— А теперь?
— Моня надевает ей на палец кольцо. Целуются. Моня разбил каблуком стакан.
— А что теперь?
— Раввин говорит семь благословений.
В толпе были не только евреи, несколько русских тоже наблюдали и тихо рассуждали между собой:
— К чему это им задаваться и устраивать жидовские свадьбы?
— Ты потише, а то они тебе надают по шее. Видишь, сколько их тут?
— Вижу, их даже слишком много. И все у них не по-нашенски. Зачем, вообще, демонстрировать свое еврейство?
В толпе зевак был и Миша Парфенов, сосед Мони. Как многие малаховские мальчишки, он с детства был почитателем Мони за то, что тот катал их на машине. Миша возразил:
— А почему им не показывать свое еврейство? Евреи — такая же национальность, как грузины, армяне, таджики и все другие. У нас, говорят, все равны.
— Все, да не все. Тебе что, евреи нравятся?
— Нравятся. Так ведь к тому же русские тоже венчаются в церкви, тайно, по секрету.
— Эх, сравнил! В русской-то церкви на венчании красивые песнопения поют.
— И в еврейской синагоге тоже поют, певец кантором называется.
— А все-таки чудно как-то. Зачем этот навес над женихом с невестой?
Миша авторитетно оборвал:
— Значит, положено под навесом. Я слышал, у них на все своя еврейская традиция.
Он сумел протиснуться внутрь синагоги. Раввин велел дать ему кипу, чтобы прикрыть голову, и он мог наблюдать всю процедуру. Под конец Миша вышел наружу, забыв снять кипу, и сказал окружающим:
— А что, мне понравилась еврейская свадьба, все, как надо, по порядку. Евреи каждую свадьбу справляют с такими ритуалами, что ли?
— Да мы сами в первый раз видим.
— А вы евреи?
— Ну, евреи. А тебе зачем?
— Так, интересные обычаи какие. А что нужно, чтобы стать евреем?
Его приятель указал ему на кипу на голове:
— Ты и так уже выглядишь, как еврей, что на голове-то у тебя? Сними.
Миша снял кипу, бережно сложил и спрятал в карман, опять спросил:
— А как стать евреем?
Отвечали с недоумением.
— Чудак ты. Нужно родиться евреем, родители должны быть евреи. Тебе-то зачем?
— Да так, любопытно. А переделаться в еврея можно?
— Можно, если кто хочет.
— Как?
— Для этого надо обрезание сделать. Знаешь, что такое обрезание?
— Не-е…
— Это когда раввин срезает крайнюю плоть с конца члена.
Миша растерялся:
— Срезает?.. Это зачем же?.. Наверное, больно?
— Обычно это мальчикам на восьмой день от рождения делают, им не больно.
— А взрослым?
— Если кто захочет стать евреем, тот на это пойдет.
— А что, евреям эта самая крайняя плоть не нужна, что ли?
Приятель насмешливо толкнул его в бок:
— Чего ты пристал к ним? Пожалей свой х.., парень.
Миша все не унимался:
— И имя тоже меняют на еврейское?
— Меняют. Тебя как зовут?
— Меня-то? Михаилом.
— Ну, значит, в евреях ты будешь Моисей, Мойша.
Приятель подразнил, покрутив пальцем у головы:
— Эй, Мойша, у тебя все дома?
Но Миша продолжал расспрашивать:
— А если из еврея обратно в крещеного переделываются, тогда что?
Соседи в толпе рассмеялись:
— Все ты хочешь знать. Тогда кожу обратно к члену пришивают.
— Да ну?.. Это правда? А если женщина, тогда как же?
Смех стал еще громче:
— Ей, брат, надо обратно в девицы перестраиваться, в целочку, значит.
— Как же это она?
— А вот так — специальное ритуальное омовение делают, вроде как очищение.
— И действительно обратно превращается?
Тут уже раздался дружный хохот, и Миша так и остался в недоумении, раскрыв рот.
Наконец жених с невестой вышли, и все радостно зааплодировали. Миша сразу протиснулся к Моне:
— Поздравляю вас, дядя Моня, с законным браком. И жену вашу тоже поздравляю.
Моня узнал соседа, улыбнулся ему:
— Спасибо, Мишка. Понравилась тебе моя еврейская свадьба?
— Очень понравилась.
Алеша усадил молодых и Маргариту в свою машину, за ним двинулись еще машины, кавалькада покатила, в ресторан.
Там уже собрались доктора из пятидесятой больницы, кто не успел приехать на свадьбу. Тамадой был Миша Цалюк, он держал речь:
— Дорогие Моня и Лора, ваш союз освещен особым светом — светом традиционной еврейской свадьбы. За долгие-долгие годы это первая настоящая еврейская свадьба в Малаховке, да и не только в Малаховке. Мы гордимся, что вы показали пример другим евреям, и надеемся в будущем видеть еврейские свадьбы чаще. Поздравляем вас, будьте счастливы, плодитесь и размножайтесь. Лехаим![81]
Все закричали:
— Горько, горько!
Миша старался перекричать, смеясь:
— Это не входит в традиции еврейской свадьбы. Еврейский жених и невеста целуются наедине.
Но его никто не слушал, и новобрачных поминутно заставляли целоваться. Потом Миша дал слово Алеше, и тот прочел стихи:
То ли спьяну, то ль спросонья,
Вдруг женился Гендель Моня.
Он огня не побоялся,
А жениться опасался.
Но, как видите, в итоге
Справил свадьбу в синагоге.
Рад малаховский народ,
Что под хупу он идет.
Забурлила в Моне кровь,
Знать, взяла его любовь,
Уступил спаситель Торы
Обаянью нашей Лоры.
Все зааплодировали, громче всех хлопала Маргарита. Моня расцеловался с Алешей:
— Спасибо, Алешка! — И шепнул на ухо: — Ну, это я в самиздат не отошлю, себе оставлю.
После нескольких тостов Миша объявил:
— По обычаям еврейской свадьбы жениха и невесту полагается поднять на стульях и пронести в танце.
Мужчины кинулись поднимать Моню и Лору на стульях, и Лора, держась за большой живот, умоляла:
— Только не уроните, только не уроните!
Миша включил свой магнитофон:
— Танцуем традиционный еврейский свадебный танец фрейлакс!
Он встал в позу, засунул большие пальцы рук под жилетку, выпрямился и пошел в танце, высоко поднимая колени. За ним все начали танцевать, а Лора с Моней плыли на стульях над толпой и хохотали. Потом встали в круг и танцевали «семь-сорок», еще выше задирая ноги. Маргарита, в ярко-красном платье, танцевала напротив Алеши и, когда они сходились лицом к лицу, говорила:
— Нравится свадьба? Хочешь такую?
Алеша улыбался, подпрыгивал в ритм музыки, но отрицательно качал головой.
В их отношениях давно уже наступало похолодание. Маргарита, подогреваемая прошедшей свадьбой, опять просила:
— Давай поженимся, ну давай поженимся…
Алеша хмуро отмалчивался, и однажды она разрыдалась:
— Я знаю, я чувствую: ты меня больше не любишь. Через несколько дней Алеша принес ей стихи:
Круг начатый, круг завершенный,
Круг, предназначенный судьбой,
Была ты девочкой влюбленной,
Я был любовник и герой.
Игры на свете нет милее,
Но без конца нельзя играть;
Герою нужно быть смелее,
Чтоб завершенный круг разнять.
Чтоб королю бубновой масти
Не стать другому на пути
И из хмельного круга страсти
В квадраты дружбы перейти.
Маргарита прочла и все поняла, они остались друзьями. Так, в квадратах дружбы заканчиваются пленительные круги многих романов.
48. Жилищный кооператив «Советский писатель»
У Марии участились нарушения сердечного ритма, сердце то как бы замирало, то начинало стучать быстро-быстро, потом наступал небольшой перерыв. Она чувствовала себя все хуже, но старалась скрывать это от Павла, отворачивалась, присаживалась при каждом удобном случае, Павел тревожно присматривался, беспокоился, заботливо спрашивал:
— Что с тобой, сердце болит?
— Нет, ничего. Я просто устала.
Многие супруги с возрастом и годами совместной жизни все больше беспокоятся друг о друге. Но что Павел мог сделать? Медицинских знаний у него не было никаких, он только старался во всем помогать, следил, чтобы жена регулярно принимала лекарства, и научился измерять ей кровяное давление. А перебои в сердца не прекращались, Мария просыпалась по ночам от слишком редких ударов, думала о смерти, беспокоилась, как Павел останется один? Думала о Лиле, мечтала увидать ее еще хоть раз.
К ее состоянию присоединялась многолетняя усталость от жизни в коммуналке, ох, как мечтала постаревшая и больная Мария хотя бы напоследок пожить в отдельной квартире!
Павла, после шестнадцати лет заключения, устраивала любая квартира. Он привык к жизни в толкотне большого арестантского сообщества, где все вынуждены держаться друг за друга, чтобы выжить. Теснота жизни там приучала к людским контактам, давала взаимные связи, а это многое значит. Но это в тех жутких условиях, не в обычной человеческой жизни, где все хотят иметь право на свою отдельную, личную жизнь. Павел понимал, как устала от тесноты Мария, и хотел получить отдельную квартиру, больше для нее. Заботы друг о друге были главным в их совместной жизни.
Рассчитывать, что ему дадут государственную квартиру, не приходилось, их получали только большие начальники. Но в послевоенные годы стало развиваться кооперативное строительство, строили за деньги, выплачиваемые в рассрочку. Интеллигенция Москвы все чаще переезжала в кооперативы. Писатели были одними из первых и уже построили для себя кооперативный дом у станции метро «Аэропорт». Павел слышал, что они организуют новый кооператив, и вкрадчиво спросил Марию:
— Машенька, если ты согласна, я попрошу, чтобы меня записали в кооператив.
— В кооператив? Но это, наверное, дорого. Какие там условия?
— Первый взнос большой, а потом рассрочка на пятнадцать лет.
— Ты думаешь, мы сможем это осилить?
— Поднатужимся — сможем. А не сможем, попрошу Авочку одолжить.
— Как долго надо ждать?