занятий любовью. Напротив, она стремилась скорее избавиться от мешавших чувствовать друг друга тряпок.
В три прыжка Кэлтон оказался рядом с машиной, рывком открыл дверцу. Далтон, уже собиравшийся парковаться, удивлённо поднял на него глаза.
– Найди моего мерзавца-сына и заставь его рассказать, что там на самом деле произошло. Делай с ним, что хочешь, подвесь за ноги, лей на него воду, проверь на детекторе лжи, или как там у вас принято, но добейся, чтобы он всё рассказал. Мне нужна исключительно правда, только стопроцентная истина. Ты понял?
– Да, босс, – Далтон продемонстрировал белозубую улыбку и нажал педаль газа.
А Джон поднялся в свой офис, отменил все назначенные встречи и велел Офелии, своей секретарше, не впускать никого, кроме Далтона.
Невозможная догадка захватила его мысли, мешая сосредоточиться на чём-либо, кроме одного вопроса: что если он ошибся?
Нет, он не будет думать об этом сейчас, пока существовала хоть малейшая возможность, что она была с другим.
Она… За эти дни Кэлтон так и не смог назвать её по имени. Даже в своих мыслях. Слишком больно было его произносить.
Джон налил себе коньяка, развернул кресло к окну и смотрел на суетящийся внизу Нью-Йорк с высоты тридцать второго этажа.
Что если счастье для него ещё возможно? Он не хотел надеяться раньше времени, но надежда уже проросла в душе своими корешками и выпустила наружу тонкие, хрупкие ростки.
Джон просидел так почти до вечера. За это время его побеспокоили лишь однажды. Офелия поинтересовалась, заказывать ли мистеру Кэлтону обед. Он, подумав, отказался. Сейчас было не до еды.
Далтон выглядел донельзя… довольным?
Увидев выражение его лица, Джон медленно поднялся из кресла. Его одновременно наполняла робкая радость и чувство необратимой потери.
Далтон, словно угадав волнение начальника, не стал дожидаться встречных вопросов, а сразу выложил карты на стол.
– Это был хорошо срежиссированный спектакль. Автор сценария – Мередит, режиссёр-постановщик – твой сын, он же в главной роли. Софию выманили запиской якобы от фрау Шмидт. Мередит вытащила из её телефона батарею, чтоб твоя сиделка не смогла позвонить. А Адам дождался её в заранее подготовленном заброшенном здании, усыпил, а потом накачал наркотиками, чтобы не сопротивлялась, изображая бурный секс. Всё остальное ты видел.
– Он её не тронул? – голос всё же чуть дрогнул, но Джон должен был знать наверняка.
– Даже не собирался, – окончательно убедил его Далтон. – Кстати, ты удивишься, но шантаж Паттерсона – тоже дело рук этой парочки. Точнее Мередит, которая заплатила любовнице Грега, чтобы та сняла себя с ним на видео.
– Я почему-то не удивлён…
– Ты вообще уверен, что это твой сын? Может, проверить? – голос Далтона стал очень серьёзным.
– К сожалению, уверен, – горько усмехнулся Джон. – Хотя я бы хотел, чтоб это оказалось не так. Такой гадёныш вырос…
– Что будем с ними делать?
Кэлтон задумался лишь на мгновение.
– Хочу, чтобы они оба исчезли с моих глаз. Заберу у Мередит канатный бизнес, чтобы даже духу её не было рядом с нашими кораблями. Адам… – он недобро усмехнулся. – Пожалуй, дам ему шанс не лишиться наследства на верфи в Луизиане. Пусть начнёт с самых низов, разнорабочим, или же катится ко всем чертям. Когда здоровье позволит ему приступить к работе?
– Обижаешь, Джон, это ж твой сын. Он пострадал больше морально. Ну а пара синяков только украсит мужчину.
– Ну тогда я распоряжусь, чтобы через неделю для него приготовили место, – хмыкнул Кэлтон.
– Ты уверен, что они снова не выкинут какой-нибудь фортель? – обеспокоенно поинтересовался Далтон.
– Уверен, – твёрдо ответил Джон, – потому что твои люди больше не спустят с них глаз. Я хочу знать о каждом чихе. И ради бога, иди уже работай, у меня много дел.
– Я правильно понимаю, что в ближайшие дни ты полетишь в Россию? – обернулся Далтон уже у самого выхода.
– Абсолютно правильно, я ещё не догулял свой отпуск.
Оставшись один, Джон набрал секретаршу по интеркому.
– Соедините меня с российским консульством.
58
Сегодня был седьмой день моей новой жизни.
Мне понравился Питер, и я решила остаться здесь. Начала подыскивать квартиру. Звонила по объявлениям, изучала районы города, выбирая тот, где мне будет комфортно.
Заодно посещала музеи, гуляла в парках и скверах. Здесь мне было хорошо, даже, кажется, дышать стало легче. Когда-то в институте, на истории культуры нам рассказывали о гениус локи – духе города. Мне казалось, что я понравилась невидимому покровителю Санкт-Петербурга, и он принял меня под свою опеку.
Всю неделю стояла прекрасная солнечная погода, и я удивлялась, что Питер называют дождливым.
Два дня назад я позвонила Мишке. Не знаю, соскучилась ли или просто хотелось услышать знакомый голос. Ведь здесь я никого не знала и разговаривала только с персоналом отеля, да официантами в кафе.
Брат, явно нервничая, принялся сбивчиво объяснять, что Жанна беременна, им теперь нужно больше места, и они начали ремонт в моей комнате, чтобы сделать из неё детскую. А мои вещи пока временно сложили на чердаке.
А напоследок спросил, собираюсь ли я возвращаться домой.
Я хмыкнула. А у меня остался дом?
Подумала, что можно наорать на него, закатить скандал, потребовать, чтобы мою комнату оставили в покое и вернули все вещи на свои места. Но вдруг поняла, что не испытываю к этому человеку и уже ненужным мне вещам совершенно никаких эмоций.
Пусть живут, как хотят. По сути, мы давно стали чужими людьми.
– Я не вернусь, – сообщила Мишке и повесила трубку.
Мне понравилось сжигать за собой мосты. Спасибо Джону, что дал мне такую возможность. И теперь я могла ни от кого не зависеть.
С самого утра ярко светило солнце, и я отправилась в Летний сад. Надела платье с незабудками, в котором ещё недавно гуляла по испанским улочкам, подавила болезненные воспоминания и пообещала себе обязательно пройтись по магазинам и обновить гардероб. Потому что практически каждый предмет одежды из моих чемоданов напоминал о Джоне.
Я гуляла по залитым солнцем аллеям, рассматривала мраморные статуи муз и аллегорий, вместе с толпой детишек посмотрела представление кукольника у памятника Крылову.
Затем купила себе мороженое и уселась на одну из зелёных скамеек. Мне было хорошо и почти спокойно. Боль в груди стала тупой и привычной, я даже научилась временами её не замечать.
– Можно посидеть рядом с вами? – спросил меня по-английски знакомый глубокий голос, и я вздрогнула от неожиданности.
Мужчина опустился рядом со мной на скамейку, а я застыла, словно окаменела, даже головы не могла повернуть в его сторону, так и смотрела прямо перед собой.
– Сегодня чудесная погода, не находите? – продолжил Джон вежливую беседу абсолютно спокойным тоном, как будто и не отправил меня прочь, даже не соизволив попрощаться.
– Как ты меня нашёл? – кажется, ещё немного и меня начнёт колотить дрожь.
– Далтон отследил твой телефон, – он пожал плечами и улыбнулся так, как будто следить за мной было в порядке вещей.
– Что тебе нужно? – совсем невежливо поинтересовалась я, чувствуя, как вскипает во мне злость.
– Хотел увидеть тебя.
– Посмотрел? Теперь уходи! – я сама вскочила со скамейки и, не оглядываясь на него, бросилась прочь.
– София, постой, – Джон в несколько шагов догнал меня и ухватил за плечо, разворачивая к себе.
Даже ни на секунду не задумавшись, что делаю, широко размахнулась и залепила ему пощёчину. Джон отпустил меня и растерянно потёр краснеющую щёку.
– Что ж, думаю, я это заслужил, – вдруг заявил он, обезоруживающе улыбаясь. – Прости меня…
– Нет, – я пошла прочь от него, в сторону центральной аллеи, спеша покинуть это место, где вдруг стало невозможно дышать. Какой-то ком застрял у меня в груди, разрастаясь и впиваясь в тело острыми шипами.
Ни за что не расплачусь перед ним. Я шла очень быстро, почти бежала. Выскочила из ворот и повернула налево, вдоль канала. Когда решила, что оторвалась от него, остановилась, опершись на гранитный парапет, и разрыдалась. Второй раз за всё это время.
Почувствовала сильные руки, обнявшие меня сзади, яростно дёрнулась, вырываясь. Но Джон только крепче сжал объятия и держал меня так, пока я рвалась, стучала по нему кулаками, кричала, как ненавижу его и не хочу никогда больше видеть.
Спустя какое-то время силы закончились, и я затихла. Слёзы продолжали беззвучно течь по моему лицу. Джон прижался ко мне всем телом и уткнулся носом в волосы.
– Прости меня, – зашептал он мне на ухо, – пожалуйста, прости меня. Если бы ты только знала, как я сожалею…
Я молчала, но жадно впитывала каждое его слово.
– Я очень боюсь снова тебя потерять. И больше никуда не отпущу.– продолжал он. – Ты поедешь со мной в Нью-Йорк?
– Нет, – произнесла очень тихо, но покачала головой, подтверждая уверенность в своём отказе.
– Почему?
– Ты не веришь мне, – отстранилась и встала напротив Джона, вытерла слёзы, чтобы чётко видеть его. – А я не уверена в тебе, понимаешь? Кто-то опять придумает для меня западню, и ты поверишь не мне. И снова посадишь меня на самолёт без всякий объяснений. Меня это не устраивает. Мне нужен надёжный человек, тот, на кого я смогу положиться, с кем мы будем доверять друг другу.
– А если я осознал свою ошибку и понял, что ошибался в тебе? Если я пообещаю, что всегда в любой ситуации сперва выслушаю твоё мнение и уже после буду делать выводы?
Я ничего не ответила. Можно ли было верить ему на слово? Кем я буду там, в Нью-Йорке? Что если Джон устанет от меня или встретит другую женщину?
Нет. Моё решение оставалось неизменным. И я снова покачала головой.
И вдруг заметила, как он опустился на одно колено, схватила его за руки.
– Встань немедленно, здесь же люди ходят.
Но Джон перехватил мои ладони и поцеловал сначала одну, затем другую.