– Но те красные панталоны я тебе, Шакс, никогда не прощу!.. – выпалил Эдрик после очередного бурного потока общих воспоминаний, наткнулся на меня карим взглядом и покачал головой: – Кажется, совсем мы твою девочку утомили.
– Нет-нет! – замахала руками я. – Вы так интересно рассказываете, мне очень нравится вас слушать!
– Да нет, Эдрик прав, – отозвался Айден. – Скоро темнеть будет, нам еще ехать через весь город до гостиного двора, да и вам путь неблизкий, как я полагаю?
Я вздохнула:
– Неблизкий. Но так не хочется уходить…
Гном хохотнул и легко потрепал меня по плечу.
– Рады познакомиться были, Ромашка. Надеемся, что это не последняя встреча. Береги этого белоголового. Сам себя-то он совсем не бережет.
– Сочиняй больше, – усмехнулся Рей, покачав головой. – Если хочешь знать, у вас с мессиром Айденом куда больше шансов получить по башке.
– Это почему же? – возмущенно отозвался Эдрик.
– У него физиономия подозрительная, а ты гном.
– Это у меня подозрительная? – еще более пронзительно вознегодовал Айден, возмущенно поднял указательный палец, точно собираясь возразить что-то до жути весомое, но печально вздохнул: – Ну да, подозрительная, – и опустил руку.
Мужчины не позволили мне вложить в общую стопку монет ни единой серебрушки, рассыпались в благодарностях перед Зарайной, а она в ответ любезно пригласила нас приходить еще, и лишь тогда все направились к выходу, вежливо пропуская меня вперед.
Я уже выскользнула на крыльцо, с нескрываемым удовольствием вдохнув свежий воздух и отметив, что уже сильно смеркалось, как услышала за спиной:
– Потом прочитаешь. На раздумья только пара недель.
Почувствовав приближение хозяина, из тени высунулся Блик. Шакс вышел следом за мной, попутно пряча за пазуху какую-то бумагу, и привычно приветствовал непарнокопытного товарища взмахом руки.
– Смотри-ка, а коняга твой по-прежнему бодр. Даже не скажешь, что порой сутками в твоем обществе находится, – хохотнул Эдрик.
– У него даже на тебя иммунитет давно выработался, – усмехнулся Шакс, между делом забрасывая меня, совершенно того не ожидавшую, на спину коню. – Вы в какую сторону?
– Нам через центр к восточным развалинам, – ответил Айден. Я же, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, пыталась устроиться верхом так, чтобы не съехать по лоснящейся серой спине прямо под ноги спутникам.
– По пути, – заключил Шакс, ободряюще похлопал Блика по морде, и они с товарищами зашагали вперед. Я вцепилась в черную гриву, как в последнюю надежду на счастье, и молилась, чтобы коня ничто не напугало.
Но Блик был самим воплощением невозмутимости. Мужчины тихо переговаривались, конь убаюкивающе цокал по каменной дороге, а я покачивалась на его спине, ощущая, как тяжелеют веки, закрываясь сами собой без моего на то дозволения. Если так и дальше пойдет, то я не только свалюсь с лошади, но еще и захраплю.
Звуки цитры, доносящиеся с дуновением ветра издалека, так гармонично вплетались в состояние полусна, что я почти перестала сопротивляться и лишь представляла, как было бы хорошо сейчас сползти по конской шее, распластавшись, словно по кровати. Мелодии же будоражили воображение, и чем громче они звучали, тем сильнее сражались во мне любопытство и сонливость, а мир расплывался под полуприкрытыми веками, все больше напоминая одну из картин в школьном обеденном зале…
– Ребята из Соллвия, кстати, неплохо поют. И репертуар на высоте. Помнишь эту? Что-то там «…забытые тропы, кривые следы…», – хрипло напел Эдрик.
– Сам ты кривой, – усмехнулся Айден. – «Забытые тропы уводят следы». Но песня и вправду хороша.
– Вы еще в бродячие менестрели запишитесь, – фыркнул Шакс. – Пару рифм для вдохновения вам так и быть подкину.
– «Любовь-морковь» и «роза-мимоза»?
– О, так целых три получается, – воспрянул Рейвелл. – Еще «лень-тюлень». Отличная баллада может получиться. Особенно учитывая талант Эдрика…
– Вот вы смеетесь, а когда я стану известен, ни в одном своем выступлении не скажу спасибо двум мерзавцам, которых наивно считал друзьями долгие годы! – отозвался гном. – А ты как, Ромашка? Не желаешь заглянуть?
– Куда?
Я едва успела прикрыть ладонью зевок и потрясла головой, стараясь разогнать сон.
– На площадь центральную, там концерт, кажется… О-о-о, ребенок спит, – сочувственно протянул гном.
– Нет-нет, все в порядке! На концерт я с удовольствием!
Желанный азарт изобразить на лице мне не удалось, но послушать выступление музыкантов действительно хотелось.
За очередным поворотом нам открылась забитая людьми площадь, посредине которой в кольце фонтана в бешеной пляске заходились водные струи-плети. Прямо на бордюре расположился мужчина в бархатной шапочке глубокого фиолетового цвета с пером, самозабвенно перебирающий пальцами струны цитры. Вокруг него кипела жизнь, люди приходили и уходили, беседовали о своем, молча слушали его мелодии. Музыкант был скорее не главой этого сборища, а лишь его фоном. Красивым ненавязчивым фоном. И это мне казалось до боли неправильным. Любые проявления таланта заслуживают внимания, восхищения… да уважения хотя бы! Но самого музыканта это не смущало, а, судя по умиротворенному лицу, и вовсе все устраивало. Он занимается любимым делом, кому надо – тот слушает, остальные не мешают, и то хорошо.
По правую руку от него сидела девушка. Перо того же оттенка, что и на шапочке у играющего, красовалось украшением в ее светлых волосах, а бархатная фиолетовая ткань браслетом обвивала запястье.
Дозвенел финальный аккорд, в ожидании следующей мелодии притихла публика. Девушка откинула волосы за спину, одарила всех зрителей легкой улыбкой и коснулась плеча музыканта. Новые переливы зазвучали над площадью, и голос вплелся в них шелковой лентой.
Я завороженно сползла со спины Блика – не очень грациозно, зато с твердой уверенностью, если и упаду, то не больно – и протиснулась в первые ряды слушателей.
Я спою тебе, как седеет лес,
Как ползет туман да скрывает весь
Сердцу чуждый свет и до дома путь…
Только дома нет, да и не вернуть
Тех, кто ждал, прощал и не тратил слов,
Именем твоим да под звон щитов,
Именем твоим под вороний грай
Пробивал свой путь. Да вот только знай…
Мужчины довольно быстро выловили меня в толпе, пока я, приоткрыв рот, заслушивалась строчками и засматривалась картинками, что рисовало воображение. Эдрик самодовольно хмыкнул, Айден замер у меня за спиной, Шакс же возник по правую руку и усмехнулся:
– Нравится?
– Очень!
Долгий проигрыш отдавался в душе, и я поймала себя на мысли, что хочется прильнуть к Рейвеллу хотя бы одним плечиком, чтобы рассыпалась тревога, нагнетаемая мелодией. Но подобного я себе позволить не могла.
– Спорим на три золотых, что Шаксу слабо будет выскочить на центр площадки да сплясать что-нибудь залихватское?
– Я даже спорить не буду, – отозвался Айден. – Ему слабо. Постарел уже волчара.
– А чего только на три? – фыркнул в ответ Шакс.
– Пять, – тут же исправился гном.
– И что, вы мне оба выдадите по пятерке, если я докажу, что мне не слабо? – скрестил руки на груди Рей.
– А и выдадим, – с вызовом отозвался Айден.
Хищная ухмылка вновь мелькнула на лице Шакса, он резко развернулся ко мне и протянул раскрытую ладонь.
– Позвольте пригласить вас, миледи.
Я изумленно хлопнула ресницами, соображая, не послышалось ли мне.
– Вот хитрюга, – хохотнул гном.
– В условиях спора ведь не было сказано, что я должен делать это один, – победно вскинул голову Шакс. И я робко положила свою ладошку на его.
Мои пальцы сжали одновременно уверенно и нежно. Он сделал несколько шагов назад, утягивая меня за собой прямо на открытое пространство между музыкантами и публикой. На пару ударов сердца замер, после чего резко обхватил меня свободной рукой за талию, прижимая к себе, и прошептал:
– Если честно, танцор из меня не очень. Но десять золотых на дороге тоже не валяются.
Я хихикнула ему в предплечье, понимающе закивав. Мне за всю жизнь вообще довелось только пару серебрушек заметить в дорожной пыли, а уж о золотых я даже не мечтала.
Танцевать я тоже не умела. Сиара, конечно, убеждала меня, что я могу очень грациозно двигаться под музыку, но когда дело доходило до парных танцев, я могла лишь оттоптать ноги партнеру, а потом смущенно сбежать.
На нас откровенно глазели. Мне одновременно хотелось провалиться на месте и растянуть этот момент до бесконечности. Кружились мы осторожно, стараясь никого не задеть, но люди сами расступались, давая нам все больше пространства. В какой-то миг я осознала, что почти не касаюсь ногами земли. Лишь изредка ощущала каменную кладку – когда Рей отпускал мою талию и кружил, а после вновь подхватывал так, что кончиком носа я едва ощутимо касалась его.
Улыбка с его губ так и не сходила. И глаза были теплыми-теплыми, похожими на отблески ярких солнечных лучей, играющих на медленно желтеющей листве осенью, и чем пристальнее я вглядывалась в их глубину, тем сложнее было отвлечься.
Не тебе идти на тот волчий зов,
Занавесь окно да задвинь засов.
Только не шуми, он уйдет к утру,
Словно старый пес в свою конуру.
Пропоет метель, мне сорвав струну,
Кончится строка, взвою на луну.
Отпечатки лап на крыльце твоем…
Встречу я рассвет и исчезну в нем.
С последней строчкой я ощутила, как сорвалась в пропасть моя душа. Точно камень – тяжело и безнадежно. Я прижималась к Рею, уткнувшись носом ему в грудь, и не знала, пугаться мне или радоваться тому чувству, что сейчас захлестнуло с головой и никак не позволяло выплыть на поверхность.
Что-то ныло и тянуло в груди, я медленно подняла голову и вопросительно посмотрела на Шакса, задумчиво прикусив губу. Он провел рукой по моим волосам, поблагодарил за танец, после че