— Здравствуйте, — протянула она бархатным голосом, — так это вы друг Мони? Он говорил, что вы поэт, читал мне ваши стихи.
Алеша смотрел на нее с восторгом и молчал. Женщина заметила его растерянность, подождала, потом сказала:
— Ну, мне надо идти на обход, к другим больным. До свида-а-ания, — опять протянула она и вышла.
Так он ничего и не сказал ей, только молча любовался, пока она уходила по коридору, ее фигурой, плавной походкой, стройными ногами.
— Что, красавица? — проговорил Моня. — Баба что твое восьмое чудо света!
— Да, редкостная красота, вздохнул Алеша. — Слово «баба» к ней не подходит.
— Ко всем подходит, если разобраться. У всех у них вдоль, ни у кого поперек.
Алеша даже разозлился:
— Ну и циник ты, Монька.
— Ладно, я пошутил. А чего же ты молчал? Она ждала, чтобы ты с ней полюбезничал.
— С чего ты взял?
— По ее синим глазищам видел. У тебе есть шанс: мало того что красивая, она еще и незамужняя. Мне говорили, что ее муж погиб. А она создана для любви.
Наконец Моню выписали. В благодарность за лечение он решил прямо в день выписки устроить в ресторане банкет для врачей. Но они были против ресторана:
— Если в ресторане, то узнают в больнице. Тогда надо приглашать главврача и других. Лучше собраться у кого-нибудь дома своей компанией, по-тихому — и чувствовать себя вольней. Да и побузить дома можно всласть.
Маргарита, кокетливо поглядывая на Алешу, предложила:
— Можно собраться у меня, я живу рядом с больницей, родители уехали. Прямо после работы приходите ко мне, всем удобно.
Моня подмигнул Алеше:
— Ну, старик, смотри не теряйся. Она ведь из-за тебя пригласила нас к себе, хочет тебя заполучить.
42. Алеша Гинзбург влюблен
Страсть поэта — эта роковая власть мечтаний и предчувствий, замирания души — завладела Алешей с момента, когда он увидел Маргариту. Она это заметила и кокетничала с ним по-женски, улыбаясь и изменяя модуляции голоса.
По указанию Мони Алеша сделал закупки у его приятеля в Елисеевском, а по дороге к Маргарите заехал на цветочный рынок возле станции метро «Сокол» и купил для нее букет из крупных георгинов, обрамленных ветками кружевного папоротника. Потом он забрал Моню прямо из палаты, и они пришли к ней.
Войдя в квартиру на четвертом этаже, оба в восторге уставились на женщину: она была в облегающем платье из темно-синего бархата, с глубоким вырезом и открытыми плечами под прозрачной голубой накидкой, платье опускалось чуть ниже колен, но сбоку имелся длинный разрез, открывающий колено и часть бедра. Маргариты, заметив реакцию мужчин, слегка улыбнулась. А увидев протянутые ей цветы, мягко коснулась руки Алеши и изящным движением взялась за голову:
— Это мне?
— Да, от Мони, — он замялся на секунду и добавил: — И от меня тоже.
— Спа-а-асибо! — протянула она. — Какие прелестные цветы! Сейчас поставлю в вазу.
Маргарита отошла, и Моня подмигнул Алеше:
— Это она для тебя нарядилась — соблазняет.
Маргарита вернулась с вазой:
— А я приготовила вам сюрприз: сделала фаршированную рыбу по-еврейски. Вы любите фаршированную рыбу?
Моня зачмокал губами:
— Какой же еврей не любит фаршированную рыбу! Спасибо, но зачем вы утруждались? Вот насчет Алеши не знаю, любит ли он фаршированную рыбу, — у него мама русская.
Моня толкнул Алешу в бок, тот возразил:
— Конечно, люблю. Моя русская мама умеет готовить очень вкусную фаршированную рыбу. Она меня с детства приучила к ней.
— Ну, я очень рада. Мне приятно сделать для вас что-нибудь вкусное.
Они выложили пакеты с закусками и бутылки, Маргарита всплеснула руками при виде такого изобилия и стала расставлять все на столе, Алеша помогал, украдкой любуясь, как грациозно она двигается. В разрезе платья мелькали колени, и он не мог оторвать глаз от изящных линий. Она нарочно поворачивалась так, чтобы ему было видней, и украдкой бросала на него лукавые взгляды.
В ее маленькую «хрущобу» набилось больше десяти человек, лечивших Моню. Все явились прямо с работы — голодные. Женщины в нарядных платьях выглядели привлекательнее, чем в медицинских халатах, но наряд Маргариты поражал всех. Женщины сразу начали расспрашивать: где достала?
— У спекулянтки, конечно, она из Франции привезла и мне втридорога продала.
Миша Цалюк принес магнитофон и кассеты с еврейскими песнями и танцами:
— Мы празднуем выздоровление еврейского героя, и будем слушать еврейские песни, и танцевать еврейские танцы.
— Откуда у тебя такая коллекция еврейской музыки? Ведь ни по радио, ни на пластинках еврейской музыки нет.
— Собираю разными подпольными путями, записываю из передач «Голоса Израиля», только по-тихому, чтобы не обвинили в сионизме.
При виде богато накрытого стола с бутылками мужчины потирали руки:
— Ого, коньячок армянский, пять звездочек! Слюнки текут, давайте начинать!
Уселись тесно, хозяйка указала Алеше место радом с собой и часто, как бы невзначай, касалась его. Первый тост — благодарность за лечение — произнес Моня:
— Дорогие представители передовой советской медицины… — Все ехидно заулыбались, а он продолжал: — Я не оговорился, начав с газетного штампа. Вот все ругают нашу медицину, а я скажу так: медицина, может быть, и плохая, а врачи — хорошие. Какие же еще другие врачи могли бы так успешно лечить при такой бедности оборудования и лекарств? И я сам этому доказательство.
— Да еще прибавь — за такую нищенскую зарплату, — вставил Боря Элкунин. — Всем без разбора зарплата одинаковая. Хошь — лечи, а хошь — балуй, все равно получишь — что?
— Борька, перестань! — возмутились женщины.
— А я что? Я ничего не сказал. А вы что подумали?
После минуты общего смеха Моня с улыбкой продолжил:
— Ну да, и за такую низкую зарплату. Обычный советский человек живет по лозунгу: «Пока правительство делает вид, что платит мне зарплату, я буду делать вид, что работаю». Так? А вы, врачи, не можете себе позволить делать вид, что людей лечите.
Боря Элкунин тут же ехидно вставил:
— Мы об людях думаем. Об людях или о блюдях?
— Борька, перестань хамить! — закричали женщины.
— А я что? Я молчу. А вы опять что-то подумали?
Моня продолжил:
— Если бы вы не думали об людях, я подчеркиваю — об людях, я бы не вышел из вашей «пятидесятки» живой и не сидел бы сейчас с вами.
Все слушали тихо, но видно было, что им не терпелось выпить и закусить. Пока Моня говорил, Алешина нога коснулась под столом ноги Маргариты. Он хотел убрать ногу, но почувствовал, что ее нога не только не отодвинулась, но даже прижалась еще плотней. Он замер от удовольствия и мельком глянул на нее.
Моня наконец закончил:
— Извиняюсь за долгую речь, я благодарю вас всех и пью за ваше врачебное искусство. — Он обошел стол с бокалом в руках, со всеми чокался, целовал женщин.
После первого бокала он опять встал, постучал вилкой по стеклу:
— Слушайте сюда, имею добавить еще очень важное. Я забыл сказать, что полежал во всех отделениях, кроме гинекологического и патологоанатомического.
Все рассмеялись, а Моня договорил:
— Тут все евреи? Так я скажу: еврейские врачи всегда считались лучшими, лучшими и остаются.
Опять закричал Боря:
— Если хочешь быть здоров — ищи еврейских докторов.
— Ну да. Именно так. И последнее немаловажное к моей благодарности: я нашел в вас не только прекрасных врачей, но и друзей. Спасибо вам и за это тоже. Пью за ваши успехи!
После нескольких бокалов и первых закусок встал Миша Цалюк, бывший фронтовик, самый уважаемый в компании:
— Спасибо Моне за высокую оценку нашего труда. А теперь я предлагаю выпить за него, за героя, который, презирая опасность, спас древнюю Тору. Все знаете, что такое Тора?
Гости наперебой закричали:
— Ничего мы не знаем, мы евреи неверующие.
— Мы и в синагоге-то никогда не были.
— Ну, расскажи, если хочешь. Только бекицер[71].
Миша самый образованный в вопросах еврейской религии начал:
— Эх вы, а еще евреи! Тора — это от древнееврейского слова «учение». Внутренний смысл Торы — это душа веры. Бог дал Моисею Тору вместе с десятью заповедями, когда он вел евреев из Египта через гору Синай…
Компания, голодная и жадно жующая, замахала руками и рассмеялась:
— Миша, тебе не хирургом быть, а раввином, не операции делать, а обрезания.
— Ты нас не агитируй. Ты настоящий коммунист-сионист. Расскажи про Тору на партсобрании.
Особенно развеселились женщины, их почему-то рассмешила «гора Синай»:
— А куда они взбирались по этой горе, те евреи?
Цалюк безнадежно махнул рукой, сам рассмеялся:
— Ладно, давайте выпьем за спасителя Торы.
Постепенно нарастал обычный гвалт пьющей компании. Пили за женщин, кричали:
— За женщин настоящие мужчины пьют обязательно до дна и только стоя!
Мужчины подчеркнуто комично вскочили, но Боря сделал вид, что поднялся неохотно:
— Как стал импотентом — так гора с плеч.
Женщины захихикали:
— Теперь мы знаем твои потенциальные способности.
Алеше не приходилось бывать в компаниях врачей, он с некоторым смущением слушал их фривольные шутки. Но раз так у них принято… В открытое окно залетал свежий ветерок из Тимирязевского парка, слышалась отдаленная трель соловья. Маргарита, не отодвигаясь, попросила Алешу:
— Прочтите нам какие-нибудь стихи, которые вы посвящали женщинам. Наверное, у вас много поэм?
Алеша замялся:
— Ни одной нет.
— Не может быть, — смеялись женщины, — ни за что не поверим.
Маргарита попросила глубоким грудным голосом:
— Ну, не стесняйтесь, прошу вас, — прочтите.
Алеша решил вписаться в свободный настрой врачебной компании и сымпровизировал:
Все мы молоды,