желтом дворце, наполненном произведениями искусства, которые были собраны императором Павлом I во время его путешествия, в бытность цесаревичем, по Европе.
Как и в Царском Селе, парки Павловска были полны воспоминаний. Из павильонов и храмов, казалось, выпархивали миниатюрные фигуры в туфельках на высоких каблуках и пышных атласных платьях, блуждали по усыпанным гравием дорожкам, перебегали мостики, перекинутые чрез искусственные водоемы и каналы, задерживались у Розового павильона, где в большом танцевальном зале с люстры спускалась гирлянда бумажных роз, где стены были расписаны тоже розами, стулья покрыты вышитыми розами и где розы наполняли весь сад, заглядывая в окна, чтобы полюбоваться на своих нарисованных подруг.
В Царском Селе бывало очень весело, так как великая княгиня Мария Павловна там проводила лето, и по соседству жили великий князь Кирилл Владимирович с супругой. Там бывали великий князь Дмитрий Павлович и другие офицеры, приезжавшие из летнего военного лагеря в Красном Селе. Здесь у Марии Павловны почти ежедневно бывали обеды, бридж и танцы в зале, выходившей в прохладный, тенистый парк.
В день рождения великой княгини Марии Павловны устраивался большой пикник, в котором принимало участие до ста человек, и мы выезжали далеко в лес и сидели на траве под пестрым навесом. Нам прислуживали лакеи в ливреях, разносившие всевозможные тонкие блюда. После завтрака все общество разбивалось на группы. Некоторые сидели под деревьями, другие играли в бридж, иные танцевали на специально сооруженной деревянной площадке под военный оркестр, и за всем этим наблюдали с любопытством мужики из соседней деревни.
Раза два мы ездили в Красное Село, чтобы навестить наших друзей-офицеров, которые жили в маленьких деревянных дачах, или же мы ездили обедать к княгине Орловой в ее дворец в Стрельне, который стоял на берегу Финского залива. Иногда же мы отправлялись с мамой в Петергоф, прогуливались по тенистым аллеям большого парка или же бродили у фонтанов. Построенный в царствование Петра Великого французским архитектором Леблоном, Петергофский дворец с широкими лестницами и мраморными украшениями скорее подавлял своим великолепием, чем был красив. Главное обаяние Петергофу придавали его маленькие дворцы Марли, Эрмитаж и белый домик Монплезир с террасой, выходившей в море.
Одно лето я проводила у наших друзей в Финляндии. Дача, в которой мы жили, как и все летние русские дома, была построена из дерева. На ней имелись большие, открытые балконы со всех сторон, так что можно было быть по желанию на солнце или же в тени. Дача стояла в сосновом лесу, который тянулся прямо к морю и в котором находилась площадка для тенниса. Это была мирная, спокойная жизнь, которая ничем не выдавала приближения катастрофы.
Одно лето Половцовы устраивали большое празднество в их новом имении в Финляндии, где они построили большой белый дом, посреди соснового леса на берегу большого синего озера. Экстренный поезд отвез нас к Половцовым. Нас было около тридцати человек. После чая на террасе мы гуляли в саду, купались, катались на лодках и потом сели за великолепный обед, после которого был бал под звуки румынского оркестра. Солнце уже вставало за сосновыми лесами, когда мы расселись по экипажам и были отвезены на маленькую станцию железной дороги, где нас уже ждал экстренный поезд для возвращения в Санкт-Петербург.
Вспоминаю еще одно лето, когда я провела две недели у наших друзей в Прибалтике. Ранние утра, когда мы купались в прозрачных холодных волнах озера, длинные прогулки в экипажах по лесу… Ночные пикники, во время которых мы разводили костры в лесу, пекли картофель и любовались тенями от огня костра.
Эти мирные, наполненные покоем и ленью дни кажутся теперь, после налетевшей бури, невероятными. Дни беззаботного смеха и счастья, которые ушли навсегда.
Глава 7Последний сезон перед войной
1 января 1914 года праздновалось с обычной торжественностью, согласно установленной традиции. Повсюду царило спокойствие и уверенность в прочности политического положения. Ни у кого не было предчувствия, что готовит нам наступающий Новый год.
В течение недели святок улицы были полны народа и движения и магазины ломились от обилия товаров. У Елисеева магазин был переполнен. В магазине уральских камней стояла густая толпа: здесь можно было купить драгоценные безделушки и животных, высеченных из уральских камней: аметиста, топаза и ляпис-лазури. Даже у Фаберже, в его роскошном доме, украшенном гранитными колоннами, на Морской, несмотря на высокие цены, было много покупателей рождественских и новогодних подарков. У лучшего парикмахера на Морской, где посетительницы восседали на голубых с золотом стульях и где шепотом передавались последние новости, было столько народа, что нельзя было протолкаться. В магазин кустарных изделий на Литейном, в котором продавались лакированные коробки, деревянные игрушки, бусы и яркие, в русском стиле, вышивки, буквально нельзя было попасть. И наконец, наступил Новый год, когда жизнь в магазинах на один день замерла. В первый день Нового года в Зимнем дворце происходил обычный прием, на котором были государь и вдовствующая императрица. По улицам проносились придворные кареты, с кучерами в красных ливреях и треуголках, через замерзшие стекла которых видны были великолепные шубы, яркие генеральские ленты или же золото придворных мундиров. В маленьких открытых санях мчались офицеры в парадных формах, закутанные в бобровые шинели, прятавшиеся от ветра позади широких спин кучеров. Старые седобородые дворцовые гренадеры, державшие караул у Александровской колонны на Дворцовой площади, были одеты в медвежьи шапки и шинели с золотыми галунами. Грудь городовых, стоявших на людных перекрестках, была покрыта медалями. Всюду развевались флаги, музыка и смех раздавались в домах, колокола звонили, играли военные оркестры, подвыпивший рабочий, возвращаясь домой, громко распевал свою песню…
В эту зиму жители столицы были преисполнены оптимизма. Неудачи японской войны были забыты. Начиналась новая эра благополучия. Ходили слухи о том, что этой зимой состоится придворный бал, и придворная жизнь снова оживится былым блеском и весельем. Царские дочери росли. Великая княжна Ольга, белокурая и голубоглазая, с очаровательным вздернутым носиком и смеющимися губами, уже имела свой первый бал. Теперь настала очередь за Татьяной. Тоненькая, черноволосая, с продолговатыми глазами, она была красивее своей старшей сестры. Но Татьяна не была такой веселой и жизнерадостной, как Ольга, и в ней отсутствовало подкупавшее в Ольге прямодушие.
Государыня всегда говорила, что предоставит своим дочерям полную свободу в выборе своих будущих супругов и что на них в этом отношении не будет оказано никакого давления. Однако слухи уже циркулировали, и имя великой княжны Ольги связывали с именем одного из иностранных принцев, а также с именем великого князя Дмитрия Павловича. Наследный принц Карл Румынский посетил Петербург в сопровождении румынского короля и королевы, но, по-видимому, благоприятного впечатления на Ольгу Николаевну не произвел. Она над ними подсмеивалась и даже раз, когда он зашел слишком далеко в своих ухаживаниях, выдрала его за уши.
Придворный бал, на который все так рассчитывали, не состоялся. Бал дала великая княгиня Мария Павловна. На нем позволили присутствовать двум старшим великим княжнам в сопровождении их бабушки – вдовствующей императрицы. Они танцевали каждый танец и веселились, как самые обыкновенные барышни. Раз в промежутке между двумя танцами я видела, как они шептались в углу: светлая и темная головки склонились рядом, голубые и янтарные глаза светились радостно. «Ты должна была видеть его лицо! – донеслось до меня. – Нужно рассказать об этом Бау-Во. Она уверяет, что он такой красивый!» – «Да, но мама не должна ничего знать об этом, – услышала я ответный шепот. – Она скажет, что это нехорошо…» Их разговор прервался на этом месте, и я долго ломала голову, кого это великая княжна Мария, которую – я знала – сестры называли Бау-Во, находила таким привлекательным и какую шутку сыграли над ними обе великие княжны?
Позднее в том же сезоне у графини Клейнмихель был костюмированный бал. Было поставлено несколько кадрилей и других танцев в костюмах. Самой блестящей постановкой была восточная группа, в которой принимали участие великие князья Борис и Кирилл. У некоторых дам костюмы были исполнены по эскизам художника Бакста, а драгоценности были поистине великолепны. Вообще восточная кадриль имела такой успех, что мы должны были повторить ее во дворце великой княгини Марии Павловны. На этом вечере вдовствующая императрица и великие княжны присутствовали тоже.
Графиня Шувалова также дала два бала в эту зиму. На одном балу все были в белом и черном, на втором – в цветных париках и тюрбанах. У нас в посольстве было два вечера. По обычаю, в германском и австро-венгерском посольствах были также балы. Княгиня Орлова, графиня Ностиц, госпожа Серебрякова, Половцова, князья Горчаковы – все устроили в этот сезон у себя вечера. Казалось, что все лихорадочно спешили воспользоваться последним сезоном.
Потом наступил пост с его обычными обедами, таявшим снегом, ветром и грязью. Былая красота города пропадала под серыми небесами и проливным дождем. День за днем я видела в окно покрытые грязным снегом улицы, низко нависшее свинцовое небо и мутные волны Невы, несшие к морю бесконечные льдины. Наконец весеннее солнце прорвало тяжелые облака. Стало теплее. Ветер уже не пронизывал до костей, а ласкал и освежал. На деревьях набухли почки, и все это с быстротой двух-трех недель, которые делают северную весну лишь непродолжительным переходом от зимы к лету.
В чудесный безоблачный июньский день в воды Финского залива пришла с визитом первая британская крейсерская эскадра под командой сэра Давида Битти и бросила якорь в Кронштадте. Два самых маленьких крейсера поднялись по Неве и бросили якоря у Николаевского моста. Наступила неделя беззаботного веселья и беспрерывных развлечений. Давались обеды и вечера в Дворянском собрании и в английском посольстве. Устраивались пикники в Царском Селе. Торжества завершились большим балом, данным на борту «Лайона» и «Нью-Зилэнд», соединенных для этого случая вместе. Конечно, визит английской эскадры преследовал более глубокую цель, чем простой акт вежливости. В одном из своих тостов мой отец утверждал, что полный энтузиазма прием, оказанный британской эскадре, лишний раз подтвердил, что между Англией и Россией существовало полное понимание и что дружба между двумя великими народами пустила настолько глубокие корни, что могла противостоять бурям и невзгодам, которые могли бы возникнуть.