— Жри, вкусно.
Ветчина тут же исчезла с его руки.
Следующий танец оказался не обязательным, и на всем его протяжении Афанасий пробовал закуски и пил вино. Он уже привык к странному вкусу шампанского, и оно не казалось таким отвратительным. Часть закусок он втихаря отдавал чертяке, пусть порадуется, когда еще ему придется жрать с графского стола.
Вскоре колдун почувствовал легкое головокружение. Вино оказалось с хитринкой и быстро дало в голову.
После второго обязательного танца гости разошлись по зале, кто-то отправился курить, кое-кто затеял игры в карты и в шашки. А Афанасий и Резников вернулись к облюбованному месту. Владимир так и сидел, выглядывая из-под скатерти. Это показалось Афанасию весьма удобным: так черт сильно не маячил, да и скармливать ему графские яства было сподручнее. Но черт Резникова по-прежнему торчал колом рядом со столом, делая вид, что ему совершенно не интересно окружающее съедобное великолепие. Но ноздри его едва заметно шевелились, и Афанасий заметил это. Он хотел было сказать сослуживцу, что черта следует накормить, но потом махнул рукой: Резников старше и служит дольше, сам разберется, как ему быть со своим чертом.
Мимо как раз прошествовал прислужник, разнося что-то, по цвету похожее на любимую сливовую настойку. И Афанасий принялся угощаться. Вкус оказался странноватым, но по крепости напиток не уступал сливянке, и колдун остался доволен. Сунув Владимиру кусок малосольной севрюжины, он от скуки принялся разглядывать гостей.
После нескольких танцев уставшие и потные высокородные дамы и господа выглядели презабавно. У многих дам парики посъезжали набекрень, а на тщательно напудренных шеях и лицах от царящего в зале жара и танцев случились потеки пота и полосками розовела кожа. Мужчины тоже не отставали: разгоряченные и выпившие, они шумели, махали руками и отирали пот с красных лиц крохотными тряпицами. Все беспрестанно поглощали напитки и что-то жевали, но в этом Афанасий от других гостей не отставал.
Взгляд колдуна остановился на весьма необычной дамочке. Из-за слоя пудры и грима ее возраст определить оказалось непросто, а сама она была тощая настолько, что про такую только сказать: «в чем душа держится». Стоя боком к колдуну, дама очень быстро опустошала тарелки. С такой скоростью, будто ее морили голодом как минимум неделю, а то и две. Впрочем, возможно, готовясь к приему, она ограничивала себя, чтобы влезть в тугой корсет роскошного зеленого шелкового платья. И теперь бедняжка просто не смогла устоять перед соблазном. Иногда она замирала и хищно шевелила пальцами в тонких кружевных перчатках, словно бы выискивая добычу. И спустя мгновение ее жертвами становились то крохотные миндальные пирожные, то увесистые куски буженины.
— Нравится девица, господин старший колдун? — ехидно поинтересовался за плечом Резников.
— Да нет, гляжу вот, лопнет на ней корсет или выдержит, — ответил Афанасий и принялся оглядываться в поисках слуги с настойкой. А за его спиной раздался дребезжащий нетрезвый смех коллеги.
«Не буду больше пить того французского вина, дурное оно», — решил про себя Афанасий. И снова поискал взглядом девицу. Она за короткое время уже перебралась к другому столу и продолжила пиршество. Афанасий хмыкнул. Достанется же кому-то жена-обжора. Или уже досталась.
Он выпил еще и вдруг подумал, что с барышней явно что-то не то. Нельзя сказать, что худосочная девица была некрасивой, хотя Афанасий любил крепких и дородных, чтобы в грудях и бедрах объемы не кружевом добавлялись и было, за что ухватить. Может, взгляд резал огромный дорогой рубин, блестевший на ожерелье, охватывающем тонкую длинную шею, и совершенно не сочетающийся с платьем?
Но что казенный колдун понимал в дамских штучках? Возможно, в этих сезонах модно быть похожей на украшенную елку? Хорошо еще, веток в волосы не навтыкали и гнезда не приладили.
Афанасий взял кусок сыра и, подойдя к Владимиру, сунул ему сыр и тихо проговорил:
— Видишь ту тощую девицу с красным камнем в декольте?
Сыр исчез, а черт кивнул.
— Приглядывай за ней. Что-то мне в ней не нравится.
Черт коротко подтвердил получение приказа, а Афанасий, закусив севрюгой настойку, которая с каждым глотком казалась все вкуснее и вкуснее, стал думать, не подойти ли ему к дамочке поближе и, под предлогом приглашения на аглицкий танец, попытаться завести знакомство и рассмотреть.
Но от этих мыслей его отвлек хозяин дома. Он, сменив костюм на официальный мундир, на котором поблескивала новая побрякушка, снова появился на возвышении.
Началась торжественная часть.
Граф зачитал высочайший указ, в соответствии с коим он и получил орден, а также был пожалован землями. И принялся принимать восторженные поздравления.
Но на этом щедроты не закончились. Были также награждены главы нескольких губернских контор, после чего Афанасий понадеялся уже, что праздник наконец завершится и можно будет потихоньку убраться домой, но не тут-то было.
— А теперь я бы хотел попросить выйти в центр бальной залы, прямиком к нашей лесной красавице, старшего колдуна Канцелярии ея величества Афанасия Репина! — торжественным тоном провозгласил его сиятельство.
Афанасий моргнул от удивления и как был, с чертом на цепи, поплелся на всеобщее обозрение.
— Господин Репин, — провозгласил граф, — за заслуги перед отечеством в деле охраны государственного и общественного порядка ея величество жалует вам награду — двести рублей, а также именной колдовской прибор, сделанный по последнему слову техники мастерами в Париже. Кроме того, вы получаете премию в пятьдесят рублей на содержание вашего черта, совместно с коим вы так отважно сражались.
«Ничего себе», — удивленно подумал Афанасий. Заслуг он имел немало, но то, что их столь щедро оценили, стало неожиданностью.
А его сиятельство принялся трясти его руку и вроде невзначай поинтересовался:
— А как здоровье батюшки? Жаль, что по болезни своей его светлость не смог присутствовать на моем рождественском вечере!
— Спасибо, ваше сиятельство, батюшке намного лучше, — с честными глазами ответил Афанасий, хотя не видел папашу с тех пор, как приструнил его фамильяра. Но посыльный с сообщением о том, что светлейший князь помирать изволит, пока не являлся, поэтому Афанасий рассудил, что здоровье батюшки отнюдь не так уж и плохо. И даже позавидовал отцу немного — казенному колдуну невозможно было сказаться больным и не явиться на ассамблею. Но визит оказался весьма полезным. Двести пятьдесят рублей, как говорится, карман не тянут. И черту можно будет накупить жратвы и одежды, раз ему выделили дополнительное содержание.
— Желаю здоровья его светлости, передавай мои наилучшие пожелания, — граф, наконец, отпустил руку и благосклонно добавил:
— Сейчас Порфирий коньячку еще принесет, вижу понравился он тебе, Афанасий Васильевич.
— Да как не понравиться, понравился, — сказал Афанасий, еще раз поблагодарил за награду, поклонился и вернулся на свое место.
Награду получил и Резников, хоть и поскромнее. И довольный, вскоре присоединился к Афанасию.
— И чертяк наших не забыли, — тронутый едва не до слез, поражался старый служака, — не зря велели с собой тащить.
Колдуны выпили.
Особо не стесняясь, Афанасий скормил тарелку паштета Владимиру.
А Резников, в приступе благодушия, отдал какие-то сладости своему черту Иннокентию и снова привязал его к ножке стола.
Афанасий поставил пустой бокал и повернулся к Резникову, чтобы похвалить подчиненного за предусмотрительность, и одновременно протянул руку к графину, желая наполнить бокалы по новой. И… рука его ухватила пустоту.
Обернувшись, он обнаружил, что их стола с закусками и почти полным пузырем коньяка не стало. Как и чертей. А спустя мгновение на пол с грохотом и звоном рухнула скатерть.
— Черт! — завопил Резников, и было непонятно, ругается он или пытается призвать обратно своего чертяку.
А Афанасия как громом поразило. Он понял, что именно его смущало в худосочной девице. На ее лице и шее не было потеков пота! Потому и жрала она так много — не удержалась чертовка при виде окружающего изобилия.
Раздались вопли, и над головами гостей просвистел стол.
«Надо же какой добротный, крепкий», — только успел подумать Афанасий, как навстречу столу пронеслась серая химера. В когтях у нее истошно орал отнюдь не благим матом хозяин вечера. Стол с обрывком цепи врезался в стену, за грохотом удара раздался звон стекла и послышались новые истошные крики. Это Владимир с графом в когтях покинул парадную залу. Афанасий посмотрел на разбитое окно и пришел к выводу, что его сиятельство все же успел выставить щит, а значит, пострадал не слишком сильно. Под потолком грохнуло, яркая вспышка осветила перепуганных гостей, и сверху посыпались то ли мелкие камни, то ли осколки, потом — куски штукатурки, а в довершение с трагическим звоном и грохотом рухнула елка. Раздался женский визг, и Афанасий бросился вперед, крича на ходу:
— Колдуны, закрывайте щитами дам!
Уже стало очевидно, что под потолком черт Резникова ведет бой. Вспышку Афанасий узнал. Это оружие Иннокентия — зеркало. Но куда и зачем Владимир потащил начальника?
Что-то хрустнуло под ногой. Афанасий, поднимая щит, посмотрел на пол: так, а вот и ожерелье с рубином. Значит, ошибки нет — черт Резникова сражался с тем, кто скрывался за обликом худосочной девицы. А ожерелье это — не что иное, как амулет блокировки силы.
Две дамочки сноровисто укрылись под щитом Афанасия.
С треском взметнулось пламя, и повалил едкий дым — это вспыхнула елка. И в то же мгновение покрылась коркой льда. Лед обратился в воду, пламя исчезло, зато дым повалил еще гуще, и в нем серой тенью промелькнул силуэт крылатой химеры. Раздался оглушительный рев. И Афанасий узнал голос своего черта.
Пол под ногами задрожал и пошел трещинами. В том месте, где еще недавно стояла ель, образовалась дыра, в которую просунулась рогатая медвежья голова. Но в следующее мгновение черт исчез.