Она глубоко вздохнула:
— Да, да, мне надо срочно уехать.
Милена понизила голос:
— Соберите вещи, я приеду к вам через час. Надо торопиться. Да, не забудьте ваши драгоценности.
Лиля не придала значения ее последним словам, но сразу автоматически положила в сумочку ожерелье, браслет и серьги — подарок Августы. И даже подумала: пригодятся потом. Они с Заремом судорожно собирали вещи. Лиля с трудом объяснила ей словами и жестами:
— Мы уезжаем. Вот тебе деньги, уезжай сейчас же домой. — Ей нужно было выпроводить прислугу за дверь, чтобы та не увидела у подъезда машину Милены.
А маленького Лешку очень занимали сборы, он старался помогать, спрашивал:
— Мам, мы поедем отдыхать на море?
— Да, сыночек, мы поедем отдыхать, только не на море, а в горы.
— Я люблю горы. А папа поедет с нами?
— Папа приедет потом.
Через час красивый черный «ЗИМ», автомобиль жены Ходжи, стоял у подъезда. Лиля вынесла три чемодана и, с сыном на руках, уселась на заднем сиденье. Милена сидела впереди, не оборачиваясь, спросила:
— Вы ничего не забыли?
Очевидно, шофер знал куда ехать: вырвавшись из города, они помчались прямо на север, к границе с Югославией. Милена не хотела говорить при шофере, и обе женщины молчали, Лиля лихорадочно думала: куда ее везут, что ей теперь делать? Но спрашивать Милену не решалась, если она взялась помогать, надо ей довериться. Мысли о будущем смешивались с видениями прошлого, Лиля вспоминала, как впервые увидела Влатко возле ворот албанского посольства на Погодинской улице в Москве, как любовалась на мраморный фасад здания, когда он подошел к ней и улыбнулся, а она улыбнулась в ответ, и эти улыбки были разговором без слов… А потом родители отговаривали ее от встреч с ним, иностранцем. Но она была безумно влюблена, и будущее с ним казалось ей такой заманчивой сказкой, в другой стране, где его ждала блестящая карьера…
Маленький Лешка время от времени перебивал ее мысли, ему нравилось ехать в салоне с красивой обивкой, он трогал никелированные ручки, смотрел в окно, спрашивал:
— Мам, а папа не хочет кататься с нами на машине?
— Нет, сыночек, папа на работе.
Перед пограничной заставой Милена сделал знак шоферу, и они остановились. Она повернулась к Лиле, сказала сухо и по-деловому, без обычной улыбки:
— Вот граница. Я вывезу вас в Югославию, но только вы отдадите мне свои драгоценности.
Лиля была настолько подавлена, что не поняла, о чем Милена говорит, слушала ее, как во сне, и смотрела растерянно. Милена строго повторила:
— Я тоже пошла на риск. Теперь отдайте мне все драгоценности, тогда я перевезу вас в Югославию. Дальше действуйте сами.
Теперь Лиля поняла, ах вот оно что! Выбора у ее не было: или свобода для нее и сына или драгоценности. Она протянула Милене сумочку.
Албанские пограничники знали машину и знали жену Ходжи, остановка была только формальной — пограничный шлагбаум поднялся, и они переехали на нейтральную территорию. Немного не доезжая до югославских пограничников, машина остановилась. Милена уже успела вынуть драгоценности из сумочки и, протянув ее Лиле обратно, сухо сказала:
— Здесь ваш русский паспорт.
Лиля вынесла сына и достала чемоданы из багажника. Надо поблагодарить? Конечно, надо, без Милены она не знала бы, как ей выбраться из Албании. Да, это ей дорого стоило, но еще дороже было разочарование в мнимой дружбе и бескорыстной помощи. Она выдавила из себя глухо:
— Спасибо.
Милена едва заметно скривила губы в улыбке, на шее у нее уже сверкало ожерелье. Черный «ЗИМ» развернулся и уехал обратно в Албанию.
Югославские пограничники удивились, увидев на нейтральной полосе растерянную женщину с ребенком и чемоданами, подошли, проверили паспорт и помогли ей пройти на свою территорию. Они были очень приветливы, спросили:
— Есть у вас виза в Югославию?
Лиля понимала с трудом.
— Визы нет.
— Тогда за вас должен кто-то поручиться и заплатить штраф за въезд без визы. Кого вы знаете в нашей стране?
— Я знаю архитектора Милоша Самборского, он из Мокошиц, под Дубровником.
— Из Мокошиц? — Они нашли номер, дали ей телефон: — Разговаривайте.
Смущенно и неуверенно она объяснила Милошу:
— Это Лиля, жена Влатко Аджея, вашего друга. Вы меня помните? Да, это я. Я говорю с границы. Нет, Влатко со мной нет, я одна, с сыном. Пограничники просят визу, а ее у меня нет.
Взволнованный Милош, радушный, как всегда, приехал через четыре часа:
— Я очень торопился, но расстояние большое. Рад вас видеть опять. Это ваш сын? А где Влатко? Что случилось?
Он дал пограничникам необходимое поручительство и, заплатив небольшой штраф, повез их к себе. Маленького Лешку укачало в плавной идущей машине, теперь он спал. Лиля тихим голосом, оглядываясь на сына, рассказала Милошу об аресте и эпопею с выездом.
— Ах, вот оно что… Неужели у Ходжи поднялась рука арестовать Влатко Аджея? Прогрессивного и преданного человека, героя войны! Я считал, что Влатко может со временем стать министром или даже премьер-министром. Значит, плохи дела в Албании. Что ж, Лиля, вы теперь под нашей защитой.
Милош еще по дороге в Мокошицу говорил Лиле:
— От нас мы постараемся дозвониться в Москву вашим родителям, а потом придумаем, как и когда вы сможете уехать к ним.
Но телефонной связи в маленькой деревне не было. Лиля опять жила у Самборских в их роскошном старинном доме, они окружили ее и маленького Лешку вниманием и заботой. Но сама Лиля была в тяжелой депрессии, днями и ночами лежала на кровати и плакала. Больше всего ее мучило, что она уехала, бросив Влатко там, в Тиране. А ведь, может быть, там разберутся, что он ни в чем не виноват, освободят его, и он теперь разыскивает их. Если бы Милена Ходжа могла ему сказать, что они в Югославии, он разыскал бы их. Но Лиля понимала, что, даже если его освободят, вряд ли он обратится к Милене.
Как же ей узнать, что с ним происходит? От этих дум она не могла ни есть, ни спать и совсем потеряла способность принять хоть какое-то решение. Милош слушал передачи албанской радиостанции, по ним только пели гимны Сталину, Энверу Ходже и Мао Цзэдуну, ни о каких арестах, а тем более об освобождениях не сообщали. Милош понимал, что об освобождении «врага народа» теперь нельзя и мечтать, но ему не хотелось лишать Лилю надежды, на второй день он осторожно посоветовал ей:
— Поедемте в Дубровник, там с переговорного пункта вы можете позвонить на свою квартиру в Тирану. Если Влатко вернулся, он ответит. После этого вы дозвонитесь в Москву. А если не удастся, пошлете телеграмму вашим родителям.
— Да-да, вы правы. Спасибо вам за все, что вы для нас делаете, но… — Лиля смутилась, — у меня нет югославских денег даже на переговоры.
— Лиля, о чем вы говорите? Мы рады помочь вам во всем, ведь мы с вашим Влатко воевали в партизанском отряде, мы близкие друзья, три года ходили под пулями, делили хлеб и общую опасность. Такое не забывается.
Лиля помнила, как она любовалась Дубровником, как рада была видеть прекрасный средневековый город. Теперь ее поразило, что люди что-то празднуют, везде висели украшения, звучала музыка, по улицам фланировали веселые толпы, люди сидели в ресторанах, пили вино, смеялись. Лиля удивленно смотрела, неужели где-то еще есть какая-то жизнь?.. Они проходили мимо ювелирного магазина, в витрине она увидела драгоценности и подумала: «Если бы Милена не забрала мои украшения, я могла бы продать их здесь, и у меня были бы деньги…»
Из маленькой кабинки переговорного пункта она с помощью Милоша долго и с трудом дозванивалась до своей квартиры, ждала с замиранием сердца — сейчас услышит голос Влатко… Ответа не было, может быть, он спит или вышел?.. Наконец трубку взяли. Мужской голос был чужим. Лиля все-таки спросила по-русски:
— Кто это говорит? Где Влатко Аджей, что с ним?
Ответа она не поняла и протянула трубку Милошу. Он хмуро слушал, потом молча повесил трубку.
— Кто это был, что он сказал? — нервно допытывалась Лиля, хватая его за рукав.
— Он сказал, что живет в этой квартире, а предыдущий хозяин сидит в тюрьме.
— В тюрьме?.. Мой Влатко в тюрьме… — она еле сдерживала рыдания.
Милош прижал ее к себе, гладил плечи, молчал. Потом предложил:
— Хотите позвонить родителям в Москву? Только сначала нужно успокоиться, чтобы не напугать их.
— Да, да, надо быть спокойной и разговаривать спокойно…
Они долго ждали, но связи с Москвой не было. Милош опять решил за нее:
— Надо послать телеграмму. Только отсюда надо писать латинскими буквами.
— Да, я пошлю телеграмму. Но что и как написать?
— Напишите, что вы с сыном в Югославии, что после Нового года приедете к ним. Они получат этот текст и хоть немного успокоятся.
— А что мне написать про Влатко?
— Лиля, надо написать правду: Влатко арестован. Иначе они будут теряться в догадках и станут волноваться еще больше.
— Неужели надо написать, что он арестован? У меня просто рука не поднимется. Ведь все-таки может же быть, что его освободят…
Милош видел ее смятение, понимал, что ей нужно время для осознания всего, что на нее свалилось.
— Лиля, я знаю, нельзя совсем терять надежду. Но пока его не освободили, напишите так, как есть.
Лиля рвалась в Москву, но лететь туда можно было только из Белграда, а заказать билет по телефону нельзя, продавали только по предъявлении русского паспорта. Но она оставалась в таком подавленном состоянии, что не могла себе представить, как туда добираться и где устроиться до отлета. Лиля привыкла во всем зависеть от решений Влатко, и теперь ей было неудобно и просить помощи у занятого Милоша, и задерживаться у них и стеснять, она тоже не хотела.
Доволен жизнью был только маленький Леша, он радостно гонял по большим комнатам на трехколесном велосипеде. Когда-то давным-давно так же делала сама Лиля в длинном коридоре коммунальной квартиры, куда их переселили после ареста отца. Лиля смотрела на сына и думала: «Боже, как в его судьбе повторяется все, что происходило со мной. Но что делать?»