щих государств с нейтральными во время войны, так же как и нейтральных между собою, должны быть обеспечены. Понятие блокады должно быть установлено заново.
3. Хозяйственный и политические вопросы. Для того чтобы не препятствовать возобновлению сближения народов, в мирные договоры должны быть включены постановления, гарантирующие против продолжения войны в виде войны экономической. Мирные договоры должны восстановить свободу передвижения на суше и на море.
Система охранительных пошлин должна быть переработана. В мирные договоры должен быть включен пункт о наибольшем благоприятствовании. Торгово-политической целью должно оставаться упразднение всех таможенных и стесняющих оборот ограничений.
В колониях должен быть установлен режим „свободных дверей“, то есть равного права всех народов на хозяйственную деятельность.
Право эмиграции из одного государства в другое, право коалиций, охрана труда, страхование рабочих, охрана женского, детского и домашнего труда должны быть организованы согласно программе, опубликованной Международным профессиональным союзом.
4. Упразднение тайной дипломатии. Мы требуем подчинения всех государственно-правовых договоров и международных соглашений демократическому контролю народных представителей.
Практическое осуществление целей.
Обращаемся к вышеизложенным пунктам 1 и 2. В интересах скорейшего мира нам представляется настоятельно необходимым прежде всего обстоятельно обсудить хозяйственные и политические вопросы. Особые комиссии для изучения отдельных вопросов, несомненно, весьма ценны для подготовки плодотворного обсуждения экономических и социальных проблем. Не следует, однако, забывать, что для международного социализма важно возможно скорейшее заключение мира. Мир же на началах соглашения может быть, по нашему убеждению, заключен на основе формулы: „без аннексий и без контрибуций“, не требуя предварительного изучения условий его особыми комиссиями.
Работа Интернационала. Европейские нейтральные государства больше или меньше задеты войной. Все они заинтересованы в скорейшем мире. Поэтому они должны быть привлечены к участию в разрешении заново хозяйственных, социально-политических и правовых вопросов международного характера.
Содействие выборного народного представительства разумеется само собою. Ввиду опыта, который до сих пор дала пролетариату всех участвующих в войне стран работа парламентского большинства, эта работа будет постольку содействовать прекращению войны, поскольку социалистические партии будут всеми доступными им средствами влиять как на правительства, так и на свои парламенты в пользу ближайшего заключения мира.
Тем самым с достаточной полнотой разрешаются и дальнейшие вопросы о сотрудничестве Интернационала в течение мирных переговоров. Влияние социалистических партий на правительства, на народные представительства и на официальную мирную конференцию должно усиливаться во всех участвующих в войне государствах.
Работа социалистических партий в пользу мира. Здесь мы переходим к вопросу, который был включен в анкету 7 июня по предложению германской делегации: отчет каждой партии о своей деятельности в пользу мира.
Президиум Германской Социал-демократической партии издал „Собрание деклараций, воззваний и речей, произнесенных в рейхстаге“, изображающее позицию партии в отношении войны и целей мира.
В этом собрании актов дано доказательство тому, что, стоя в принципе, как и все другие социал-демократические партии, на почве обороны страны, Германская Социал-демократическая партия с первого дня войны работала в пользу мира и не знает иных предпосылок для мира на основах соглашения, кроме готовности к такому миру со стороны противника. Но приведенными в „Собрании“ парламентскими речами, обращениями, резолюциями мирная деятельность Германской Социал-демократической партии не ограничивалась. Она устраивала в различных частях государства собрания, посвященные вопросу о мире, раздавала и предлагала подписывать петиции, в которых осуждались всякие планы завоевания и предъявлялось к правительству требование выразить готовность к миру.
Эта работа в пользу мира сопровождалась большим успехом. Напротив, безуспешны были попытки Германской Социал-демократической партии вновь скрепить оборванную нить общения с социалистическими партиями Англии и Франции.
Работа в пользу мира обещает успех только в том случае, если будет вестись одновременно на обеих сторонах. Это могло бы произойти и, по нашему мнению, давным-давно должно было произойти без того, чтобы одна сторона предъявила к другой требования равнозначные требованию предать интересы своего народа. Мы должны повторять на все стороны, что на нас лежит единственно обязанность защищать свой народ, но отнюдь не задача карать другие народы за действительную или мнимую вину их правительств.
В этом направлении Германская Социал-демократическая партия и вела неустанную работу.
Общесоциалистическая конференция. Мы готовы без оговорок к участию в общесоциалистической конференции, ибо считаем естественной обязанностью каждого социалиста работать в пользу мира. Обсуждение работы социалистических партий будет значительно упрощено, если каждая секция представит в установленной нами форме документы, относящиеся к ее деятельности в пользу мира.
Обсуждение вопроса о вине в возникновении войны, от которого мы не уклоняемся, не может, на наш взгляд, служить цели, для которой созвана конференция. Дело не может идти о том, чтобы спорить о прошлом; гораздо важнее договориться о будущем, а именно о скорейшем достижении прочного, соответствующего нашим принципам и идеалам мира.
Против участия всех партий социалистического меньшинства мы не возражаем.
Стокгольм, 12 июня 1917 года
Делегация германской социал-демократии Фр. Эберт, Шейдеман, Герман Мюллер, Молькенбур, Эд. Давид, Р. Фишер, Зиссенбах, Г. Бауер, К. Легиен».
12 июня я узнал, что наш мирный комитет посетил французский товарищ по партии, по фамилии Лафон, который беседовал при этом с Адлером. По словам Нины Банг, выдающейся датской социалистки, переданным мне Эбертом, Лафон готов был переговорить со мной. Это показалось мне почти неправдоподобным. Я пошел в «Грандотель», чтобы подробнее осведомиться у Адлера. Я застал его в плачевном состоянии: он лежал в кровати, одетый в кальсоны и две куртки, одна поверх другой, неподвижно, как мертвый. Я несколько раз стучал, открывал и закрывал дверь и, наконец, решился довольно шумно войти в комнату. Наконец Виктор открыл глаза. Он нисколько не удивился моему присутствию и тотчас же начал бормотать что-то, чего я не мог разобрать. Наконец, с усилием, я расслышал следующее: его просили по телефону прийти в бюро, так как есть случай повидать «живого француза». Потом дальше: Лафон, очевидно, остроумный француз, но вряд ли он в тесном сплочении с рабочими. Он совсем глупо говорил о необходимости продолжать войну эвентуально еще три года до тех пор, пока Страсбург будет в руках французов.
Когда Адлер раскрыл ему глаза и сказал, между прочим, что в Германии никто не склонен отдавать Страсбург, Лафон несколько смягчил свои взгляды и стал сообразительнее. Он женат на русской. Вместе с женой присоединился к депутатам Кашену и Монте и поехал с ними в Россию, откуда теперь возвращается. При обсуждении предмета нашей Стокгольмской конференции он выражался с осторожностью, доступной единственно парижскому адвокату, каковым является в действительности; при этом он, по собственной инициативе, обещал еще поговорить с Шейдеманом. Затем Адлер рассказал, что он стал относиться очень пессимистически к Стокгольму; дело не двигается, он то и дело ходит в бюро задавать головомойку членам комитета, но это нисколько не помогает. Тем не менее он считал бы большой ошибкой, если бы мы, как это уже решено, уехали все до Мюллера включительно. Если не все, то хотя бы некоторые товарищи должны остаться здесь, иначе вся история замрет. Весь мир смотрит на Стокгольм. Что бы теперь ни произошло в вопросе о мире, народы будут считать, что это произошло под давлением Стокгольма. (В газетах сообщают, что австрийские офицеры явились в русские окопы в качестве парламентеров.) Если же все произошло бы вследствие отказа англичан и французов, то, выдержав все здесь до последней крайности, мы были бы свободны от всякой ответственности.
Я поспешил на заседание нашей делегации, чтобы информировать ее. Там я узнал, что госпожа Банг приходила с известием об отъезде Лафона и его жены: оставшись, они не попали бы на нужный пароход. Вероятно, из беседы с Лафоном самой по себе ничего и не вышло бы. Мы обсудили и приняли редакцию письма к петербургскому Совету рабочих и солдатских депутатов, которое брался доставить стокгольмский представитель Совета. С этим представителем я познакомился, прощаясь перед уходом из комнаты Адлера.
В тот же день после обеда у нас было заседание вместе с мирным комитетом, в котором мы в течение двух часов говорили единственно об Эльзас-Лотарингии. При этом были оживленные стычки между Брантингом и ван Колем. Мы решительно отстаивали свою точку зрения и ссылались на наш ответ, данный на письме, от этого мы не отступали.
Чрезвычайно занятый обязанностями редактора газеты и депутата, Брантинг ушел и не слышал речи Трелстры.
13 июня утром снова было официальное заседание (снова без Брантинга), обсуждался наш меморандум. Прежде всего «Бельгия». Введением была речь Камилла Гюисманса. Отвечал Давид. Затем говорил ван Коль, и говорил так вызывающе, что я едва сдерживал гнев.
Когда я попросил слова, товарищ Банг протянула мне через стол записку: «Только, пожалуйста, не горячитесь, товарищ Шейдеман». Я старался не горячиться, но это удалось мне не вполне. «Стоит нам только очистить все занятые нами области, заплатить всему миру контрибуцию, обречь нашу страну на длительное политическое и хозяйственное бессилие и т. д. — и нам тотчас простят, что мы не пожелали 4 августа 1914 года начать прямо с государственной измены в высокую честь французского и английского капитализма и русского царя». Я подчеркнул смысл формулы «без аннексий и без контрибуций» и в сотый раз указал на то, что этот принцип должен быть обязателен для всех.