Тот вскрикнул и бросился к выходу.
— Работы с личным составом предстоит еще много, — пожал плечами Владимир. Подошел к дверце клетки и, открыв ее, протиснулся внутрь, старательно обходя алатырь. Нагнулся и начал пристально рассматривать пленника.
— Тебе надо поесть. Неделя в колодках — это тяжело и опасно даже для тебя. А тебя еще и пытали. В таком состоянии ты и вправду не годишься для службы.
— Я не служу преступникам и бунтовщикам. Я служу только государству.
Иннокентий произнес это, едва шевеля губами. Но Владимир его, несомненно, услышал. И резко, наотмашь, насколько это позволяла клетка, ударил Иннокентия кулаком по лицу.
Следующий удар пришелся в горло, а еще через мгновение носок тяжелого, снятого, возможно, с собственного хозяина сапога врезался Иннокентию в живот.
И в этот момент Иннокентий ощутил, как вместе с болью поднимается вверх тяжелая клокочущая ярость. Кем этот предатель себя возомнил? Неужели он думает, что ослабевший и израненный бывший Главный див будет послушно сносить побои от ничтожества? И когда кулак Владимира снова врезался ему в челюсть, мотнул головой, щелкнул зубами и немедленно ощутил во рту сладкий вкус чужой плоти и крови. И, не удержавшись, облизнулся от удовольствия. Владимир же, отдернув руку с начисто откушенными пальцами, развернулся и вышел из клетки. Капли крови упали на пол, и Иннокентий с трудом смог отвести от них взгляд. С усилием подняв голову, он посмотрел на Владимира.
— Я… до сих пор намного сильнее тебя, глупец. И это не изменить ни пытками, ни серебром.
— Хорошо, что ты вспомнил об этом, — проговорил Владимир, и Иннокентий с некоторым удивлением отметил, что бывший подчиненный больше не поднимает глаз.
— Вот теперь с тобой можно и поговорить, — Владимир облизал кровь с руки и сел на пол перед клеткой, — они не слушают меня. И не станут слушать, я им ровня и не могу приказывать, ты должен это понимать.
— Они?.. — Выходит, из дивов уцелел кто-то еще.
Иннокентий выпрямился, насколько позволяли колодки, и спросил, глядя на Владимира в упор:
— Чем закончился штурм? Что со следователями? Кому-нибудь удалось спастись? Сколько дивов осталось?
— Во время штурма погибли колдуны Стоцкий и Воронин. Старший следователь Углов застрелился. Остальных арестовали и увезли. Куда именно, мне пока не известно, но я стараюсь это выяснить. Дивов осталось в живых одиннадцать, включая тебя и меня. Трое сбежали, но находятся поблизости, я их чувствую. Казимир и Мирон в клетках наверху, остальные — в алатырях. Нас кормят из того же котла, что и солдат. При штурме был поврежден еще один лестничный пролет, обрушился главный вход, выбиты все окна, кроме трех в левом крыле на третьем этаже. Разрушенные лестницы восстанавливают, пока их заменят на временные, деревянные. Товарищ Дзержинский занял кабинет Главы, я вставил там стекла — вынул из нескольких уцелевших рам — и навожу порядок два раза в день. Сейф с документами охраняют двое солдат.
Иннокентий облизал губы и усмехнулся:
— Ты докладываешь мне так, будто я все еще главдив.
Владимир на миг поднял глаза:
— Ты главдив. Тебя никто не смещал с должности, не бросал вызов и не побеждал. Все дивы ожидают, когда ты снова вернешься к делам.
— Я не служу…
— Хватит, — резко оборвал его Владимир, — выслушай меня, наконец. Ты думаешь, мне нравится носить это? — Он указал на свою форму.
— Нет? — все с той же усмешкой проговорил Иннокентий. Чувствовал он себя существенно лучше. Владимира нужно выслушать: вряд ли он пришел сюда исключительно, чтобы накормить пленного сослуживца своими пальцами.
«Я стараюсь выяснить».
Этот Владимир всегда был непростым дивом. Слишком много колдунов ему довелось поглотить. И теперь он сам выбирал, кому будет служить, и, если считал хозяина достойным, был предан и безукоризненно послушен. Но если нет — никакие пытки и наказания не могли заставить его подчиниться. Значит, и ошейник, и эту форму он позволил надеть на себя не просто так.
— «Люди устанавливают власть, а черти ей служат. Люди устанавливают порядок, а черти его поддерживают», — полуприкрыв глаза, медленно проговорил Владимир. Иннокентий знал, кого див видит сейчас перед своим внутренним взором. Эти слова произнес когда-то его благородие Афанасий Репин, колдун, бывший их общим хозяином. Иннокентий служил ему совсем недолго, всего две недели. Но успел прекрасно понять, почему этому колдуну подчинился самый строптивый черт.
Но сейчас Владимир требовал невозможного. Поэтому Иннокентий сказал:
— Я не могу, как ты, признать этих людей новой властью.
— Но иначе не обойти Высший приоритет.
— Его установили не для того, чтобы мы его обходили, — в голосе Иннокентия прозвенела сталь. Что задумал этот Владимир?
— Дело не во власти. Мы должны поддерживать порядок. Ты сам сказал, что служишь государству. А что это, как не воплощение закона и порядка?
— Люди, которым ты предлагаешь сдаться, сеют лишь хаос и разрушения. Они — не закон. Я либо дождусь, что город освободят от бунтовщиков, либо умру здесь.
Владимир снова поднял взгляд, и Иннокентий понял, что див смотрит на колодки. Чуть повернув голову, он увидел свои руки. Кожа с них давно облезла, плоть высохла, и сейчас они напоминали мертвые дубовые ветки. Но Владимир смотрел не на них, а чуть выше, на выгравированное на колодках государственное клеймо в виде двуглавого орла.
— А если законная власть не вернется? — тихо спросил он. — Что тогда?
— Вернется, — Иннокентий с трудом повернул голову обратно.
— Поэтому так важно остаться на службе, Иннокентий, — дивы почти никогда не обращались к друг другу по данным им людьми именам. Владимир специально использовал имя, чтобы подчеркнуть важность своих слов. — Ты давно не выходил из здания, но ты прав, там хаос. Повсюду мешки с песком, перевернутые трамваи. Пьяная чернь средь бела дня врывается в магазины и банки, грабит, бьет стекла, обирает людей. Ночью светло от пожаров. Много колдунов погибло, и, кроме бандитов, горожан терроризируют демоны. Хватают и жрут прямо на улице, даже не прячась. Мы должны навести порядок. И колдун Дзержинский разрешил это сделать.
— Разрешил? Но ведь они это все и устроили.
— Они устроили военный переворот. После него всегда наступает хаос.
— У нас уже был переворот. Но такого не произошло.
— Тот, первый, и привел в итоге к нынешнему. Те люди не смогли удержать власть и навести порядок.
— А эти? Думаешь, они смогут? Отребье, воры и голодранцы? С недоучившимися колдунами во главе?
Владимир подумал, потом медленно повторил:
— Порядок наведем мы. И этот человек нам поможет. Солдаты, что заняли Управление, уже патрулируют улицы. С ними отряды вооруженных людей с повязками, которых называют милицией. Они ловят бандитов и мародеров. Я получил личное предписание товарища Дзержинского грабителей и мародеров жрать на месте.
Иннокентий перевел взгляд на сапоги сидящего перед ним дива и усмехнулся. Владимир тоже посмотрел на свои ноги.
— Они со склада, — пояснил он, — я не снимал их с мертвого колдуна, это называется «экспроприация». Были составлены накладные, подписаны документы по изъятию.
— Ты хочешь сказать, что бунтовщики соблюдают видимость законности?
— Не важно, что соблюдают они. Общественный порядок — один из наших Высших приоритетов. Бунтовщики не смогут его навести. Ты видел их чертей — их много, но с дисциплиной у них еще хуже, чем у солдат. Да и самый сильный из них не дотягивает до уровня слабейшего из нас. Мне поручено приучить их к порядку. Но это не быстро. А наверху сидят в клетках без всякой пользы шесть обученных и сильных полицейских дивов. Оставшиеся без командира. А мы должны быть на улицах. Не время для гордости. Ты должен признать эту власть и надеть ошейник.
— Не ожидал от тебя такого красноречия.
— Я читал книги. И если ты прекратишь героически умирать и займешься своими прямыми обязанностями — мы очистим город за неделю. Это сейчас самое важное.
Иннокентий внимательно посмотрел на Владимира и спросил:
— Ты уверен, что нам позволят выполнять приоритет?
— Да, — без колебаний ответил тот. — Этот колдун занимается тем же самым.
Иннокентий попробовал сжать и разжать кисти рук. Боль прострелила по всему телу до колен, но пошевелить руками удалось. Нужно много еды, чтобы восстановить форму, но это уже проблемы бунтовщиков.
— Учти, Владимир, — чтобы придать вес словам, Иннокентий тоже использовал имя, — когда сюда вернется настоящая власть, я лично надену на этого колдуна наручники. И ты не сможешь защитить его, даже если захочешь.
Владимир редко использовал человеческую мимику при разговоре наедине. Но сейчас по его губам скользнула очевидная усмешка.
— С удовольствием уступлю тебе эту честь, — проговорил он и поднялся.
— Иди за колдуном. И передай ему, что у меня есть условие.
Колдун Дзержинский появился быстро. Однозначно, ждал поблизости завершения разговора.
— Говори свое условие, — сразу перешел он к делу.
— Супруга князя Юсупова и его дочь, — проговорил Иннокентий, — отпустите их. И когда они будут в безопасном месте, я признаю вашу власть и позволю себя привязать.
Колдун внезапно рассмеялся:
— Я думаю, они уже давно в Крыму. Я не воюю с женщинами и младенцами. После ареста твоего бывшего хозяина их посадили на следующий же поезд. Можешь позвонить им, если знаешь телефон. Телефонную линию как раз вчера полностью восстановили.
— А фамильяр?
— Он в Пустоши, — развел руками колдун, — а жаль, хороший был экземпляр, пригодился бы. Это все?
— Да, — Иннокентий посмотрел на Владимира, стоящего за спиной колдуна.
— Сними с меня колодки, — велел он, — и принеси ложку. Я не собираюсь есть прямо из котла, как животное.
Глава 6. Афанасий на новогоднем корпоративе (Заговор ч. 1)
1746 год