Марьяна поручила ей ассистировать Илизарову на показательной операции.
— Как же я буду ассистировать? Я ведь совсем не поняла, как он это делает.
— Никто не понял, но под его руководством ты справишься, у тебя руки хорошие.
Илизаров недоверчиво досмотрел на ассистента — молодую женщину:
— Вас как зовут?
— Лиля, — сказала она и смутилась.
— Ну-ну, не волнуйтесь. Я буду вам все показывать, а вы повторяйте за мной.
На операции доктор преобразился: вместо невнятного лектора перед ними теперь был опытный и решительный хирург, он действовал быстро, точно, умело. Лиля старалась, еще не совсем понимая, что ей делать. Он давал ей ясные короткие указания, она приспособилась к ритму его действий, ей все больше нравились и хирург, и его новый метод.
А дело было очень не простое: нужно было просверлить тонкие спицы через сломанные фрагменты кости, закрепить на двух кольцах аппарата и соединить кольца четырьмя стержнями. Металлические части скреплялись винтами и гайками, их надо было крепко закручивать гаечным ключом. Илизаров показал Лиле, как это делать, и вскоре она действовала сама. Из-за сложности перелома двух колец оказалось недостаточно, необходимо было третье. Илизаров сказал ей:
— Вы видели, как я накладывал первые два, теперь вы накладывайте третий. — И дальше руководил ее действиями: — Вот так, теперь вот так, во-во-во. Правильно.
После операции рентгеновский снимок показал, что сломанная кость, скрепленная аппаратом Илизарова, стояла в правильном для сращения положении. Врачи, наблюдавшие операцию, были поражены. А Илизаров сказал с мягкой улыбкой:
— Видите, это только кажется непонятным и сложным, а на самом деле довольно просто и надежно. И вот доктор Лиля может это подтвердить, она в один прием поняла всю мою технику. Молодец!
Лиля, хоть и не все поняла, зарделась от похвалы и с уважением смотрела на провинциального доктора, такого, казалось, простоватого человека, который изобрел необычный метод лечения сложных переломов костей. Как это пришло ему в голову?
Марьяна Трахтенберг рассказала ей:
— Я узнала про этого Илизарова от Рабиновича. Оказывается, он настоящий самородок, происходит из горских евреев, которые называются таты. В Кургане он уже вылечил тысячи инвалидов с незажившими переломами, но в Москве его до сих пор не хотят признавать. Поэтому Рабинович решил ему помочь. Говорит: «Надо помочь способному еврею».
Боткинские врачи-травматологи еще долго с удивлением и даже восхищением говорили про этого удивительного врача. Некоторые расспрашивали Лилю как участницу операции о деталях метода. Она, как могла, рассказывала то немногое, что успела понять из указаний на операции.
Вскоре прошел слух, что Илизарову не удалось убедить московских профессоров и бюрократов из министерства. Там у него были мощные недоброжелатели и завистники, и он уехал из столицы ни с чем.
Прошел год, Лиля и думать забыла об Илизарове и его методе, но ее неожиданно вызвал Рабинович:
— Хотите, я вам скажу? Этот курганский доктор Илизаров оказался очень настырным, он добился от министерства организации курсов, чтобы к нему на месяц посылали врачей для обучения его методу. Выделено одно место для Москвы. Главврач (он называл жену по должности) поручила послать на курсы вас.
— Меня? — поразилась Лиля.
— Ну да, вас. Вы ведь ассистировали ему, и он вас хвалил.
— Но я совсем не помню, что мы делали.
Рабинович смотрел на нее с покровительственной улыбкой, как на ребенка.
— Хотите, я вам скажу? Для нашей больницы это хорошая возможность начать пропаганду метода Илизарова в Москве. Но сначала вас просили явиться в министерство к главному травматологу.
— Зачем?
— Он считает, что вы должны получить от него инструкцию.
Лиля была взволнована: ехать в Курган, учиться методу Илизарова… Это интересно. Она никогда не выезжала в командировки и не бывала в провинции. К тому же совет Рабиновича начать делать эти операции в Москве был интересной возможностью.
В запутанных коридорах министерства она с трудом нашла кабинет профессора Колкова. Большой начальник — главный травматолог, директор института, академик — выглядел моложаво. Он смерил ее слегка высокомерным взглядом и заговорил с ней, как будто отдавая приказы:
— Я должен вас предупредить: Илизаров станет уверять, что изобрел самый лучший способ лечения переломов. Не поддавайтесь его россказням. Для лечения переломов есть аппараты лучше, чем у него. Ничего особо нового в его предложении нет. Мы подозреваем, что он подтасовывает результаты лечения, его доклады и статьи пахнут научным шарлатанством. Да-да, не удивляйтесь, довольно много врачей из провинции пытаются выдавать себя за ученых. Илизаров пишет, что разработал способ удлинения костей при их укорочении после переломов. Он мнит себя первооткрывателем. Вам доверяется сложная миссия: проверить, так ли все хорошо, как он старается представить. Смотрите, записывайте, измеряйте длину костей. Когда вернетесь, доложите нам всю правду. Пора вывести его на чистую воду.
Лиля слушала, абсолютно обескураженная, получалось, что большой начальник посылает ее не для обучения, а подставляет как шпионку, чтобы она потом донесла на Илизарова. Этот тип уверен, что она, молодая женщина, не только не станет возражать, но побоится ослушаться. Почему выбрали ее? Первой мыслью было сразу отказаться от поездки. Но ей показалось, что в указаниях Колкова сквозит явная предвзятость. Если год назад министерство не захотело признать Илизарова, то почему теперь организовало его курсы? Значит, что-то есть в его изобретении…
Прежде чем отказаться, она решила поговорить с Рабиновичем.
— Моисей Абрамович, я не знаю, что мне делать. Он ведь академик. А я кто? Мелкая сошка.
Рабинович ухмыльнулся:
— Хотите, я вам скажу? Это простая зависть и ревность. Он академик, директор, главный, а тут является какой-то провинциальный доктор и предлагает переворот в лечении. А ему самому нечего противопоставить, у него нет никаких важных открытий. Он типичный выдвиженец партии, забрался наверх без заслуг. Вот и действует по принципу всех псевдоученых — «не пущать». К тому же этот Илизаров — горский еврей, тат, да еще и беспартийный. Колков считает, что ничего не стоит его задавить.
— Но что мне делать там, в Кургане? Неужели я должна слушать Колкова и шпионить?
— Ни в коем случае не ввязывайтесь в эту интригу. Вас посылают на курсы обучения, вот и учитесь.
— А когда я вернусь, и Колков потребует от меня, что просил? Что мне тогда делать?
Рабинович хитро прищурился:
— Хотите, я вам скажу? Тогда поступайте по совести.
Лиля не подозревала, какую большую роль эта поездка и этот разговор сыграют в ее будущем.
Был ноябрь, но еще стояла теплая погода. Собирая Лилю в дорогу, Нюша приговаривала:
— Тебе, касаточка, надо бы туда в зимней шубке ехать.
— Да у меня нет зимней шубы. Где же я ее возьму? Поеду в осеннем пальто.
— Я, чать, в Сибирь едешь. Спроси свою подругу, толстую эту, Римму. Она баба ловкая, вмиг раздобудет.
Действительно, Римма помогла купить у спекулянтки шубку из серого козленка, за сходную цену.
Прямого рейса самолета в Курган не было, в Свердловске (нынешнем Екатеринбурге) Лиля пересела на небольшой двухмоторный самолет. К ее удивлению, почти половину пассажиров составляли люди на костылях. Она спросила одного:
— Вы живете в Кургане?
— Нет, я из Новосибирска, еду в Курган к доктору Илизарову, на лечение. Слышали про такого?
— Слышала. Что с вами?
— Нога сломана, воспаление кости, перелом не срастается. Операцию делали, пластинки на шурупах поставили, а кость не заживает. Ампутацию предложили. Но я узнал про Илизарова и решил к нему ехать.
— А как вы узнали про Илизарова? В газете прочитали или по радио услышали?
— В газете? Нет, не читал. О нем не пишут, но люди друг другу передают, что он чудеса делает. А мою ногу только чудо может спасти.
В разговор включился другой пассажир с костылями.
— У нас в газетах разве правду напишут? Я вот сам из Иркутска, мне там тоже ампутацию хотели делать. А я услышал про Илизарова и лечу к нему без направления, авось, примет. Люди говорят, он жизни спасает, его кудесником из Кургана прозвали.
Лиля поняла, что и другие летят лечиться к Илизарову, и с удивлением слушала о его народной славе.
В Кургане ее сразу обдало холодом, мела сильная метель. Вот она, Сибирь! Лиля закуталась в шубку и шарф, с благодарностью вспомнила Нюшу. На автобусе она добралась до четырехэтажной гостиницы «Москва», единственного большого здания, стоящего посреди низких деревянных домов на главной улице.
Ей предложили место в комнате на двоих. Жить целый месяц с незнакомой женщиной? Она попросила отдельную комнату.
— Отдельных нет. Всех приехавших на курсы к Илизарову мы селим по двое, по трое. Вы что, не видите, что ли, сколько народа едет к нам в город, все к Илизарову на лечение, — сказала недовольная дежурная.
В вестибюле было много людей на костылях, с гипсовыми повязками, они стояли, сидели, ходили, курили, собирались группами, разговаривали, среди гула голосов часто слышалось имя Илизарова. Лиля подумала: «Настоящее паломничество инвалидов к Илизарову. Не может быть, чтобы все они ехали лечиться к шарлатану, как говорил Колков». Но что ей делать? Она стояла растерянная и вдруг увидела самого Илизарова, входившего в гостиницу. Он был в шубе и большой зимней шапке, но она узнала его по пышным черным усам. При его появлении все сразу смолкли и почтительно смотрели в его сторону.
Лиля смущенно подошла:
— Гавриил Абрамович, я Лиля Берг, из московской Боткинской больницы. Помните меня?
— Из Боткинской? Да, да, помню, помню. Вы приехали на курсы? Хорошо. Как вы устроились?
— Еще не устроилась. Я прошу отдельную комнату, а мне говорят, что отдельных нет.