— Что? Что произошло?
— Нервничал я, злился, а скользко было, — гнусавым от слез голосом продолжил Захаров, — занесло меня на колее да на встречку вынесло. А там грузовик… я чудом выжил, переломался весь… из больницы через два месяца только вышел.
— Понятно, — Виктор прищурился. Аверин посмотрел на арестованного. Надо же… значит он сказал Петру правду, когда дарил планер. И спросил:
— Выходит, вся ваша семья погибла, так? И вы считаете, что в этом виновен Григорий Звонников?
— Ну да… А кто еще? Из-за него всё началось. Если бы не его подлость, ничего бы не случилось. Поэтому я отомстить ему хотел. Как вышел из больницы — начал планы строить. Следил. Никак придумать не мог, что с ним сделать. Думал даже чулок на голову натянуть и побить его, когда с работы домой пойдет. Или квартиру поджечь, пока никого дома не будет… Сначала бинокль купил. Смотрел за ним на улице.
А он довольный такой, то с сыном куда-то идет, то с женой своей и с коляской. Катенька тогда родила только. Гуляла с дитем много… прямо как моя Света… могла бы. Я чувствовал, будто Гришка семью у меня украл. Мою семью!
— Когда вы купили телескоп, чтобы следить за этой семьей у них дома?
— Примерно через год. Работу уже нашел, зарабатывать начал, руки, говорят, у меня золотые. И вы понимаете, Гришка, он был их не достоин. Знаете, сколько раз за это время он жене цветы дарил? А вот нисколько! Домой приходил — и на диван сразу, с газетой. Катя бьется, в одной руке дите, другой ему ужин бежит-тащит. А он даже голову не поднимет. И я стал думать, как бы я с ней… если бы она моей женой была. Цветами бы заваливал. Руки целовал, которыми она мне суп наливает!
— А как вы пришли к идее убить Григория Звонникова?
— Да не хотел я убивать! Сначала не хотел… Однажды вижу, идет моя Катенька, печальная-печальная с коляской куда-то. Я сразу понял — обидел ее Гришка. Сбегал, купил самый красивый букет, положил ей под дверь. А через пару дней, в субботу, смотрю — всей семьей идут веселые, нарядные. Ну, думаю, хоть Гришка и олух, а понял, что такое счастье у него увести могут, решил семью побаловать. Да только надолго его не хватило. Опять стал в газету свою утыкаться, как ни посмотрю. А однажды, перед Рождеством, я случайно увидел Петю с друзьями в магазине. Обсуждали игрушку — модель самолета или как там это называется. С таким восторгом обсуждали… И Петя печально так сказал: «Эх… мне папка такой никогда не купит…»
И вот услышал я, как мальчик жалуется, и понял, что не должны Катюша и ее дети такой жизнью жить! И я тогда стащил ключ из Петиного портфеля. Нет, я ничего у них красть не собирался, наоборот!
— Наоборот? — Виктор наклонил голову. — Что значит «наоборот»?
— Я подкинуть хотел. Ну там помаду или нижнее белье женское. Ну, чтобы Катенька подумала, что Гришка любовницу водит. И даже купил бюстгальтер кружевной. И помаду. Всё выжидал, когда они с сынишкой уйдут надолго, чтобы Гришка успел, как будто, ну, вы понимаете. Тогда она поймет, какой он, и уйдет от него. А у меня и квартира, и деньги появились… и ради них я в лепешку разобьюсь! Забрал бы ее к себе, а сыновей как родных бы вырастил!
А потом смотрю — Петя опять стоит у витрины и вздыхает. Ну я и не удержался. И купил этот самолет. И в тот же день подарил его Пете. А для Катеньки купил букет, еще красивее, чем прошлый, и туда уже открытку поместил, где признался ей в чувствах. И специально отгул взял, смотрел, хотел знать, как отреагирует.
А она, представляете, взяла букет и в мусорку бросила! Ну конечно, Гришка, злодей, наверняка ее за прошлый побил! Вот и испугалась, бедная. И тогда я разозлился и решил Гришку убить. Забрался к ним в дом, взял этот проклятый пистолет и решил с утра подкараулить возле парадной, чтобы народу было поменьше.
— Так. Получается, про пистолет вы уже знали? И код подсмотрели заранее?
— Да как не знать? Петя его каждый раз просил посмотреть, как Гришка в сейф лазил. Это ж надо было додуматься — мальцу оружие в руки давать. Игрушку нашел. На настоящие-то жлобится. А код… так я же раз десять видел, как он его набирает, как тут не запомнить?
— Понятно, — вмешался в разговор Аверин, — а если вы хотели стрелять возле парадной, то почему оказались у остановки?
— Так это… — он потупился, — я ж переживал. Ночь не спал. А под утро со мной «медвежья болезнь» приключилась. Ну а потом, когда оделся, выскочил, смотрю — а Гришка-то уже за угол сворачивает. Ну я понял, что в другой раз не решусь. И за ним. Нагнал у остановки и в спину стрельнул. Гришка ойкнул и упал мордой вниз, а люди закричали: «Убили, убили!»
И тут я испугался. Бросил пистолет этот окаянный и ходу. Только дома налил себе сто грамм и пришел в себя.
Захаров помолчал немного, а потом, опустив голову, пробормотал:
— Хорошо, что не убил, хоть это и Гришка-подлец, а всё живой человек… Бес меня попутал…
Со шкафа возмущенно пискнул Дракула, до этого момента мирно спящий в какой-то коробке с делами. Виктор теперь часто оставлял бесенка в участке, научив слушаться Крысина и, при необходимости, передавать срочные сообщения.
Арестованный вздрогнул.
А Виктор произнес:
— Паша, запиши, что подозреваемый раскаивается в содеянном.
— Бес, значит?.. — спросил Аверин. — Поверьте, я знаю многих дивов, которые получше вас контролируют свои инстинкты.
— У вас… никогда не отнимали тех, кого вы любили… — мрачно произнес Захаров.
Домой Аверин пришел около пяти. Пообедали в казенной столовой, а ужинать договорились в «Еноте». Кузя уже давно вернулся и от нечего делать грыз зимнее яблоко и таращился в телевизор. В кои веки среди бела дня он мог позволить себе отдохнуть не в облике кота.
— Ты обедал? — спросил Аверин.
— Ага. Хлеба поел с колбасой и доел вчерашнее рагу.
— Молодец. Ужинать в ресторан пойдем. Напомнить тебе, как надо вести себя в ресторане?
— Обижаете, Гермес Аркадьевич. В общественных местах я — воплощение хороших манер, — оскалился див. Аверин только хмыкнул. И обернулся, услышав звук отпираемого замка. А через полминуты в прихожую шагнула Маргарита.
— А ты что тут делаешь? — удивился Аверин. — Ты же собиралась за ребенком присматривать.
— Ох, не пустили Катю в больницу, спит Гриша, сказали. Завтра с утра к нему поедет. Вещи только взяли. А я бегом сюда. Но котлет сделать не успею уже, и отбивных… но картошечки-то я вам поджарю, на сале. Отличное сало вчера привезли, и лук с укропом, свежий, из теплицы. И селедочку. Ох, жирная, аж янтарная. Вы не волнуйтесь, я бегом.
— Не надо «бегом», Маргарита, не надо. Нам одного хромого в доме достаточно. Вот что. Готовь сейчас, что собиралась, раз уж пришла. Но завтра ты выходная. И послезавтра тоже. И вообще, не появляйся тут, пока нога не заживет полностью. Поняла? А то лично к врачу отвезу и попрошу выписать официальный бюллетень.
— Хорошо-хорошо, — подняла ладони Маргарита, — как скажете.
И, заметив Кузю, сдвинула брови:
— Явился уже с учебы? А чего тогда уроки не делаешь?
— Так сделал, тетенька Марго, — подскочил на своем месте Кузя.
— Сделал, говоришь?.. Ишь, сидит, яблоко жует. А ну бегом картошку чистить, пока я переодеваюсь!
— Бегу! — Кузя улыбнулся очаровательной детской улыбкой, засунул в рот яблоко вместе с огрызком и направился на кухню.
А Аверин, вздохнув, пошел к телефону. И, услышав голос Виктора, сказал:
— «Енот» отменяется. Приезжайте ко мне на ужин. Тут Маргарита готовит картошку с селедкой. Возьмите бутылку водки по дороге. Опрокинем по стопке за удачное завершение дела.
Глава 9. Шуба! (Афанасий. Заговор. Часть 2)
Наутро Афанасий проснулся в отличном расположении духа. Велев Владимиру подать кофе, вареных яиц и булок, он не спеша и с удовольствием позавтракал и только после этого отправился к его сиятельству. Ехать решил верхом, чай нынче не на бал собрался, а на службе не перед кем форсить. Владимир заседлал Лешего, сложил в торбу свою одежду, а сам обратился собакой, чтобы не пугать честной народ. Так они и прибыли к графскому дворцу. Афанасий, отдав повод Владимиру, направился к парадному крыльцу, но путь ему преградил лакей.
— Велено ваше благородие на задний двор проводить, — вежливо, но настойчиво проговорил он.
— Ишь ты… — пробормотал Афанасий, — видать, нос у меня не дорос с парадного входу заходить, раз не праздник сегодня…
Но обижаться привычки у него не водилось, поэтому он последовал за лакеем и, уже входя в ворота, понял, что дело вовсе не в положении: вопли, раздававшиеся со двора, слышно было даже на улице.
Афанасий прошел мимо дровяного сарая и остановился, внимательно рассматривая открывшуюся перед ним картину.
Посреди двора на козлах пороли мужичка. Пороли истово, но со знанием дела, чтобы раньше времени не сомлел. Наказуемый то орал истошно, то тихо скулил. Возле корыта с замерзшей дождевой водой стоял сам граф, в хорошей лисьей шубе, но без шапки. Лицо его выглядело до крайности уныло, и он то и дело отирал со лба пот кружевным платком. Увидев Афанасия, его сиятельство махнул рукой в сторону козел с мужичком.
— Вот! Полюбуйся, — патетически возвел он к небу очи. Лицо его покраснело, и он снова отер с него пот.
— Этот холоп, ваше сиятельство, не слишком похож на чертовку, которую вы намеревались допросить.
— Именно… Именно! Это мой старший лакей, не узнаешь? Вчера гостей встречал. И что же этот сукин сын утворил? Выпустил ночью чертовку из клетки! А под плетью признался, что он же в дом и впустил. Ночью в бега подался. Но Порфирий его быстро словил.
— А чертовку не словил, значится.
— Да где там… мигом утекла, ищи теперь ветра в поле. Этот болван только и остался. Сейчас с поркой закончим, да поеду в Канцелярию, там оформлю его по полной.
— Он ничего не знает, — сказал Афанасий.
Его сиятельство нахмурился:
— Почему так думаешь?
— Потому что он жив. Знал бы хоть что-то, чертовка бы его сожрала перед тем, как бежать. Если он не родня ее хозяину, конечно.