— Ты прекрасно знаешь, как довести женщину до язвы желудка, — заметила она.
Все еще обнимая Анну, я поднял руку в знак приветствия.
— Вытащи свой язык из горла этой женщины и иди сюда.
Я поставил машину в переулке в двух кварталах от галереи и вернулся пешком. Как только я вошел в помещение, дыхание у меня перехватило. Там, на свежевыкрашенных стенах, висели мои сорок портретов. Они были вставлены в чудесные рамки, прекрасно расположены и хорошо освещены. Джуди и Анна молча смотрели, как я переходил от одного портрета к другому, стараясь все охватить. У меня было необъяснимое ощущение отстраненности, когда я разглядывал свою работу. Наверное, так же чувствует себя писатель, когда ему в первый раз передают вышедшую из печати книгу. Неужели это все сделал я? Может ли это и вправду быть делом моих рук? И разумеется, такого пристального внимания все это не стоило. Но я одновременно ощущал это приятное чувство, которое появляется, когда понимаешь, что наконец-то пробил себе путь на арену, что к тебе, в конечном итоге, относятся серьезно, как к настоящему профессионалу в своем деле. Многие годы я мечтал о таком моменте. Теперь он наступил, а я мог только думать: как жаль, что Бен Брэдфорд не может всем этим насладиться.
— Ну? — наконец спросила Джуди.
— Возможно, он не такой уж плохой фотограф, — сказал я.
— Ага, — согласилась Анна, протягивая мне бокал вина, — возможно.
Была уже половина шестого. Ехать домой, чтобы переодеться, времени не было. Поэтому я уселся в кафе вместе с Анной, поглощая бокал за бокалом дешевого пойла. К шести часам я приканчивал свой пятый бокал калифорнийского шабли.
— Ты с этим полегче, — посоветовала Анна. — Иначе упадешь мордой об стол еще до семи.
— Хорошая мысль, — заметил я.
Одними из первых появились Стю Симмонс и вся газетная братия. Я вышел из-за стола и присоединился к ним.
— Надеюсь, ты не бросишь «Монтанан», став таким знаменитым, — сказал Стю.
— Никакой я не знаменитый, — возразил я.
Появился Дейв из «Камеры Петри» с женой Бет, маленькой женщиной лет тридцати с хвостиком, в старушечьих очках и джинсовом комбинезоне.
— Вот этот неуловимый Гари Саммерс, — сказал Дейв, представляя нас.
— Нам когда-нибудь удастся зазвать вас на ужин? — спросила Бет.
Мне не пришлось отвечать на этот вопрос, потому что Джуди оттащила меня, чтобы познакомить с Робином Никеллом, владельцем галереи в Сиэтле.
— Очень понравилось, — сказал Робин. — И я уверен, что мы сумеем обеспечить вам великолепную рекламу, когда откроем выставку в сентябре.
— Вы берете эту выставку? — спросил я, удивившись новостям.
Вступила Джуди:
— Мы только вчера заключили сделку.
— Открытие будет в первый понедельник после Дня труда, — сказал Робин. — Так что освободите себе эту неделю, чтобы можно было приехать в Сиэтл. Мы оплатим ваш перелет, поселим в какой-нибудь хорошей гостинице вроде «Четырех времен года», договоримся о серии интервью…
— Я должен свериться со своим расписанием, — сказал я, принимая очередной бокал вина от служащего галереи, циркулирующего по залу с подносом.
— Гари Саммерс?
Я круто повернулся и увидел перед собой плотного мужчину с бородой в твидовом пиджаке.
— Я Гордон Крейг, руковожу факультетом изобразительных искусств в университете. Замечательная выставка. Вы никогда не думали о том, чтобы читать лекции неполный рабочий день?
Анна спасла меня от ответа на этот вопрос, постучав по плечу, чтобы представить очередного гостя:
— Ник Хауторн. Представитель «Тайм» в Сан-Франциско.
— Был здесь, собирал материал для статьи в Калиспелле, и решил заехать на открытие, — сказал он. — Ваши фотографии наделали шума в Нью-Йорке. Уверен, что боссы нашего журнала захотят от вас большего.
— Приятно слышать, — сказал я, залпом выпивая бокал вина.
Анна строго посмотрела на меня.
— Если у вас завтра найдется время, — продолжил Ник, — я бы хотел с вами встретиться и сделать вам предложение. Я работаю над книгой о новом американском Западе для путешественников и ищу фотографа, с которым я мог бы сотрудничать…
Джуди оттащила меня, чтобы поговорить с каким-то торговцем произведениями искусства из Портленда. Я не разобрал его имени, поскольку плохое вино наконец стало влиять на мою сообразительность. В галерее уже столпилось больше сотни человек. Их болтовня и жар тел вызывали во мне страстное желание вырваться на свежий воздух. Но меня передавали от одного гостя к другому, и я маниакально кивал головой, когда очередной гость тряс мне руку и пытался что-то сказать.
Наконец, ко мне снова подошла Анна.
— Ты пьян, — сказала она.
— Просто отупел.
— Пожалуйста, перейди на воду. Надо продержаться еще не меньше часа, затем Джуди ведет нас в ресторан «Le Petit». Было бы мило, если бы ты за ужином смог связно произнести одну или две фразы.
— Давай уйдем отсюда, — предложил я.
— Гари…
— Я достаточно потерся о здешние тела, — заявил я, — теперь я хочу потереться о твое.
— Как романтично, — сухо заметила она.
— Да ладно тебе…
— Это твоя вечеринка. Ты должен остаться. Кроме того, я знаю, что Джуди хотела представить тебя Эллиоту Вердену.
Я внезапно протрезвел:
— Кому?
— Эллиоту Вердену. Ну, знаешь, воротила с Уолл-стрит, который отказался от всего, чтобы открыть галерею в Сохо.
— Он здесь?
— Приехал несколько минут назад. Очень милый мужчина. Настолько милый, что специально приехал в Маунтин-Фолс на твою выставку. И он здесь со своей подругой. Она твоя бывшая соседка по Коннектикуту. Бет как там…
— Бет Брэдфорд, — сказал я практически шепотом.
— Правильно, — подтвердила Анна.
Мои глаза обежали зал. Потребовалась секунда, чтобы заметить их. Они увлеченно беседовали с Джуди. Эллиот Верден — загорелый, стройный, аристократичный, в синем блейзере и шерстяных брюках, — стоял рядом с Бет, чья рука спокойно лежала на его плече. Она выглядела замечательно: стильно одетая в короткое черное платье, лицо — уже не застывшая усталая маска. Она рассмеялась чему-то сказанному Эллиотом и улыбнулась ему легкой улыбкой, которую я так хорошо помнил с тех первых наших лет вместе. На какое-то мгновение я потерял способность двигаться. Но тут Джуди увидела, что я смотрю в их сторону, и я тут же круто повернулся.
— Что случилось? — спросила Анна — Ты весь побелел.
— Просто нужно на свежий воздух… — сказал я, двигаясь в заднюю часть галереи.
— Подожди, я с тобой…
Но я стряхнул руку Анны и начал протискиваться сквозь толпу, не сводя взгляда с двери черного хода.
— Гари! — крикнула Анна.
Внезапно я услышал голос своей жены.
— Гари! — сказала Бет.
Я замер на секунду, стоя к ней спиной, затем рванул к двери.
Дверь вела в служебное помещение, в котором сейчас толпились работники. Они с улыбкой смотрели, как я пронесся мимо них, распахнул дверь черного хода галереи и выскочил на улицу. Я слышал, как Анна за моей спиной зовет меня по имени. Я кинулся по переулку, перебежал на боковую улочку и стремглав побежал к своей квартире.
Добежав до дома, я взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и распахнул дверь.
Я не был здесь десять дней, и я сразу понял, что кто-то сюда залезал. В воздухе воняло сигаретным дымом и газами. В гостиной кругом валялись пустые пивные бутылки, стояли переполненные окурками пепельницы и банки с недоеденными бобами. Из ванной комнаты доносился звук текущей воды. Я пинком распахнул дверь и увидел перед собой очень мясистого и очень голого Рудольфа Уоррена, который стоял под душем.
— Какого хрена ты тут делаешь? — крикнул я.
— Привет, Гари, — отозвался он, заворачивая краны. — Хорошо съездил?
— Как ты вошел?
— У меня был ключ, — сказал он, начиная вытираться.
— Ты же вернул мне ключ.
— Да, но я сделал дубликат, прежде чем…
— Ты сказал, что ты не делал дубликата…
— Я соврал.
— Мерзавец. Разве ты не должен сейчас быть в Мексике?
— Насчет этого тоже соврал. Нужна была дыра, куда бы забиться, собраться с мыслями. Я знал, что ты уезжаешь из города…
— Убирайся ко всем чертям, — сказал я, хватая его за руку. — Немедленно.
Он вырвал руку:
— Ни к чему применять силу…
Я полностью потерял контроль над собой и заорал:
— Я буду применять столько силы, сколько посчитаю…
Но мою тираду прервал звонок домофона. Я замер. Наверняка Анна. Руди направился к кнопке, которая открывала дверь внизу.
— Не трогай, — велел я.
— Что происходит?
— Просто не трогай.
Мы оба стояли неподвижно, слушая, как непрерывно звонит интерком. После двух минут он смолк. Жалюзи на окне в гостиной были опущены. Я встал сбоку у окна и посмотрел в щель.
Я увидел, как она шла от моего дома по Главной улице, в отчаянии оглядываясь по сторонам, и наконец подошла к телефону-автомату.
Через несколько секунд начал звонить мой телефон.
— Не обращай внимания, — приказал я Руди.
После пяти звонков вступил автоответчик. Я убрал звук, чтобы не слышать голос Анны.
— Ты скажешь мне, что происходит? — спросил Руди.
— Прямо сейчас мне необходимо, чтобы ты оделся.
— Ты влип в какое-то дерьмо, так?
— Возможно.
— Расскажи дяде Руди.
— Позже.
— Неприятности с девочкой? — спросил он, широко ухмыляясь и демонстрируя беззубые десны.
— Где твои зубы? — спросил я.
— Когда меня сунули в больницу, они их сняли, а поскольку я выписался оттуда без разрешения врача, зубы меня не сопровождали.
— Ты прожил десять дней без зубов?
— Чтобы есть печеные бобы, зубы не нужны. Кстати, рад, что у тебя были запасы, я ведь старался не показывать свою физиономию в городе.
— Мне нужна помощь.
— Это зависит… — сказал он, натягивая последний предмет туалета.
— От чего?
— От того, что ты мне расскажешь.
— Это неприятности с девочкой, идет?