встречи. Мира напряженно вглядывалась туда, где темнела каменная ограда, но никто не появлялся. От нетерпения она не могла усидеть на месте. Ей хотелось двигаться, однако податься было некуда. На пруд идти Мира боялась – вдруг там опять злобный пес. Торчать во дворе отеля под оком Лизаветы тоже не хотелось. Уйти на речку – далеко. Можно пропустить Богдана, если тот все-таки приедет.
Она промаялась на лавочке часа полтора. Богдан так и не появился. Ее охватила паника. Куда он делся? Плохо себя чувствует? Или занят срочной работой? Или… попросту не хочет ее видеть? Может быть, Мира надоела ему и он придумал отмазку в виде болезни?
Она, поколебавшись, встала. Ноги сами понесли ее в сторону ограды. Идти было всего минут пять, не больше. Богдан сказал, что есть арка. Мира долго блуждала вдоль стены, но никакого отверстия, чтобы попасть на ту сторону, не обнаружила. Она потеряла терпение и отчаялась. Неужели Богдан обманул ее? Его дом вовсе не там, за стеной, а где-то в другом месте, которое ей, Мире, не найти? На всякий случай она заглянула за угол и потеряла последнюю надежду: стена тянулась дальше, без конца и края. Искать вход на огороженную территорию показалось ей делом бессмысленным. Не может быть, чтобы Богдан ездил в такую даль на своей коляске. Значит, все-таки он сказал неправду…
Разочарованная до глубины души, Мира уже собралась уходить, как вдруг увидела то, что искала! Это была даже не арка, а полуразрушенный лаз, однако достаточно широкий, чтобы проехала коляска. Мира с некоторой опаской зашла в него и очутилась в огромном дворе.
Вокруг действительно царили разруха и беспорядок, громоздились кучи кирпичей, ржавые бочки, мешки с цементом, доски с торчащими острыми гвоздями. Чуть поодаль стоял старый грузовик без стекол, а еще дальше – заляпанный грязью, искореженный трактор. Это явно была заброшенная стройка либо какой-то склад. Мира в который раз подивилась тому, как Богдан ездит здесь на своей коляске. Ей казалось это просто нереальным. Она огляделась вокруг и увидела справа длинную одноэтажную постройку. Грязно-желтые бетонные стены облупились, на одиноких окнах темнели серые перекошенные рамы. Здание больше напоминало приют бомжей, нежели прежний отель.
И здесь, в этой разрухе и убогости, живет Богдан! Мире стало жаль его до слез. Нет, с этим пора кончать. Они поедут домой вместе. Конечно, родители будут не в восторге, особенно отец. Но Мира их уговорит. Может быть, в Москве ему смогут помочь. Есть же всякие реабилитационные центры, массажи, ванны, занятия с инструктором и прочее. Вдруг реально поставить его на ноги? Ну а если нет – она любит его и таким, сидящим в инвалидном кресле. Любит и будет любить всю жизнь!
Окрыленная своими мыслями, Мира решительно направилась к корпусу. Она толкнула скрипучую деревянную дверь и оказалась в темном предбаннике. Кругом отчаянно пахло кошками и не было ни единой лампочки. Мира сделала шаг вперед в кромешной темноте и едва не полетела на пол, наткнувшись на какой-то ящик. Она невольно ойкнула и, вытащив из кармана телефон, включила фонарик. Впереди смутно виднелись очертания другой двери. Осторожно ступая по шаткому полу, Мира дошла до нее и потянула на себя пыльную ручку. Дверь распахнулась с еще большим скрипом.
Теперь по обе стороны от Миры тянулся узкий коридор. На потолке горела старая допотопная люстра. Мира разглядела коляску, та стояла в торце, под узким окошком, в которое почти не проникал свет. Рядом располагалась дверь, очевидно, это и был номер Богдана. Мира быстро подошла и постучалась. Никто не отозвался. Она стукнула сильней.
– Богдан! Ты тут? Это я, Мира.
– Мира? – раздался изнутри глуховатый голос. – Ты? Заходи, не заперто.
У нее отлегло от сердца. Значит, он действительно тут живет, и с ним все в порядке. Но как он оказался в комнате, если коляска здесь, в коридоре? Мира не успела об этом подумать – она уже стояла на пороге крохотной каморки. Максимум пять квадратных метров, с таким же узким, похожим на тюремное, окном. Кроме него, в комнате стояла железная кровать, стул и высокий деревянный комод. На кровати сидел Богдан. Выглядел он вполне спокойным, только лицо, как и вчера, было бледным.
– Как ты меня нашла? – спросил Богдан.
Она пожала плечами.
– Обыкновенно. Ты же говорил мне, что живешь в старом крыле и надо пройти через арку.
– И ты не побоялась сюда соваться? – В его голосе было неподдельное удивление.
– Почему я должна бояться?
– Ну… тут такие катакомбы. Да и сложно сориентироваться.
– При желании везде можно сориентироваться. Лучше скажи – как ты тут можешь жить? Это же тюрьма какая-то, а не гостиничный номер!
– Зато не накладно, – произнес Богдан.
Мире показалось, что как-то уж слишком беспечно, нарочито. Она кинула на него пристальный взгляд. Уголки губ напряжены, рука крепко сжимает спинку кровати.
– Ты снова плохо себя чувствуешь? – Мира подошла к кровати и присела на стул.
– Нет. С чего ты взяла? – Он быстрым движением вытер лоб.
– Зачем ты говоришь неправду? Я же вижу. Лицо совсем белое, в испарине. – Мира дотронулась до его щеки.
Богдан тут же отстранился.
– Говорю же, все нормально. Тебе не надо было приходить.
– Почему?
– Потому. Я бы сам. Завтра. Или послезавтра.
– Я не могла ждать, – просто проговорила Мира.
Его взгляд немного прояснился.
– Понимаю, – произнес он мягче. – Думаешь, мне легко? Я… скучал по тебе. Да, скучал. Каждую минуту, начиная со вчерашнего вечера.
– Тогда почему мы не можем быть вместе? Или хотя бы на связи?
Мира вдруг вспомнила свой недавний сон, в котором просила у Богдана телефон.
– Дай мне свой номер! Мы сможем созваниваться или хотя бы переписываться. Пожалуйста!
Он загадочно улыбнулся.
– Ладно, ладно. Не бушуй. Дам. Только попозже, не сейчас.
– А сейчас что?
– Иди сюда. Сядь рядом. – Он похлопал рукой по одеялу.
Мира с готовностью пересела на постель. Они обнялись.
– Как же хорошо. – Богдан закрыл глаза.
Мира почувствовала, что от него исходит жар. Не привычное согревающее тепло, а настоящая горячка.
– У тебя, кажется, температура, – проговорила она с тревогой.
– Чепуха. – Он небрежно махнул рукой. – Лучше поцелуй меня.
Мира поцеловала его в губы: они тоже были сухими и горячими. Она дотронулась до его лба. Кипяток.
– Богдан, ты болен. У тебя лихорадка, жар. Градусник тут есть?
– Не надо никакого градусника. Это у меня от тебя. От того, что ты рядом. – Он обнял ее крепче и прижал к себе.
Мира сразу ослабела в его руках, привычно подчиняясь исходящей от него силе и властности.
– Ты любишь меня? – горячо шепнул Богдан ей в самое ухо.
– Люблю.