— А когда время?
— Вы знаете, я имею в виду арест Пети Ордера и других, подозреваемых в валютных сделках.
— Ой, Моня, перестаньте. Причем тут валютчики? Ваша свадьба — это ваша свадьба, а их валюта — это их валюта.
— Но не стоит дразнить русского медведя. Вы знаете, что написала газета «Труд»? Я вам прочту: «На скамье подсудимых из всей гоп-компании меламедов, рабиновичей, зисиановичей и им подобных выделяется один. У него картавая речь, крысиная физиономия, горбатый нос, один глаз косит, взгляд вороватый — это Арон, кто же еще?»[80] Вы понимаете, что эта характеристика звучит как призыв к ненависти? Ко мне приходили агенты и допрашивали, не прячу ли я у себя валюту Пети. Я им сказал: можете искать, но они не стали. Как бы опять не подожгли синагогу, узнав о еврейской свадьбе.
— Ой-ой, как неприятно написано! Но, Моня, евреи мы или не евреи? Две тысячи лет евреи были рассеяны по всему миру, но всегда стремились сохранить традиции своей веры. Это и помогло нам сохраниться как нации. Почему могут быть грузинские свадьбы, узбекские свадьбы, таджикские свадьбы, а еврейских быть не может? Мы должны доказывать свое право и устроим для вас еврейскую свадьбу. А чтобы антисемиты от злости не подожгли синагогу, установим свою охрану.
Моня впервые видел раввина таким решительным, даже залюбовался им — это было пробуждение гордости. Раввин приступил к делу:
— Теперь, Моня, слушайте, сейчас я вам расскажу самое главное: во-первых, свадьба должна быть под хупой. Вы знаете, что такое хупа?
— Слышал, но никогда не видел.
Тут Моня вспомнил, что в Московском цирке показывали аттракцион «Еврейская свадьба»: четыре обезьяны в еврейских одеждах кривлялись и кувыркались под хупой, над хупой, вокруг хупы, и публика умирала от смеха. Однако раввину он этого не сказал. А тот продолжал:
— Хупа — это специальный балдахин с еврейскими узорами, что-то вроде маленькой палатки на подпорках-шестах по углам. Хупа является символом славы и величия того, кто стоит под ней. А перед свадьбой я помажу вам лоб пеплом от храма Соломонова.
— От храма Соломонова? — поразился Моня.
— Ну, это так называется, это традиция. У нас нет, конечно, пепла от храма. Зато я сохранил пепел от нашей старой синагоги. Я помажу ваш лоб этим пеплом. Да, а ваша невеста должна быть в фате. Вы будете стоять под хупой, а мать невесты семь раз обведет ее вокруг вас. А вы не должны реагировать.
— Семь раз? Зачем семь раз?
— Это традиция, как будто вы семь раз решаете, выбрать вам эту женщину в жены или нет. Только после семи раз вы возьмете ее руку из руки матери. Я благословлю вино и дам вам обоим выпить из одного бокала. А в конце свадьбы вы должны будете одеть ей кольцо на указательный палец.
— На указательный? Почему на указательный? — удивился Моня.
— Не спрашивайте, это традиция.
— Hy, если традиция, то надену на указательный.
— И при этом вы должны ей сказать: «Ты посвящаешься мне этим кольцом по Закону Моше и Израиля». Я буду вам тихо подсказывать, а вы повторяйте за мной.
— Хорошо, я буду повторять.
— А потом вы должны каблуком разбить на полу стакан. Звук разбиваемого стакана символизирует разрушение, наводит на воспоминания о древнем разрушенном храме Соломоновом.
Моня поразился:
— До чего много древних традиций!
— Это потому, что мы, евреи, древний народ.
Моня проводил раввина до ворот. Раиса Марковна притаилась за дверью и вышла, как только раввин ушел.
— Ой, Монечка мой, я почти все слышала. Я такая радая, что у тебе будет настоящая еврейская свадьба.
Моня не зря предупреждал раввина об осторожности, по Малаховке ходили слухи об аресте известного всем Пети Ордера, говорили, что его судят в группе других валютчиков. Всем было жалко такого приятного человека и его красавицу жену.
Валютный черный рынок процветал в Москве и крупных городах с конца 1950-х годов, когда стали приезжать иностранцы и советские люди стали ездить в западные страны в командировки и в качестве туристов. В Москве валютчики базировались на улице Горького (на их языке она называлась Плешка). Они обменивали у иностранцев доллары, британские фунты и французские франки на рубли, давая им в пять — десять раз больше официального курс обмена. Эти фарцовщики были мелкими сошками крупного предприятия, их называли «бегунки» или «рысаки». Собранный улов они передавали «шефам», а те, в свою очередь, «купцам». Один из них и был Петя Ордер из Малаховки, картежный приятель Мони. С ним вместе арестовали Яна Рокотова, по кличке Ян Косой. При обыске у него нашли девятнадцать тысяч долларов, тысячи французских и бельгийских франков и 1524 золотые монеты. Были арестованы Владислав Файбышенко, по кличке Великий, и Дмитрий Яковлев, по прозвищу Дим Димыч.
По настоянию Хрущева прокуратура приговорила их к смертной казни. Это никак не соответствовало принятой судебной практике, но Хрущев пригрозил генеральному прокурору Руденко:
— Не думайте, что ваша должность пожизненна.
И Руденко «подвел» их под расстрел.
Теперь жена Пети Ордера пыталась спасти мужа, добиваясь за большие взятки приема у высоких начальников.
Моня, расстроенный арестом Пети Ордера и пораженный предложением раввина, пришел к Алеше, и тот впервые увидел друга подавленным и смущенным.
— Алешка, я к тебе с великой просьбой.
— Проиграл в преферанс? Сколько?
— Нет, я не проигрываю. Но одного из моих картежных партеров арестовали за валютные дела. И ко мне приходили. Придется на время перестать играть.
— Что-нибудь опасное для тебя?
— Нет, я не замешан. Но другое дело вмешалось. Хочу просить тебя быть свидетелем на моей свадьбе.
— Что?! Новая хохма?
— Нет, это серьезно.
— Серьезно? Если серьезно, то почему не рассказывал?
— Не рассказывал, потому что сам не знал, — оправдывался Моня.
— Чего ты не знал?
— Не знал, что она забеременела.
— Ах, вот как… Так кто она?
— Ты ее знаешь. Лора Гуревич, докторша из пятидесятой, подруга Маргариты.
— Лора? Что ж, Монька, сочувствую и поздравляю. Приятная дама.
— Баба ничего, только попа толстовата, еврейская попа, недосмотрел.
Алеша рассмеялся:
— A длина бедра как?
— Ну не такая, как у тех блядей, но подходящая. Понимаешь, бабы бывают двух типов: которые берут верхом — это красавицы — и которые берут низом — толстозадые. Мне досталась как раз такая.
— Как же это произошло?
— После той вечеринки у Маргариты, когда вы отвезли меня пьяного, Лора осталась со мной. Вот спьяну я и не рассмотрел, какая попа. Ну не бросать же мне ее с ребенком.
Алеша даже разволновался:
— Трудно представить себе Моню Генделя степенным женатым человеком.
Моня усмехнулся:
— Что ж, есть такая поговорка: всех блядей не пере…ешь, но к этому надо стремиться. Я долго стремился, хватит. Не мы бросаем пороки, а они оставляют нас. Теперь буду плодить и воспитывать детей.
— Конечно, Монечка, кто же лучше тебя воспитает! — воскликнул Алеша, и оба расхохотались.
— Так, значит, я тебе нужен как свидетель на свадьбе?
— Полагается, по еврейской традиции. Понимаешь, в Малаховке хотят устроить мне еврейскую свадьбу, в синагоге.
— Еврейскую? В синагоге? Интересно. Конечно, я буду свидетелем. Говорил я тебе, что ты герой, когда вошел в горящую синагогу? Так вот, войти в синагогу, чтоб жениться, — тоже нужна большая смелость.
И опять оба расхохотались, Алеша вздохнул, добавил:
— А я жениться боюсь. Маргарита раньше намекала, а теперь стала уговаривать: «Давай поженимся, давай поженимся, я тебя люблю». Что ты на это скажешь?
— Она баба красивая. Но есть поговорка: кто добыл зверя, добыл и рога. Понимай, как знаешь. А насчет глубокой любви, так я всегда помню, что говорил Макар Чудра молодому Горькому: «Берегись девок! Лгут всегда! Люблю, говорит, больше всего на свете, а ну-ка, уколи ее булавкой, она разорвет тебе сердце!»
— Вот и я так же думаю.
— Тогда надо тебе с ней кончать, чтобы не мешать ей выйти за другого. Мне Лора по секрету сказала, что у нее есть какой-то бубновый король, хочет на ней жениться, а ты стоишь у него на пути.
— Да? Я не знал. Бубновый король? Значит, не буду становиться у него на пути.
Малаховский раввин опасался нового поджога, и за несколько дней до свадьбы синагогу стали охранять евреи энтузиасты. К ним присоединился русский парень, шестнадцатилетний Миша Парфенов, который тушил пожар и помогал Моне. Раввин поблагодарил его:
— Ты хороший мальчик, Миша, жалко, что не еврей.
Миша тогда очень удивился, почему это жалко?
На свадьбе в синагоге яблоку упасть было негде — толпились приятели Мони и соседи. Алеша и доктор Цалюк стояли в белых кипах неподалеку от жениха и невесты. За ними стояла Маргарита, подружка невесты, с белым кружевным платком на голове. Она загадочно улыбалась, посматривая на Алешу, и время от времени подмигивала ему. Алеша вяло улыбался в ответ, на подмигивания отвечал едва заметным отрицательным покачиванием головы. Он понимал, Маргарита хочет соблазнить его на совершение такого же шага — жениться. Но при всем увлечении жениться на ней он не собирался.
Моня встал под хупу, мать ввела туда невесту в белом платье. Раввин увидел сильно выпирающий живот невесты, уставился на нее и дернул себя за бороду так, что голова мотнулась в сторону. Он поморщился от боли, но привычно закачался в молитве и продолжал свадебную службу.
Снаружи синагоги стояла небольшая толпа малаховцев, всем хотелось посмотреть на такое чудо — еврейскую свадьбу, но не все попали внутрь. Они нетерпеливо расспрашивали стоявших у двери:
— Уже начались обряды?
— Да, оба стоят под хупой, и мать невесты обводит ее вокруг Мони.
— А теперь что?
— Теперь раввин дает им вино.