Прижатая практически неподвижным телом София орала как оглашённая и ругалась на смеси английского и русского языков, пытаясь сдвинуть верзилу с себя. Тот, что-то пьяно объясняя по-испански, даже и не делал попытки как-то помочь ей.
Джон перепугался, что этот идиот мог повредить девушке или даже что-то сломать. Всю злость как рукой сняло, остался только дикий страх за неё.
– Джон! – закричала она, когда поняла, что сама не справится. – Джон!
Расстояние в десяток метров Кэлтон проделал в доли секунды. Подбежав к верзиле, подхватил его под мышки и попытался оттащить в сторону.
И в этот момент с непонятным треском ему на спину опустилось нечто, очень напоминающее швабру.
Джон обернулся и успел заметить крупную черноволосую женщину с ястребиным носом. Она выкрикивала ругательства на испанском и размахивала ярко-оранжевой шваброй. Причём Кэлтону показалось, что она не ставила целью попасть именно по нему. Скорее, ей было важно выплеснуть накопившиеся эмоции.
Из криков женщины Джон разобрал, что верзила приходится ей мужем. Сегодня он вернулся домой пьяным и без зарплаты. Испанка пыталась выяснить у благоверного, где деньги, заодно посвящая всю улицу в подробности их личной жизни.
Джону ещё дважды перепало шваброй по голове, прежде чем ему удалось сдвинуть верзилу в сторону и освободить Софию.
Испанка, углядев, на ком именно лежал её муж, разразилась новой серией проклятий, размахивая шваброй с удвоенным рвением. Теперь уже удары сыпались безостановочно, перепало и верзиле, и Джону, и Софии.
Едва сумев выбраться из-под шквального огня, Кэлтон поспешил увести девушку подальше от ревнивой жены, которая всё кричала и сыпала оскорблениями им вслед, но от своего мужа не отошла ни на шаг.
София испуганно жалась к Джону, вцепившись в его футболку. Кэлтон привёл её в небольшой сквер и усадил на скамейку недалеко от фонтана. Девушку трясло, она стучала зубами и отказывалась разжимать кулаки, державшие его за одежду. Джон осторожно взял её сцепленные пальцы в свои ладони и аккуратно распрямил.
– Я никуда не уйду, – успокоил он её и подошёл к фонтану.
Опустил в воду руки и смыл с них налипшую пыль, поплескал немного на лицо. Висок тут же защипало. Джон коснулся кожи пальцами и обнаружил небольшую ссадину.
– Что ей было нужно? – спросила София, усаживая на бортик фонтана и тоже плескаясь водой.
– Ты разлеглась прямо под её мужем, – усмехнулся Джон.
– Ну тогда её недовольство понятно, – девушка улыбнулась в ответ. – Ой, у тебя ранка…
Она подошла ближе и подняла руку, словно хотела коснуться, но не решилась.
– Нам нужна медицинская помощь. Идём, – София протянула руку и выжидающе посмотрела на него. Джон взял её ладонь и легонько сжал.
В ближайшей аптеке они купили пластырь и антисептик. И его сиделка наконец приступила к своим прямым обязанностям.
Джон не шевелился и даже, кажется, дышал через раз, когда она, подойдя очень близко, занялась его боевыми ранениями. Антисептик чуть щипал кожу, но Кэлтону казалось, что нежные женские пальцы одним прикосновением излечивают раны, забирают боль, дарят тепло и заботу.
Джон испытывал томительную нежность, о существовании которой раньше и не подозревал. Эта женщина нужна ему. Он это не просто чувствовал, он это знал. Наверняка.
А значит, нужно сделать всё, чтобы и ей тоже захотелось принадлежать ему. Без всяких ненужных сомнений.
38
Эта сумасшедшая тётка разбила Джону лоб. На виске осталась красная ранка с неровными припухшими краями. Я обработала её антисептиком и заклеила пластырем.
И всё равно Джон выглядел побитым. Волосы растрепались. Футболка порвана. Из-под пластыря выглядывал начавший наливаться синяк.
Хорошо, хоть зеркала у меня нет, наверняка ж и сама смотрюсь не лучше. Мне той шваброй тоже прилетело пару раз.
Вообще ситуация какая-то фееричная. Я думала, такое только в кино бывает. И ещё неожиданно так всё случилось. Я не успела ни понять что-либо, ни сгруппироваться. Хорошо, что Джон был рядом. Иначе всё могло закончиться гораздо плачевнее.
Он спас меня, мой рыцарь. А теперь смотрел снизу вверх таким взглядом, что всё внутри заходилось сумасшедшим звоном.
Я даже отодвинулась на шаг и, быстро собрав медикаменты в пакет, двинулась в сторону площади.
– Пойдём, перекусим чего-нибудь, надо набраться сил, – я улыбалась и вообще старалась перевести всё в шутку, но понимала, что просто сбегаю от его близости. От того, что казалось сейчас таким доступным, но разумом, к счастью, понимала, что это всего лишь иллюзия.
В туалете кафе, в которое мы зашли, я наконец смогла себя рассмотреть. Видок, надо сказать, был ещё тот. Джон выглядел даже получше. Если синяя футболка более-менее стала выглядеть прилично после того, как была оттёрта мокрыми ладонями, то белые шорты уже ничто не смогло бы спасти. Боюсь, даже стиральная машина тут не особо поможет. Попытка почистить их привела к ещё более удручающему виду.
Что ж, придётся пока побыть замарашкой.
Зато лицо я умыла, сумела как-то причесать волосы пятернёй и собрала в хвост.
Джон уже сделал заказ и теперь сидел, попивая холодное пиво прямо из горлышка.
– Я тоже хочу, – кивнула на запотевшую бутылку.
Кэлтон махнул официанту и показал на своё пиво. Тот понятливо кивнул.
– Ты как? – спросил, глядя мне в глаза, словно ожидал, что совру. И я отвела взгляд.
– Нормально, – это была полуправда.
Я уже пришла в себя после встречи с боевой испанкой и её тяжёлым супругом, но никак не могла прийти в себя от близости Джона. Она опьяняла, манила, обещала. Я надавала себе мысленных затрещин, чтобы привести себя в чувство. Мне сейчас никак нельзя раскисать. Нужно быть сильной.
Бабушка была права: если ты сможешь преодолеть себя, то преодолеешь всё, что угодно.
А как я могу показать Джону, что я не девушка на одну ночь, если только и мечтаю, чтобы он снова меня поцеловал? При этом рассчитываю явно на большее.
Официант принёс и мне пива. Я сделала большой глоток и закашлялась. Не ожидала, что оно окажется таким холодным и горьковатым. Откашлявшись, я сделала ещё глоток, уже осторожнее. Да, то, что надо после такого насыщенного утра.
На еду мы оба набросились, словно голодали несколько дней. Хватали обжаренные ломтики картофеля прямо руками и, обмакнув в соус, жадно поглощали. С бургером я расправилась минут за пять, Джону понадобилось немногим меньше времени.
И, лишь утолив первый голод, мы немного расслабились и заказали ещё по одной бутылке пива. Вот теперь было намного лучше.
– Расскажи о себе, – я заозиралась по сторонам, чтобы понять, кто это заговорил моим голосом. Но всё же была вынуждена признать, это я вдруг набралась храбрости и попросила Джона рассказать о себе.
«Ну вот что ты лезешь к нему, Горцева? Зачем ему с тобой откровенничать? Ты для него – никто. Так, возможнаягрелка в постель на время путешествия. Чтобы не скучно было».
– Мои родители умерли рано, я их почти не помню, – вдруг начал он, перебив мои пессимистические мысли. – Детство прошло сначала в приюте, потом были приёмные семьи. Я нигде не задерживался больше года. А когда мне исполнилось шестнадцать, и вовсе сбежал. Путешествовал автостопом, ночевал под мостами, перебивался случайными заработками.
Я слушала Джона, раскрыв рот. А он смотрел перед собой слегка расфокусированным зрением и вспоминал события своей жизни. Вот так вот просто доверился почти незнакомому человеку?
Я представляла совсем юного мальчишку, на долю которого выпало так много испытаний.
– В какой-то момент я оказался в Луизиане, близ Нового Орлеана, и это определило всю мою жизнь. Может, на ту верфь меня привела сама судьба, кто знает. – Джон усмехнулся, по-прежнему не глядя на меня и периодически отпивая из бутылки. – Даже не представляю, почему они меня не выгнали. Я ведь мог оказаться обыкновенным воришкой. Сначала мне давали работу из разряда принеси-подай, а потом, когда убедились, что я по-настоящему заинтересовался делом, стали доверять более сложные задания. Так я приобщился к процессу создания кораблей. Через пару лет меня нашёл поверенный отца. Тогда я узнал, что родители успели позаботиться о моём будущем и основали фонд на моё имя. И теперь, будучи совершеннолетним, я мог найти этим деньгам достойное применение. И я пошёл учиться тому, что любил. Учился строить корабли. А затем основал собственное дело. Это и есть моя жизнь.
– Но тебя, наверное, больше интересует другое? – он усмехнулся и наконец-то посмотрел на меня.
И лучше бы Джон этого не делал. Я почувствовала себя любопытным цыплёнком, ради интереса забравшимся в конуру цепного пса. Сейчас щёлкнет своими мощными челюстями, и не останется от цыплёнка ни рожек, ни ножек.
– Нет, мне интересно всё… – как-то невнятно промямлила я и одновременно навострила уши, потому что Джон продолжил.
– С матерью Адама мы познакомились, когда оба были молоды и глупы. Она забеременела, и я решил, что смогу быть хорошим отцом и мужем. Что смогу стать частью семьи. Ведь именно этого мне всегда и не хватало. Но… я чересчур много работал и слишком редко бывал дома. А у Глэдис оказались непомерные аппетиты в плане мужского внимания. Она ушла к дантисту, работавшему с восьми до пяти, и забрала с собой Адама. А я с головой погрузился в своё дело и решил, что семья – это не для меня.
Он усмехнулся так горько, что я едва удержалась, чтобы не подскочить к нему и не прижать к своей груди, утешая и убеждая, что он достоин счастья и любви. И как хорошо, что выдержка мне не изменила, потому что Джон тут же продолжил:
– После этого я лишь однажды задумался о браке. И это был первый и последний раз. Больше я никогда не повторю подобной ошибки.
Я посмотрела на его сведённые брови, сомкнутые челюсти, нахмуренное лицо и подумала: «Ну вот тебе и окончательный вердикт. Это, чтобы ты не питала пустых иллюзий».
39
Джон куда-то вышел, и я погрузилась в свои переживания, потягивая пиво из бутылки.