Крушение — страница 2 из 65

— Положи это там у себя около кассы, я сегодня еще вернусь.

Дома они увидели накрытый стол и ожидавшего их Николя, который, развалясь в кресле, держал перед глазами газету. На кухонном столе стояли заливные яйца, запеченный в тесте паштет и мясной салат в салатнице.

— Это что еще такое! — возмутилась Франсуаза.

— Я подумал, что это будет лучше, чем твои ножки в сухарях, — ответил Николя, не меняя позы.

— Возможно, но и в три раза дороже.

— А вот и нет. За все про все я им остался должен всего одиннадцать франков.

Александр прыснул со смеху, и Франсуаза бросила на него гневный взгляд.

— Сразу видно, что не вы занимаетесь хозяйством. Вот когда в конце месяца…

— Когда в конце месяца мы останемся без гроша, то будем есть дешевую требуху, — заявил Александр. — А пока что да здравствуют деликатесы! Этот запеченный паштет выглядит потрясающе!

Его гастрономические пристрастия сводились обычно к сытной и острой пище. Уже в который раз Франсуаза отметила про себя эту мужскую солидарность, союз отца и сына, который они заключали, чтобы подразнить ее. С одной стороны, она не хотела служить мишенью для их шуточек, а с другой — ей было лестно оказаться единственной женщиной в компании этих двух мужчин. Когда они, шумные, жующие, с блеском в глазах, полные невинного веселья, смотрели на нее каким-то особенным взглядом, она таяла от удовольствия, как в те времена, когда братья, бывало, подтрунивали над ней.

— И что здорово, — радовался Николя, — не надо ничего разогревать. Ешь как есть!

Поглощая закуски, оба мужчины издавали возгласы восхищения. На самом деле яйца были переварены, а паштет оказался слишком жирным.

— Так вы отобьете у меня охоту вам готовить, — заметила Франсуаза.

Покончив с салатом, отец и сын закурили. У Николя была та же манера сидеть, положив ногу на ногу, и выпускать дым изо рта, что и у Александра. Франсуаза ждала, что Александр заведет разговор о своем приятеле из книжного магазина. Вместо этого он с жаром говорил о ближайших скачках. Неужели он забыл, что договорился о месте для Николя? Она дала Александру возможность еще немного поразглагольствовать, потом встала, принесла вазу с фруктами и шепнула ему через стол фамилию Брекошона. Александр хлопнул себя по лбу.

— Ну конечно! У меня же для тебя есть кое-что интересное, — обратился он к сыну.

И Александр принялся описывать счастливый удел работника книжного магазина: чистое и достойное занятие; интеллектуальная среда; компетентный, корректный и снисходительный начальник.

— Там ты будешь чувствовать себя, как в кругу семьи. И кто знает, если ты понравишься Брекошону, то не исключено, что через несколько лет сможешь его заменить.

Николя слушал отца с недоверием. Ему было трудно представить, чтобы какая-то работа могла оказаться столь привлекательной.

— Во всяком случае, — подвел итог Александр, — уж если выбирать между кожгалантереей и книжным магазином, то тут нечего и думать. Сегодня же сходи к Брекошону. Я ему о тебе говорил.

— А сколько я буду там получать? — поинтересовался Николя.

— Откуда я могу знать, сам подумай. Наверно, поначалу не очень много…

— Хорошенькое дело!

— А что ты себе воображаешь, дружок?! — не выдержала Франсуаза. — С твоим-то образованием… у тебя нет даже свидетельства о профессиональной подготовке, ты не говоришь ни на одном иностранном языке. На что ты вообще рассчитываешь?

— Да ладно, Франсуаза, знаю я твои подходцы: сейчас начнешь рассказывать про хороших учеников и тех, кто не боится остаться на второй год. Но если стартовать с самого низа, то можно и увязнуть. Разве не так?

— Так, — отозвался Александр. — Но у Брекошона другое дело. Пройти у него практику, это все равно что напасть на золотую жилу. Во всяком случае, ты не можешь и дальше бить баклуши!

— Конечно, нет! — воскликнул Николя. — Я не хочу бездельничать. Поверь мне, все изменится. Ты увидишь…

У него на лице отразилось такое рвение, что волна радости охватила Франсуазу. Она мысленно присоединилась к его стремлению бороться и победить.

— А ты уверен, что Брекошон во второй половине дня будет на месте? — спросил Николя.

— Да, между тремя и пятью, — подтвердил Александр.

— Ну, хорошо, я схожу.

Его энтузиазм таял на глазах.

— Я могу остаться в этом? — спросил Николя, двумя пальцами оттягивая на груди тенниску.

— Почему бы и нет.

— Может, твой библиофил придерживается строгих правил в вопросах одежды.

— Надень лучше сорочку, — посоветовала Франсуаза.

— А она чистая?

— Я вчера ее постирала.

— Да пусть идет в тенниске, — воскликнул Александр. — Какая разница!

Николя встал из-за стола, придирчиво оглядел себя в висящем на стене зеркале и важно заметил:

— Пожалуй, пойду в тенниске.

Франсуаза принесла кофе. Мужчины, смакуя, выпили его маленькими глотками. Пора было идти.

На лестнице Николя спросил у Александра:

— Ты сходишь со мной к Брекошону?

— А ты что, маленький, сам не справишься?

— Справлюсь. Но что я ему скажу? Что меня прислал отец?

Александр окинул его быстрым оценивающим взглядом.

— Разумеется.

Александру вдруг показалось, что он как-то отяжелел. Как будто за то время, что они шли, он прибавил в весе. На мгновение ему стало грустно, но грусть тут же уступила место искрящемуся веселью. Он посмеялся над собой. Отец! Комедия продолжается. Однако маскарадный костюм трещит по всем швам, и дышать становится легче.

Они остановились у кафе «Обриан». Николя тоже хотелось войти.

— Я так ужасно хочу пить. Конечно, паштет был слишком соленый…

Александр всегда с интересом наблюдал за людьми, которые пытались прикрыть свою лень или малодушие целой лавиной оправданий. Он диву давался, с каким мальчишеским упорством Николя отстаивает свою праздность, и мог бы испытать к сыну чувство презрения, обладай тот хоть в малой мере теми блестящими способностями, которые все родители жаждут обнаружить в своем потомстве.


— Ладно, пойдем, — сказал он, хлопнув Николя по плечу.

Войдя, Александр испытал чувство мгновенного облегчения: его столик в глубине зала под зеркалом, приветливая и понимающая улыбка кассирши, уродливая бронзовая вешалка с гнутыми ножками и не слишком расторопный официант, протягивающий ему бумаги и книги.

— Вот, все в целости и сохранности. Что вам принести?

Они заказали по кофе и по коньяку. Александр взял рукопись, прочел последнюю переведенную фразу.

— А что, трудно делать переводы? — спросил Николя.

— Не слишком.

— Но за это мало платят?

— Мало — не то слово.

— Если бы платили больше, я бы тоже этим занялся.

— Тогда для начала выучи хоть какой-нибудь язык, — заметил Александр.

— Не велика наука!

— Ты прав, вот только времени на это нужно много.

— Точно. А я не люблю ни на чем зацикливаться. Мне надо, чтобы все крутилось-вертелось…

Прищелкнув несколько раз пальцами в быстром темпе, Николя склонился над лежавшей перед ним страницей рукописи, прочел вполголоса: «Ветер бушевал с такой силой, что ветки дерева, словно заблудившийся путник, громко стучали в окно».

— Неплохо, — сказал он, выпрямляясь. — Кто это написал?

— Некий Валериан Быков, молодой советский писатель. Его совершенно не знают во Франции.

— А название?

— «Таяние снегов». Роман.

— Слушай, а сам-то ты взялся бы за роман?

— Не думаю.

— Ты пробовал?

— Да, марал бумагу в двадцать лет, но дело не пошло.

— Что, лень заела?

Николя прыснул, и в его юном смеющемся лице с ненасытным ртом, полном крепких зубов, в прищуренных от смеха глазах Александр увидел свое отражение. Казалось, что это смеется он сам. Недалеко от их столика какой-то белокурый юнец упражнялся на электрическом бильярде. Каждый раз, когда шарик задевал контакт, механизм чихал. Николя взял рюмку и, наслаждаясь терпким вкусом напитка, погрузился в свои мысли. Потом спросил:

— А знаешь, как моя мать называла тебя?

— Нет.

— Она всегда начинала со слов: «Твой негодяй отец…»!

Александр кивнул:

— Она была права. Всегда кто-то считает тебя негодяем. Вообще, жить — это мучить других. Или же надо полностью отказаться от своего собственного «я».

Это был их первый серьезный разговор. Поставив локти на стол, Николя с жадностью слушал Александра. Казалось, что он не может утолить жажду после долгого пути.

— Как это верно, то, что ты говоришь, — наконец пробормотал он. — Но тогда я еще над этим не задумывался. Надо же, ведь я тебя ненавидел! Ребенком я мечтал разыскать тебя, чтобы свести счеты.

— Ты начитался дешевых романов.

— Мать их обожала.

— Ты любил ее?

— Само собой. Только она постоянно жаловалась. Уставала на работе, болела, вот и возненавидела всех и вся.

— Значит, после ее смерти ты приехал ко мне «сводить счеты»?

— Нет. Мне хотелось пожить в Париже. Я предполагал остановиться у тебя на недельку-другую. Теперь вроде пришло время возвращаться, а я все еще здесь. И мне не хочется уезжать!

Александр был раздосадован охватившей его нежностью — она его размягчала. Он тянулся к добру так же, как растение тянется к солнцу.

— Ясно, что не хочется, — ответил он, — но ты усложняешь мне жизнь.

— Ты говоришь так из-за квартиры?

— И из-за этого тоже.

— Да, действительно тесновато. И у Франсуазы прибавилось работы. Она у тебя высший класс. Как только я начну зарабатывать, буду вам помогать. Мы сможем переехать. У меня в комнате будет книжный шкаф, глобус, подсвеченный изнутри, а может, бар, замаскированный под книжную полку? Как тебе такая идея?

— Не в моем вкусе, — ответил Александр.

Юнец, стоявший у игрового автомата, закончил играть в бильярд, ударил кулаком по ящику для монет и, загребая ногами, поплелся к выходу.

— Я бы тоже хотел разок сыграть. Ты не дашь мне немного мелочи?

Александр протянул ему несколько монет.