Несколько раз отец мой просил британское правительство, чтобы генералу Юденичу, который наступал на Петроград, были посланы снаряжение и продовольствие. Мой отец считал, что овладение Петроградом белыми армиями, помимо своего материального значения, наносило страшный моральный удар престижу большевиков.
Положение Советов весною 1919 года было отчаянное. Колчак двигался из Сибири, Деникин наступал на Москву с юга. Донецкий бассейн был во власти белых. Транспорт был дезорганизован. В топливе и в продовольствии был острый недостаток. Однажды Ленин в откровенной беседе с одним американским журналистом признался, что большевикам не продержаться в Москве и неделю, и в Кремле многие уже складывают в чемоданы вещи для поспешного бегства.
Но, по-видимому, Ллойд Джордж решительно не хотел держаться какой-то определенной линии поведения в отношении России. Он то посылал английские войска в Мурманск и Архангельск и тратил миллионы на поддержку Колчака и Деникина, то предлагал, чтобы большевистские делегаты приняли участие на Парижской мирной конференции. Он говорил: «Это те самые люди, которых нам необходимо услышать». И, получив категорический отказ французов допустить большевиков в Париж, предлагал, чтобы «мирная конференция» с большевиками состоялась бы на Принцевых островах. Его предложение было встречено Советами с восторгом и принесло делу белой борьбы большой вред.
Радушный прием, оказанный Ллойд Джорджем американскому журналисту Буллиту, побывавшему в России и выехавшему оттуда зараженным коммунистическими идеями, отказ английского премьер-министра принять решительные меры против большевистской пропаганды на территории Англии, радушие, с которым он принял большевистское торгпредство во главе с Красиным, – все это заставляет призадуматься над тем, кто были тайными советниками Ллойд Джорджа по русскому вопросу и чье скрытое влияние заставляло его каждый раз изменять свое мнение о России как раз в тот момент, когда большевики были на краю гибели.
«Ллойд Джордж действительно оказал нам крупную услугу», – сказал Ленин какому-то журналисту после конференции в Генуе в 1922 году. Один русский профессор, приехавший с Уэллсом в Англию, с горечью ответил на вопрос одного английского журналиста «Ненавидит ли Россия Англию?» следующее:
«Вы поддерживали Деникина, Колчака и Юденича до тех пор, пока их действия были безуспешными. Потом вы предали их. Вам нечего поэтому удивляться, что мы, русские, считаем вас главными виновниками Гражданской войны в России. И потом вы забыли Кроми. Его убили в здании британского посольства, и вы за него никогда не отомстили. Мы не ожидали, что Англия поступит подобным образом».
Одна за другой белые армии отступали, и они рассеивались. Юденич, захватив Гатчину и дойдя до Петрограда, был задержан у самых ворот столицы. Он был вынужден отступить из-за недостатка в снаряжении. Колчак, отступая на Сибирском фронте, был, в конце концов, предан французским генералом Жаненом в руки большевиков, которые его расстреляли. Перед расстрелом он воскликнул: «Итак, союзники меня предали!» Деникин, не политик, но храбрый солдат, был вынужден отступать, дойдя до Орла. Врангель, сменивший его на посту Главнокомандующего войсками Южного фронта, пробовал преобразовать уставшую и дезорганизованную Добровольческую армию, одержал значительные успехи в Северной Таврии, но, после подписания поляками с большевиками Рижского мира, был раздавлен свежими большевистскими силами и вынужден вывезти свою армию на судах в Константинополь.
В своей книге «Является ли интервенция в России мифом» В.Т. Гуд описывает зверства, совершенные белыми армиями, а также расстрелы пленных. Но он не упоминает об ужасах красного террора, о мучениях, жестокостях и зверствах красных, которые не отрицали даже большевики. «Революция не делается в белых перчатках», – говорил Владимир Войтинский в своей книге «Годы побед и поражений», и Троцкий смело заявляет в своем «Оправдании террора»: «Задачею революций и войн является преодоление воли к сопротивлению у противника. Его необходимо заставить капитулировать и принять условия победителя. Террор является могущественнейшим орудием как для внешней, так и для внутренней политики».
Террор дал результаты ввиду бесчеловечности, с которой он проводился. Благодаря тому что большевикам не были свойственны никакие человеческие чувства и они преследовали одну лишь неизменную цель властвования над Россией, он дал им полную победу над несчастной страной, и они теперь являются угрозой для всего мира. Ленин умер, но память о нем поддерживается в русском народе при помощи самых незатейливых приемов. Отвергая религиозные верования, большевистские главари заимствовали у православия его культ мощей и икон. И вот мы видим труп Ленина, набальзамированный и выставленный в Москве на Красной площади для поклонения «безрелигиозных» русских народных масс, и красные уголки с портретами Ильича, которые заменили в русских домах киоты с иконами Христа и святых…
Иностранцы, посетившие теперь Россию, возвращаются в Европу с различными мнениями об успехах социалистического строительства и пресловутой пятилетки. Но некоторые из них не скрывают своих восторгов по поводу нескольких образцовых заводов или же электрических сооружений, которые были им большевиками показаны. Они забывают, что большевики властвуют над Россией уже шестнадцатый год, и не будь их в России, эта страна, столь богатая возможностями, достигла бы неизмеримо более значительных успехов во всех областях экономической жизни, чем при современном политическом строе.
Конечно, всем этим знатным иностранцам демонстрируется лишь фасад большевистского строительства, за которым скрывается беспросветная нужда, голод, совершенно невозможные жилищные условия и гибель миллионов от лишений, эпидемических болезней, недоедания и расстрелов. Большая часть монументальных сооружений большевиков выполнена даровым трудом политических ссыльных, которые тысячами гибнут, выполняя задания пятилетки. Большевики восстановили рабство в самой его худшей форме.
Старая Россия ушла навеки, и нам, любившим ее величавый и красочный быт, остались одни воспоминания, смешанные с чувством невознаградимой потери и сожаления. Она могла иметь свои крупные недостатки – какое значительное государство их не имеет! – но она была могущественна, красива, имела свой колорит и ту своеобразную романтику, которую в те годы, когда я жила в России, уже нельзя было встретить нигде в мире.
Когда я иногда хочу представить себе что-то красивое, я вызываю в моей памяти образы старой России… Шелест бархатных шлейфов, яркие цвета военных форм и блеск драгоценностей. Удары жезлов из слоновой кости представительного церемониймейстера. Старый камергер в шитом золотом мундире с ключом на пояснице, на голубой Андреевской розетке. Казак-конвоец в ярко-красной черкеске. Лица молодых великих княжон, такие оживленные и жизнерадостные под большими весенними шляпами. Цесаревич, гордый и сосредоточенный, по дороге на фронт со своим отцом-императором.
Потом… Изуродованные пулями стены Зимнего дворца, мрачные, глубоко потрясенные, но еще более величественные в своем одиночестве. Ангел с крестом на высокой гранитной колонне, как молчаливый страж великолепной площади… Бой курантов в Петропавловском соборе…
И через все эти образы прошлого – вылинявший красный флаг на месте императорского штандарта.