Крушение «Кантокуэна» — страница 17 из 31

Совещание неожиданно было прервано. Маршала Василевского вызывала Москва.

Для переговоров с Генеральным штабом была подготовлена специально оборудованная комната. На столе возле телефона мигало небольшое табло: «Вызывает Верховный Главнокомандующий».

— Докладываю, товарищ Сталин. Войска фронтов и флот действуют по утвержденному плану.

Главком Василевский спокойно и четко доложил о ходе операций на всех трех фронтах, о подготовке к высадке крупных десантов.

— Товарищ Василевский, благодарю вас за подробный доклад, — сказал Сталин, и голос его был слышен так ясно, словно он был в соседней комнате. — Наступление наших войск против Квантунской армии в Маньчжурии, на Ляодунском полуострове и в Северной Корее должно вестись с возможной быстротой до тех пор, пока японские войска действительно не прекратят сопротивления, не сложат оружия и не сдадутся в плен.

— Все будет выполнено, — ответил Василевский, пользуясь небольшой паузой.

— И еще, товарищ Василевский, — заметил Сталин. — Срочное освобождение Южного Сахалина и всей гряды Курильских островов приобретает особо важное для нас значение. Согласуйте с начальником Генерального штаба содержание ответа на радиограмму штаба Квантунской армии о согласии капитулировать. Пока японское правительство только говорит об этом, а войска сопротивляются…

Десантники батальона морской пехоты, в котором начал службу восемнадцатилетний Слава Котин, на ночь разместились в трехэтажной школе. По стеклам барабанил дождь, за окном вспыхивали молнии. Здание сотрясалось от ударов грома, и Славе казалось, что к берегам подошли японские корабли и палят из пушек по городу. Потом обуревала страшная мысль: а может, в эту дождливую темную ночь американцы бомбят японские острова атомными бомбами и грохот доносится до нашего Приморья…

О том, что на японские города Хиросиму и Нагасаки были сброшены американские атомные бомбы, десантники батальона узнали из газет. Тяжелое чувство вызвало у солдат это известие. Старшина Яценко, знаток военного дела — он прошел всю войну с гитлеровской Германией, — пожимал плечами:

— Не знаю, при чем тут города? Там дети, женщины, старики. Они-то не причастны к войне…

Слава Котин только что стал засыпать, когда раздалась грозная команда: «Подъем! Тревога!» Впопыхах Слава схватил автомат, а шинель забыл. Хорошо, что сосед Борис Чуркин под вспышку молнии увидел забытую шинель, схватил ее.

— Не бросай, пригодится…

Погрузка на корабли началась с рассветом. Дождь утих. Над морским горизонтом появилось огромное оранжевое солнце. Скользящие лучи отражались от гладкой воды и слепили глаза.

Посадка заняла не много времени. Все делали как на тактических занятиях — быстро, четко, без суеты. Вдруг появятся вражеские самолеты? Медлить в таких случаях нельзя.

Отчалили от родного берега. На причале люди машут руками, платками, головными уборами. Возвращайтесь с победой, товарищи!

…Корабли все дальше и дальше уходили от тихой бухты, и вот уже берег растворился в дымке. Роте автоматчиков повезло: их разместили на палубе. Любуйся морем сколько хочешь.

Шли «самым быстрым», вода, разрываемая форштевнем, кипела, и пенный след тянулся до самого горизонта. Когда бойцы на палубе мысленно прощались с родным берегом, командир десантной роты приказал всем подойти ближе к нему. Десантники обступили командира.

— Садитесь поплотнее, — сказал старший лейтенант. — Слушайте внимательно: наша боевая задача высадиться в порту Сейсин, захватить приморскую часть города и удерживать ее до подхода главных сил.

Он стал говорить о том, как нужно действовать каждому взводу после высадки на берег, повторяя сказанное капитаном 1-го ранга Якоревым на совещании командиров подразделений.

— Вы солдаты не обстрелянные, но хорошо обученные, — говорил командир роты. — Высаживаемся быстро. Держаться ближе к командиру отделения и слушать его команду. Вперед — перебежками. Один прикрывает другого, и — смелее, смелее, смелее! Гранаты беречь, запасы у нас не велики. Рота должна захватить и удержать мосты. Город не очень большой, но важный. Есть предприятия. А вот какой там гарнизон и где он, не знаем.

В обед каждому десантнику выдали по банке крабов и колбасу. Хлеба сколько хочешь. Кое-кто крабов не ел. Слава положил банку в вещевой мешок.

Потом все дремали, привалившись друг к другу. Спать хотелось и Славе, но он терпел. Время тянулось медленно.

Боря Чуркин стоял у борта и разговаривал с бывалым матросом.

— Скажи мне, морская пехота, на чем держится флаг? — спросил матрос.

— На древке, — ответил Борис, — по-морскому — на штыре.

— Рассмешил… Флаг наш держится на гафеле, запомни.

— А ты, видать, не соленый матрос, — послышался голос старшины Яценко. — Флаг корабельный держится на душах морских. Я, брат, в десантах не один раз бывал. К тебе пришвартовался сухопутный боец, а ты сразу свое удальство напоказ. А один известный воин сказал: «Уважай боевого товарища, потому что он вместе с тобой идет в атаку против общего врага». Кто так сказал?

— Не знаю, — пожал плечами матрос.

— Старшина Яценко так сказал. Запомни.

…Показался берег и разбросанные по склонам гор дома. Неожиданно катера окутала густая дымовая завеса, грохотавшая разрывами снарядов. Повернули к берегу, скрываясь в дыму. Стреляла японская артиллерия. Было страшно. Попади в катер хоть один снаряд — спасения нет… К счастью, снаряды плюхались далеко от бортов. Со стороны моря на бреющем полете пронеслись наши самолеты. С берега доносились громовые взрывы.

Скорее бы высадиться. Все же на земле чувствуешь себя уверенней.

Под прикрытием плотного дыма, стреляя по берегу из крупнокалиберных пулеметов и зенитных пушек, катера ворвались в гавань с хода и прижались к пирсу. Началась высадка. Все торопились, но растерянности не было.



Котин выскочил на берег вслед за старшиной Яценко. Он не отставал от бывалого фронтовика. И хотя у солдата Котина на гимнастерке красовалась медаль «За отвагу» и многие думали, что он уже бывалый боец — все для него здесь было новым, как и у любого молодого солдата.

Слава, так же как и Яценко, упал на землю, осмотрелся, потом вскочил, побежал, пересекая открытое место от берега до строений. И, как старшина, растянулся у самой стены, плотно к ней прижался.

— Не робей! — подбадривал Яценко. — Бьет, гад, из окон.

Старшина вскочил, ловко, наотмашь бросил ручную гранату-«лимонку» в окно второго этажа и тут же побежал, стреляя, вдоль улицы. Вскоре он исчез за углом одноэтажного дома.

На ротных тактических занятиях Слава бросался в атаку с криком «ура» и косил из автомата условного «противника». А теперь, когда отовсюду стреляли и где-то рядом оглушительно грохотала пушка, а противника не видно, он растерялся и не смог применить ни один тактический прием. В настоящем бою оказалось все не так. Но все же Слава почувствовал в эту минуту свою силу и принял верное решение. Он, как и Яценко, одним броском достиг угла дома и несказанно обрадовался, увидав старшего лейтенанта и старшину. Откуда-то появился и Боря Чуркин — он перемахнул через забор из плоских камней. Возбужденный, лицо красное.

— Мы тута! — сказал он, пытаясь шутить даже в этой горячей обстановке.

— Вот что, старшина, давай с ними вперед, — приказал командир роты. — Где-то вон там за городом река. Надо найти мост и взять его под охрану. Я соберу роту и тоже — к мосту…

— Все в полном порядке, — ответил Яценко. — Меня учить не треба! За мной, хлопцы!

В районе железнодорожного моста велась сильная перестрелка. Японцы, несмотря на потери, в открытую бросались на десантников, пытались задержать их у моста.

В порту стрельба не затихала. Ожили туповерхие сопки, опоясывающие город полукольцом. С них стреляли пушки. Когда пробирались к шоссейному мосту, старшина Яценко высказал верную мысль: «Хоть японцы нас и не ожидали, жарко будет!»

До моста оставалось метров двести, когда на шоссе появились грузовики с японскими солдатами. Соскочив с машин, солдаты рассыпались в цепь и, что-то визгливо выкрикивая, бежали к мосту. Десантники-автоматчики, притаившись, подпустили их метров на сто и дружно ударили по бегущим. Японцы от атаки отказались, залегли и вели беспорядочный огонь из винтовок. Их офицеры то и дело вскакивали, безуспешно пытаясь увлечь своих обреченных вояк в атаку.

Тем не менее один японец подкрался со стороны берега и бросился с ножом на старшину. Не будь рядом Славы, он вонзил бы нож в спину Яценко. Котин дал очередь из автомата, и вражеский солдат, раскинув руки, упал навзничь.

— У, паршивый самурай! — не сдержался Яценко. — Глядите, офицер шашку обнажил, опять призывает своих в атаку… А ну, хлопчики, выдержку! Подпустить поближе.

Неожиданно справа грозно застучал «максим». К его голосу старшина Яценко за войну привык. Он что-то хотел еще сказать, но шагах в десяти разорвались сразу три мины, потом еще и еще…

— К берегу! Всем к берегу! — крикнул Яценко, на ходу стреляя в бегущих японцев.

Вражеские минометчики стреляли метко, и группа автоматчиков под командованием старшины вынуждена была отойти к берегу реки. Как нужна была в этот момент артиллерия! Но пока пушки с десантом не прибыли, а орудия кораблей не могли подавить невидимые цели.

Заняв оборону у реки, десантники остановили атаку японцев и задержали продвижение их автомашин к шоссе. Тем временем около сорока наших бойцов пробились по кукурузному полю к вражеской автоколонне с тыла. Неожиданная атака застала японцев врасплох…

Бой не затихал всю ночь. Утром обстрел из пушек и минометов с сопок усиливался. В группе Яценко пятеро убитых, семеро раненых. Патроны на исходе, гранат нет.

— Беги в порт. Там, чую, тихо. Найди капитана 1-го ранга Якорева, который был с нами на катере, — приказал старшина Котину. — Доложи: срочно нужна Подмога!

Слава еще не успел уйти, как Борис Чуркин приволок за ворот раненого японского солдата. Маленький, коренастый, кривоногий.