Кто какого роду…
Зима, как исстари ведется — пора для походов. Любых — ратных ли, торговых, к Богам иль Правду искать — все одно. Ведь по другому нельзя — где уж пройти, не говоря о том, чтобы проскакать на конях верных, по болотам здешним — а здесь, на бескрайних просторах земель, где говорят словами понятными, древними, в этих поросших хвойными лесами местах — нет другого пути, как зимой. Подмерзают болота, становятся проходимыми реки. Да что там проходимыми — замерзнет речка — вот тебе и дорога удобная, только скачи, да жизни радуйся. А холод? Что холод… Верный конь, меховая одежда, сала запас — да мечи кованые, да луки тугие, ну, и кровь, само собой, в жилах к морозам стойкая — чего ж еще надобно?!
Двое всадников — пожилой человек и совсем еще парнишка — были одеты во все меховое. И шапки, и полушубки, даже сапожки — отовсюду торчал теплый мех. Здоровые, сильные кони, котомки, явно не пустующие — вроде, соблазнительная добыча, как для зверей диких, так и лихим людям. Но вот мечи железные, да луки у седел притороченные, да шрамы боевые, как у старшего, так и у младого — все это как-то отбивало охоту пробовать!
— А отчего Виев лог зовут дурным местом? — спросил Млад.
— Запомни, княжич, если что в этом мире имя Вия получает, то не зазря! — отозвался Иггельд.
У тринадцатилетнего Младояра давно прошла пора, когда он ловил каждое слов наставников с открытым ртом, да и возраст, когда каждому слову старшего хочется противопоставить свое слово — тоже подходил к концу. Еще немного — и княжич станет таким юным, безусым — но взрослым человеком. Взрослым не по росту да силе, не по опыту иль усам — нет, просто и он, и другие почуют — вот равный среди равных!
— Это и так понятно, Игг, ты скажи, почему место дурное?
— Всякое там случается, неприятности разные…
— Да, слышал я, один оратай сидел, сидел, да вдруг сам собой и загорелся, — Младу самому стало немножко страшно от своего рассказа, — прямо средь бела дня! На глазах других мужей. И дети видели…
— Потушили? — спросил наставник.
— Нет, так и сгорел весь… — понизив голос, молвил княжич, — Одежда почти целой осталась, а сам — сгорел. Изнутри! Как так может быть?
— Много странного да непонятного в мире нашем, — казалось, пожилой лекарь-волхв размышляет вслух, — вот молния в человека бьет, понятно, что редко кто выживает, еще бы с силою такой небесной управиться… Но вот отчего подметки у сапог тогда отлетают?
— Отлетают подметки? — подивился княжич.
— Считай, всегда!
Иггельд знал толк в таких делах. Его, лучшего лекаря, часто звали к пораженным молниями небесными, а был он от природы наблюдателен, умел все примечать, да запоминал…
— Слушай, Игг, слушай! — настойчиво пытался привлечь внимание к себе княжич, но теперь это стало не так уж и просто. Ведь тропинка сузилась до нельзя, кони еле продирались сквозь молодой ельник, гуськом, само собой. А Иггельд, задумавшись, далеко опередил княжича. Паренек зря понукал жеребца — лишь колкие иголки больнее хлестали его по лицу.
Наконец, тропа стала вновь широкой, послушный жеребчик Младояра вмиг нагнал коня наставника, пошел с ним вровень, голова к голове, и разговор между старым и малым смог быть продолжен.
— А что, Игг, можно такого человека, который сам собою загорелся, потушить?
— Само собой, если Слово знать!
— А ты такое Слово знаешь?
— Ну, для такого раза — не знаю, а просто Слово — огонь утихомирить — знаю!
— Научишь?
— Напомни ночью, пред костром…
— А вот если Слово, что огонь усмиряет, перед таким беднягою, ну — что сам загорелся, ну, перед ним молвить — погаснет? — не унимался княжич.
— Интересно было бы испробовать, — произнес Иггельд, — я бы попробовал. Хотя, говорят, в Дурном Месте и Слово силу теряет.
— И что делать?
— Как что — пробовать! — пожал плечами наставник.
— Я понял! — воскликнул подросток, — Надо все пробовать!
— Именно.
— Везде побывать, все увидеть, все испробовать! — глазенки княжича так и горели.
— Это и есть счастье, на то и дана жизнь человечья, — кивнул Иггельд.
— А вот и хуторок! — закричал княжич, завидев вынырнувшие на их пути избенки.
— Что же, здесь и найдем провожатых до Виева лога, — сказал Иггельд, — хуторок значит…
— Жили дед с бабкой на хуторе, — хихикнул княжич, — такого напутали, так все перепутали! Купили коня…
— Веди себя достойно, княжич! — напомнил наставник.
Провожатых до Виева Лога долго искать не пришлось. Едва только Иггельд заикнулся о цели похода, как решительно все мужчины, жившие на хуторе, а их было числом пять — наперебой предложили себя в провожатые. А когда наставник заметил, что им столько проводников без надобности — то аж передрались друг с другом. Дело кончилось тем, что наутро пришлось взять в компанию всех пятерых. Коней оставили на полпути, все одно — по оврагам ноги поломают.
Провожатые гурьбой пошли вперед, до княжича доносились голоса, местные что-то громко обсуждали между собой, оживленно жестикулируя. Княжич вновь получил возможность поговорить с мудрым наставником — никто не мешал.
— Да, земледельцы тут аховые, — заметил Иггельд, вздыхая, — сколько тут распахать-то можно было б под пашню… Даже капусты, и той — не сажают!
— А чем промышляют?
— Охотным делом, само собой…
— Да это я и сам понял, — отозвался Млад, — я другого не пойму.
— Чего ж?
— Чего это они все туда поперлись?
— Ну, может, княжича никогда не видывали, — предположил Иггельд.
— Кабы им на княжича посмотреть хотелось, иль тебя, мудреца, о чем расспросить — так шли бы с нами, а не впереди, да спрашивали, чего интересно, а не меж собой болтали! — высказался Млад.
— Да… — протянул Иггельд, размышляя над сказанным.
— А ты приметил, что на хуторе собак не было?
— Приметил, — подтвердил наставник, кивнув головой, — и что?
— И собак нет, и с нами не идут, даже их меньшой, уж на что мальчишка, он ведь здесь, между нами вертеться должен, со мной всегда дети деревенские ознакомиться хотят, — затараторил Младояр, — и бабы у них на хуторе — бессловесные…
— И больных не было, — кивнул Иггельд.
— Вот и я говорю — неспроста все это!
— Думаешь, замышляют чего?
— А то!
— Ну, мечи-то при нас, а они — даже и рогатин не захватили, — пожал плечами лекарь, — а уж с мужиками — два таких богатыря, как мы с тобой, да с клинками вострыми — как-нибудь управимся.
— То-то и странно!
— Клинки у нас железные, простую нечисть отгоним, — заметил Иггельд.
— А как бог, у них, там — какой свой?
— А мы — в жертву? — усмехнулся наставник, — Не выдумывай!
— Отчего?
— Никогда в Дурных местах капищ не строят!
— А как для дурных богов?
— Не слышал еще о таких…
Немного успокоившись, княжич переменил тему.
— А правду говорят, что все Дурные Места в оврагах?
— Ну, не все, однако ж, капища завсегда на холмах строят, как и терема княжьи, и гарды всякие.
— Крепости затем на возвышенностях ставят, что б врага с высоты разить было удобственней! — отрезал княжич.
— Возможно… — не стал возражать очевидному Иггельд.
— Но, все ж, почему Дурные Места завсегда в оврагах? — допытывался любознательный подросток.
— Слышал я, что когда река излучину образует, там силы стихийные заворачиваются, ну, что смерч какой… И насквозь Землю-матушку пронизывают, силы потаенные наверх выбрасываются! Сам увидишь — приведут нас к излучине, помяни мое слово, — рассуждал все, казалось, ведавший наставник.
— А вот и овражек! — воскликнул Млад, сразу ж сбавив тон, добавив уважительно, — Овраг. Ну и глубок! Страсть как глубок…
Сопровождающие тем временем кубарем скатились вниз, да еще и затеяли там, в сугробах, кутерьму. Делать нечего — надо спускаться! Иггельд долго выбирал, как бы спуститься, да не оступиться, вниз не покатиться. Спускался, спускался — шаг за шагом, за что-то под снегом ногой уцепился, раз — и уж на дне, да весь в снегу! А рядом княжич хохочет, из шапки снег вытрясает. Странная штука — снег. Никому им умываться не хочется, а как окунешься — так смеяться тянет!
— Глянь, зовут нас! — указал рукой на мужиков Младояр. Действительно, те махали руками, мол, идите за нами.
Иггельд ступал с трудом, снег был глубок, пару раз он проваливался по пояс. Княжич весело прыгал по снегу, пару раз хлопнулся, борьба с белым покровом явно доставляла юноше удовольствие. А чего еще, собственно, надо? С утра поели плотно, угостились горячим сбитнем, солнышко светит, снежинки блистают — только и радуйся жизни. Конечно, все быть может — вот и мечи прихватили, правда, луки оставили у седел, с конями…
— Это что ж такое? — удивился Иггельд, — показывая княжичу нечто черное впереди. Вокруг этого черного и собрались сейчас провожатые.
— Камень какой-то черный, — повел плечами Млад.
— Снега на нем нет, знать не прост камень, — рассуждал наставник, подходя поближе.
— Смотри, Игг, здесь овражек, как раз, изгибался петлей, как ты и говорил, самое место, где стихии в круговорот заворачиваются! — воскликнул княжич.
— Точно, здесь самое место… — согласился Иггельд, — А посреди — Черный Камень!
— Черный Камень? — переспросил Младояр, — Тебе ведомо, что такое Черный Камень?
— Пару раз слыхивал, что такой есть, но каков он — не ведомо!
— Вот и узнаем, пошли!
Княжич и наставник подобрались поближе. Черный Камень окружили со всех сторон хуторские, руки уложивши на черную, как смоль, поверхность — казалось, грелись…
Юноша протянул ладонь к Черному Камню. Дзинь! От неожиданного толчка, еще не понимая, что произошло, княжич инстинктивно отдернулся.
— Что такое? — вскликнул Иггельд, бросаясь к воспитаннику.
Дзинь! — послышалось еще раз, теперь уже со стороны лекаря. Иггельд обратил взор туда, где звякнуло. О чудо чудное! Его железный меч, как по волшебству, притянулся к Черному Камню, прилип к нему, прирос намертво. Точно в таком же положении находился и короткий меч княжича. Оба — и старый, и младой — оказались как бы привязанными к Черному камню.