Готовясь к бою, мы приняли все меры к предупреждению восстания у себя в тылу. Интернировали юнкеров, провели ряд арестов. В специальных приказах ревкома предупредили буржуазию и белогвардейщину, что в случае какой-либо попытки к восстанию пощады не будет никому. И все же полной уверенности в том, что во время боя город останется спокойным, – у нас не было.
Организующим центром этого восстания, его лозунгом оставался по-прежнему Колчак.
Председателю следственной комиссии т. Чудновскому было дано распоряжение иметь наготове надежный отряд, который в случае боя на улицах должен был взять Колчака из тюрьмы и увезти его из города в более безопасное место. Но числа 3 февраля следственная комиссия представила в ревком список человек на 18, роль которых в колчаковщине была достаточно выяснена. По мнению комиссии, они подлежали расстрелу. В числе их был Колчак.
Ревком выделил из списка только двух – Колчака и председателя совета министров Пепеляева. Все же в тот день вопрос о Колчаке был оставлен открытым.
Находившемуся в штабе 5-й армии т. Сурнову было по прямому проводу передано поручение выяснить, как отнесется Реввоенсовет к расстрелу Колчака. Ответ Реввоенсовета гласил, что если парторганизация считает этот расстрел необходимым при создавшейся обстановке, то Реввоенсовет не будет возражать против него».
6 февраля 1920 г. Иркутский военно-революционный комитет принял следующее постановление: «Обысками в городе обнаружены во многих местах склады оружия, бомб, пулеметных лент и пр. и таинственное передвижение по городу этих предметов боевого снаряжения. По городу разбрасываются портреты Колчака и т. д.
С другой стороны, генерал Войцеховский, отвечая на предложение сдать оружие, в одном из пунктов своего ответа упоминает о выдаче ему Колчака и его штаба.
Все эти данные заставляют признать, что в городе существует тайная организация, ставящая своею целью освобождение одного из тягчайших преступников против трудящихся – Колчака и его сподвижников. Восстание это, безусловно, обречено на полный неуспех, тем не менее может повлечь за собою еще ряд невинных жертв и вызвать стихийный взрыв мести со стороны возмущенных масс, не пожелающих допустить повторения такой попытки.
Обязанный предупредить эти бесцельные жертвы и не допустить город до ужасов гражданской войны, а равно основываясь на данных следственного материала и постановлении Совета Народных Комиссаров Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, объявившего Колчака и его правительство вне закона, Иркутский военно-революционный комитет постановил:
1) бывшего верховного правителя – адмирала Колчака и
2) бывшего председателя совета министров – Пепеляева расстрелять.
Лучше казнь двух преступников, давно достойных смерти, чем сотни невинных жертв».
7 февраля 1920 г. постановление Военно-революционного комитета было исполнено.
Иркутские революционные власти расстреляли Колчака и Пепеляева в момент, когда на остальной территории Советской России смертная казнь, на основании постановления ВЦИК и СНК, не применялась. Этот расстрел следует рассматривать не как судебную кару, а лишь как меру обороны, вызванную сложной военной обстановкой, создавшейся в то время в Иркутске. Ни один честный революционер не считал эту меру каким-либо нарушением закона. Одиозность фигуры Колчака и его председателя совета министров, их кровавые преступления против народа оправдывали этот акт.
С утверждением Советской власти в Сибири судебные органы подробно расследовали преступления, совершенные Колчаком и членами его «правительства». Были арестованы активный участник антисоветских движений на юге и востоке страны, один из организаторов «Национального центра», заместитель председателя колчаковского совета министров А. А. Червен-Водали, бывший меньшевик, министр труда в том же «правительстве» Л. И. Шумиловский, товарищ министра путей сообщения, доверенное лицо капиталистов А. М. Ларионов, директор бюро печати при «верховном правителе» кадет А. К. Клафтон, министр юстиции А. П. Морозов, товарищ министра профессор Н. Я. Новомбергский, министр просвещения Преображенский, товарищ министра финансов К. Н. Хреновский, колчаковский государственный контролер Г. А. Краснов, товарищ министра иностранных дел монархист Жуковский, товарищ министра продовольствия Дмитриев и другие. 23 активных деятеля колчаковщины в мае 1920 г. были преданы суду Чрезвычайного революционного трибунала при Сибирском ревкоме. Они обвинялись: «1) в бунте и восстании, при помощи и поддержке иностранных правительств, против власти рабочих и крестьян с целью восстановить старый строй; 2) в организации истребительной вооруженной борьбы против Советской власти; 3) в организации системы массовых и групповых убийств трудового населения; 4) в предательском призыве иностранных вооруженных сил против страны, к которой они принадлежали; 5) в организации массового разрушения достояния Советской республики и имущества трудового населения; 6) в расхищении и передаче иностранным правительствам достояния Советской республики».
Судебный процесс по этому делу начался 20 мая в Омске. Председателем Чрезвычайного революционного трибунала был И. П. Павлуновский, членами – В. М. Косарев, П. Е. Щетинкин, Байков и Е. М. Мамонтов. Обвинителем выступал профессор А. Г. Гойхбарг. Заседания проходили в железнодорожных мастерских города в присутствии свыше 8 тысяч рабочих, красноармейцев и делегатов районов, пострадавших от колчаковщины.
30 мая трибунал, признав, что подсудимые Червен-Водали, Шумиловский, Ларионов и Клафтон сохранили связи, которые могли облегчить им повторение преступлений, приговорил их к расстрелу. Краснов, Грацианов, Степаненко, Морозов, Жуковский и Малиновский приговаривались к пожизненному лишению свободы с применением принудительных работ. Цеслинский, Палечек, Молодых, Дмитриев, Введенский, Василевский и Хреновский – к лишению свободы сроком на 10 лет. Преображенский, Новомбергский и Ячевский – к лишению свободы на все время гражданской войны, а Карликов и Третьяк – к условному лишению свободы сроком на 5 лет.
ВЦИК отклонил ходатайство о помиловании, и 23 июня приговор был приведен в исполнение.
Таково было народное возмездие главарям колчаковщины, одной из главных сил внутренней контрреволюции.
В буржуазно-помещичьей России иерархи русской православной церкви, связанные стародавними узами с монархистскими кругами страны, делали все, чтобы церковь исправно служила царизму и правящим классам. После Октябрьской революции во главе церкви стал представитель наиболее реакционного крыла духовенства московский митрополит Тихон (В. И. Белавин), 5 ноября 1917 г. избранный на Всероссийском церковном соборе патриархом всея Руси. Самый факт восстановления сана всероссийского патриарха как символа единоличной власти в православной церкви в то время, когда совсем недавно была свергнута единоличная власть монарха в стране, достаточно красноречиво свидетельствовал об антинародных, монархистских устремлениях реакционных церковников.
Патриарх Тихон (в миру Василий Иванович Беллавин (1865–1925) – епископ Православной российской церкви; с 21 ноября (4 декабря) 1917 года патриарх Московский и всея России
Епископ Митрофан, выступая 28 октября 1917 г., уже после победы Октября, на Всероссийском церковном соборе, заявил: «Россия горит, все гибнет. И разве можно теперь долго рассуждать, что нам нужно орудие для собирания, объединения Руси? Когда идет война, нужен единый вождь, без которого воинство идет вразброд… Окружив себя таким воинством, патриарх совершит дело, которое выше сил одного человека. Он будет силен поддержкой собора и верующего народа». Таким образом, патриарх должен был стать орудием для собирания, объединения сил контрреволюции, вождем антисоветского воинства. Избранный на пост патриарха всея Руси московский митрополит Тихон, в прошлом деятельнейший член монархистского «Союза русского народа» – председатель «Союза русского народа» в Ярославле, был тем лицом, которому монархисты и реакционные церковники доверили пост своего «вождя». И он действительно оправдал это доверие. Под его руководством реакционные церковники немедленно выступили против Октябрьской революции и примкнули к лагерю монархистской контрреволюции.
Покончив с политическим господством буржуазии и помещиков, Советская власть одновременно осуществила ряд мер, направленных на духовное раскрепощение народа. Декретами от 16 и 18 декабря 1917 г. и 20 января 1918 г. рабоче-крестьянское правительство провозгласило свободу совести и верований и отделило церковь от государства и школу от церкви. Религия была признана частным делом граждан, церковь потеряла право участия в государственной деятельности. Преподавание закона божьего в школах отменялось. Устанавливался гражданский брак и развод по суду. Церковная собственность, в том числе крупные монастырские поместья, объявлялась народным достоянием. Эти декреты лишали православную церковь положения государственного института и в значительной степени подрывали источники ее доходов.
Реакционные церковники с ожесточением выступили как против этих, так и других декретов Советского правительства. Только от имени Всероссийского священного собора патриарх Тихон подписал 16 антисоветских посланий и воззваний к духовенству и верующим. Великая Октябрьская социалистическая революция рабочих и крестьян в этих документах называлась «бедствием», социалистическое строительство – «вавилонским строительством», народ призывался к «покаянию» и «возвращению на путь Христов». 19 января 1918 г. патриарх Тихон выступил с посланием к верующим, в котором призвал «стать на защиту церковного достояния» и «если нужно будет, и пострадать за дело Христовой веры». Предавая анафеме Советскую власть, он приказывал: «А вы, братие архипастыри и пастыри, не медля ни одного часа в вашем духовном деланьи, с пламенной ревностью зовите чад ваших на защиту попираемых прав церкви православной, немедленно устрояйте духовные союзы, зовите не нуждою, а доброю волею становиться в ряды духовных борцов».