Это происшествие так никогда и не было раскрыто, так как государь приказал дело замять и ни на кого не было наложено никакого взыскания.
Говорят, что, однако, в следующие годы государь не присутствовал при водосвятии на Неве, и тогда среди населения столицы пошли толки, что это будет причиной самых тяжелых бедствий. И как это ни странно, но летом 1908–1909 годов в Санкт-Петербурге вспыхнула сильная эпидемия холеры, и народная молва утверждала, что это Божье наказание, так как вода на Неве не была освящена молитвами царя и что поэтому она заражена холерными вибрионами. Поэтому в 1911 году государь решил снова принять участие в церемонии водосвятия, которая должна была произойти с традиционной пышностью, и действительно летом того же года холерной эпидемии в Санкт-Петербурге не было.
Крещение пришлось в чудесный солнечный день. Снег, густо выпавший за неделю пред этим, превратил серый, грустный город, который нас встретил, в нечто совершенно сказочное. Нева лежала между гранитными берегами, одетая сплошным покровом девственного снега. Золотые купола церквей и шпили крепости и адмиралтейства сияли ослепительным светом. На фоне ясного голубого неба развевались трехцветные флаги. Всюду чувствовался подъем, движение, нарастание праздничного настроения.
В Зимнем дворце тишина нарушалась неясным гулом голосов, шелестом атласа, звяканьем шпор и оружия. Придворный скороход, в темно-зеленой ливрее с головным убором, украшенным черными и желтыми страусовыми перьями и посаженным набекрень, провел нас по лестнице Иорданского подъезда, по длиннейшим коридорам и громадным залам, переполненным военными и гражданскими чинами в самых разнообразных формах. Лейб-гусары, в красных венгерках, вышитых золотом, с белыми доломанами, отороченными бобровым мехом, кавалергарды в белых мундирах с серебром, конногвардейцы в белом с золотом, похожие на Лоэнгринов, гвардейские казаки в ярко-красных, синих и голубых мундирах, конвойцы в красных черкесках с белыми бешметами, офицеры гвардейской пехоты, артиллеристы, офицеры Генерального штаба. Казалось, не было конца разновидностям этих молодых людей, с обветренными лицами и высокими, стройными фигурами. Мы шли чрез Георгиевский зал, с мраморными колоннами, Тронный зал, завешанный алым бархатом, Малахитовую гостиную, Фельдмаршальский зал, Гербовый зал, пока, наконец, не достигли громадной галереи, где был собран дипломатический корпус. Солнце освещало ярким светом всю эту залу, играя на туалетах дам, мундирах дипломатов, ярко-красном мундире британского военного агента, старинном венгерском костюме австро-венгерского посла и разнообразных формах французских, немецких, итальянских и испанских военных агентов.
Некоторое время мы прогуливались без цели по галерее, рассматривали павильон Иордани, выстроенный на набережной, любовались прямыми линиями войск, которые вытянулись вдоль набережной, низкими серыми стенами крепости, пошептались о том, будут ли сегодня пушки вести себя так, как подобает вести себя на церковных парадах, старались припомнить, с кем мы еще не здоровались, и избегали скучных людей, которые лезли с комплиментами.
И вдруг где-то громко распахнулись двери, послышался стук жезлов церемониймейстеров о блестящий паркет, и обер-церемониймейстер медленно прошел вдоль зала, возвещая начало Высочайшего выхода. Это обозначало, что обедня в церкви Зимнего дворца окончилась. Мы старались протиснуться вперед, чтобы увидеть вдовствующую императрицу, великих княгинь и придворных дам, которые шли из церкви во внутренние покои дворца.
Во главе длинной процессии шла вдовствующая императрица, миниатюрная, стройная и в то же время поразительно величественная в своем белом атласном, отделанном серебряной парчой платье, с длинным шлейфом, отороченным таким пышным и темным соболем, что он казался почти черным. Ее серебряная диадема сияла бриллиантами, тройное жемчужное ожерелье – дар покойного императора Александра – обвивало ее шею, платье было вышито бриллиантами, и нити жемчуга спадали с ее плеч. Позади шла великая княгиня Мария Павловна, тоже вся в белом с серебром, две сестры государя великие княгини Ксения и Ольга, великая княгиня Виктория Федоровна – в платьях василькового бархата, к которому чрезвычайно подходило замечательное сапфировое ожерелье супруги великого князя Кирилла Владимировича, потом шли так называемые «
черногорки» – великие княгини – Анастасия и Милица Николаевны, великая княгиня Елена Владимировна – принцесса греческая, в голубом платье с золотом, и молодая великая княгиня Марина Петровна в светло-розовом бархатном платье. За ними шли статс-дамы в оливковых придворных платьях и молодые фрейлины в бархатных платьях рубинового цвета. Все платья были освещенного традицией так называемого «русского» покроя: плотно облегавшие фигуру лифы с большими вырезами и без рукавов, отделанные жемчугами, широкие юбки с треном, накидки, отороченные мехом, спадавшие с плеч на трен, тюлевые вуали, прикрепленные к русским кокошникам, которые были того же цвета, что и платье, и все это было отделано драгоценными камнями и жемчугом.
Медленно в полном молчании, нарушаемом лишь шелестом материи, процессия эта прошла мимо нас, и золотые двери в конце галереи за нею закрылись.
Только теперь раздался шепот восхищения и зависти, смешанный с замечаниями удивления и критики: «Эти шлейфы, вероятно, очень тяжелые? Вы видели бриллианты вдовствующей императрицы? Поразительно! А вы видели изумруды великой княгини Ксении? Там был один величиной с кулак. А вы заметили сапфиры на великой княгине Виктории? Какие поразительные костюмы! Я бы хотела, чтобы и у нас при дворе носили бы нечто подобное. Если бы я вышла замуж за русского, я носила бы тоже такое платье. Как хороша была княжна Марина Петровна. Да, дочь великого князя Петра Николаевича. Приятно быть русской великой княгиней. Вы видели молодую графиню Гендрикову? Ее только что назначили фрейлиной. Это красное бархатное платье ей поразительно идет!»
Между тем начиналась церковная служба в павильоне на Иордани. Мы прилипли к стеклам, втайне довольные, что нам не приходится стоять, подобно всей этой массе военных и гражданских чинов и солдат, там на набережной, с непокрытой головой, в одних мундиpax, на морозе и ветре. Сквозь двойные рамы до нашего слуха слабо доносилось церковное пение и звуки оркестров, игравших «Коль славен». Длинная вереница знаменщиков с офицерами-ассистентами несли знамена и штандарты гвардейских полков, потом раздался резкий звук команды, и вдруг появилась стройная фигура императора Николая II в сопровождении великих князей, блестящей свиты, казаков-конвойцев, камер-пажей и генералов. Духовенство встретило государя на ступенях Иордани, войска обнажили головы. Государь сошел по красному ковру на лед, к вырезанному на нем четырехугольнику. Митрополит окунул большой золотой крест три раза в воду, окропил святой водой знамена, раздался торжественный трезвон с Петропавловского собора, потонувший в салюте артиллерии с верхов крепости. Все вздохнули облегченно – на этот раз все сошло благополучно.
После церковного парада старые сановники и генералы радостно накрыли свои лысые головы, и вся процессия в том же порядке возвратилась во дворец. Мы снова отвернулись от окон, чтобы видеть, как государь и великие князья возвращались к вдовствующей императрице и великим княжнам.
Затем средние двери широко распахнулись, и камергер пригласил нас войти в большой зал, где был сервирован завтрак. Послы и министры с женами заняли места по старшинству за большим столом. Остальные могли сидеть или стоять, как им было угодно. Около круглых столов образовались довольно непринужденные кружки. Громадная толпа обступила роскошный буфет, занимавший весь конец зала. Здесь можно было наблюдать, как маленький секретарь китайского посольства пробирался под рукой огромного полковника в гусарской форме, чтобы достать особенно лакомый сэндвич. Секретарь австрийского посольства был до того увлечен разговором с кавалергардским офицером, что не замечал, что его бокал с шампанским достался турецким военным атташе. Далее болгарский и сербский дипломаты почти одновременно тянулись к шоколадному мороженому, потом замечали друг друга, нахмуривались и с преувеличенной вежливостью начинали уступать друг другу место. Красавец-конвоец в красной черкеске почтительно кланялся перед смущенным японским дипломатом. Высокий испанский дипломат поедал фруктовый компот, прислушиваясь к белокурому скандинаву, который на ломаном французском языке старался ему объяснить прелести зимнего спорта. А между тем придворные в золотых мундирах старались не терять драгоценного времени и отдавали честь омарам, цыплятам и тортам со сбитыми сливками.
В это время рабочие уже стали разбирать на набережной Иордань, и прорубь на Неве начинала затягиваться слоем льда.
Кроме этой ежегодной церемонии в день рождения и именин государя происходило торжественное богослужение в Казанском соборе. Золотые иконы, зеленые, алые, фиолетовые облачения духовенства, шитье и пестрота разнообразных форм военных и дипломатов, мерцание тысяч свечей, рваные знамена, украшенные наполеоновскими орлами, которые висели между мраморными колоннами величественного собора, – все это делало эту русскую святыню похожей на какой-то ларец с драгоценностями. Обыкновенно эти службы казались бесконечными. Иностранные дипломаты раздраженно жаловались на духоту и на отсутствие стульев в православных храмах и не могли переносить запаха ладана. Я же была тогда еще молода, и мне очень нравились окружавшее нас великолепие, яркие краски, поразительное пение хора и глубокая октава протодиакона, возглашавшего царское многолетие.
Однажды происходили похороны одной старой великой княгини в Петропавловском соборе, где хоронили всех членов династии Романовых, начиная с императора Петра Великого. Был прекрасный безоблачный летний день. Служба длилась в течение трех часов. Темный полумрак собора рассеивался неясным мерцанием свечей, которые должны были во время панихиды держать в руках присутствовавшие. Под черным бархатным балдахином, отороченным горностаем, стоял открытый гроб, около которого находились на дежурстве четыре статс-дамы в черных платьях со шлейфами. Все присутствовавшие дамы были в глубоком трауре, также со шлейфами и креповыми вуалями. Яркими пятнами выделялись парадные мундиры военных. Торжественное пение хора поднималось к куполу и оттуда падало волнами удивительной гармонии. Время от времени кто-нибудь из присутствовавших неловко переминался с ноги на ногу и слышался усталый вздох. Одна из статс-дам, дежуривших у гроба, упала в обморок, и ее пришлось вынести. Жена секретаря американского посольства чуть не выронила горящую свечу, и это обстоятельство вызвало волнение в среде окружающих.