– То есть это блаженное состояние вас посетило после того, как вы взяли деньги, я правильно понял?
– Ну да… получается так.
– И с тех пор… вы с ней потом виделись?
– Нет. Мама заболела, ее положили в больницу, я устроился на работу в трамвайное депо. Ну, знаете, чистить рельсы, выпалывать сорняки на путях, всякое такое. Потом мы с мамой поняли, что с деньгами плохо и будет еще хуже, надо дачу продавать. На эти деньги мы кое-как дотянули до окончания школы, потом я устроился в стриптиз. Я раньше занимался бальными танцами, потом увлекся эстрадными, потом пошел в стриптизеры… меня это страшно влекло. Я заводился не знаю как, начиная раздеваться перед зеркалом или на публике. Ну и постепенно стал профессионалом, начал хорошо зарабатывать.
– А после того случая, как ваши отношения с женщинами складывались?
– Да совершенно никак. У меня ни подруги не было, никого. Я вообще девушек в упор не видел. Не в том смысле, что меня тянуло к парням, нет, конечно.
– А к взрослым женщинам?
– Тоже нет. Меня к ним и сейчас не тянет.
– То есть?
– Ну говорю же, я могу только за деньги. Я с ними отдаленно вспоминаю то ощущение… как шел с полусотней в кармане между двумя заборами… необыкновенно. Тогда все получается, что надо.
– Что надо или что хотите?
– Да ничего я не хочу и никого. Я ее хочу. Только ее. Может, она ведьма какая-то была? Она меня приворожила, понимаете? Как отравила! Она мне всю жизнь изломала, она меня маньяком сделала. Потому что, если честно… не только в деньгах дело! Я на ней помешан, вы что, еще не поняли? Дело совсем не в деньгах, то есть и в них… Я не знаю, я запутался! Я ее ненавижу. Представляю, что я с ней, а не с какой-то другой женщиной, но что я не просто с ней трахаюсь, а душу ее, бью, убиваю. И тогда возбуждаюсь. И у меня все отлично получается с другими. Они меня потом боятся… а ведь я не их – я ее хочу… убить ее хочу. Думаю, что если я ее убью, то освобожусь от нее.
Алёна подошла к адресному бюро по противоположной стороне Рождественской улицы и какое-то время постояла в тени разросшейся, набухшей, но еще не расцветшей бузины, глядя то на пустое крыльцо, то в сторону «Барбариса». Шли оттуда какие-то люди, но никто не сворачивал под арку, где находился вход в адресное бюро, никто не вертел головой, разыскивая писательницу, готовую выложить сто баксов за непроверенные сведения черт знает о чем…
«Вообще интересный поворот сюжета, – подумала она. – Надо будет обязательно написать про все это. Вот как героиня тут стоит и ждет какой-то суперважной информации…»
Последние девять лет, с тех пор, как она только и делала, что писала романчики, Алёна привыкла относиться к жизни утилитарно и не пренебрегать теми подарками, которые сами шли в руки. Каждый писатель знает, что сюжет – это необъезженный, неприрученный, дикий конь. Столько раз свалишься с седла, столько синяков и шишек заполучишь, пытаясь заставить его пуститься ровной рысью, или галопом, или шагом пойти – в зависимости от жанра… Да еще он то и дело норовит забрести куда-нибудь, станет там, упрется – и никак не вернешь его на нужную дорогу! Или ускачет невесть куда – только его и видели! Приходится нового приручать, объезжать… А иногда и сама не знаешь, куда своего резвого скакуна направить. Поэтому постепенно обучаешься не пренебрегать ни одной тропкой, какую указывает тебе судьба. И если фантазия берет кратковременный отпуск – в ход идут даже самые незначительные события из твоей собственной жизни, которые можно преподнести соответствующим образом – и сделать из тихого и мирного их течения таки-ие скачки с препятствиями, такие гонки по вертикальной стене, что читатель только ахать будет, приговаривая: «Да неужто это и в самом деле с ней происходило? Неужели она и с этим, и с тем, и с ним?.. И с балкона она прыгала, и похищали ее, и связанной держали, и стреляли в нее – недолет! перелет! – и такая она умная, что все загадки щелкает как орешки! И денег куры не клюют – запросто готова красивому парнишке сто баксов за час дать. Ну это хоть ладно, а сто баксов за невесть что, за какой-то слух… круто! Ох и житуха у них, у этих писательниц!..»
Да, у них – житуха. И тщеславие – их любимый грех.
Стоп! Кто-то вышел на крыльцо из дверей адресного бюро! Парень среднего роста с рыжими волосами. Стоит, озирается. Как будто кого-то ждет…
Ну, кого-кого? Писательницу Алёну Дмитриеву, понятное дело.
Это не Игорь, слава те, господи. Но что-то знакомое чудится в этих рыжих, ежиком стриженных волосах, по сравнению с которыми особенно яркой кажется джинсовая рубашка.
Ох ты! Да ведь этого парня Алёна видела вышедшим из кабинета Жанны буквально полчаса назад!
Вот, значит, кто ей звонил. Ну, теперь всё ясно. Неясно только, каким образом он узнал насчет «удовольствия».
Да батюшки мои, чего ж проще? Наверное, этот парень знаком с Игорем, ну, тот ему и сказал. Всем уже небось разболтал, всему «Барбарису», на какие безумства ради него готова по уши влюбленная писательница!
А, ладно! Забыть про этого красивого придурка, и чем скорей, тем лучше. Сейчас на повестке дня стоит куда более важный вопрос.
Подойти к рыжему? Или нет? Можно ведь плюнуть на все это дело…
По уму, так и надо поступить.
Так ведь это – если повезло иметь ум. А если не повезло?
Алёна поглядела направо, поглядела налево (светофора тут, увы, не было) и перебежала улицу. Торопливо подошла к крыльцу и только приготовилась спросить: «Молодой человек, вы не меня ждете?» – как рыжий взял инициативу в свои руки.
– А я вас знаю! – засиял он улыбкой, показав все тридцать два ослепительных зуба, и к вполне естественной неприязни Алёны прибавилась тихая зависть к этой голливудской улыбке. – Вы Алёна Дмитриева, писательница! Я вас давным-давно знаю! А сегодня как увидел в «Барбарисе», даже не сразу поверил своим глазам. Думал, вы мне почудились. А теперь вижу – и правда вы! Моя девушка ваши книжки просто обожает. Честное слово! У меня тут один детективчик в сумке, только что купил, – подпишите, а? Пожалуйста! Она просто в восторге будет!
И, вообразите себе, рыжий вымогатель ста долларов в самом деле вынул из рюкзачка Алёнину книжульку под названием «Женская логика», написанную по следам жуткого самодеятельного расследования, затеянного Алёной по поводу целой цепочки самоубийств… в том числе самоубийства всеми ненавидимого Чупа-чупса [11], и ручку:
– Пожалуйста, подпишите: Кате Савельевой. Это мою девушку так зовут – Катя Савельева.
Алёна как загипнотизированная взяла ручку и довольно коряво пожелала Кате Савельевой счастья, здоровья и долгих лет жизни.
– И любви! – пылко воскликнул рыжий вымогатель. – И любви, конечно!
– Ну, ребята! – покачала она головой, послушно желая Кате еще и любви, конечно, а также ставя число и подпись. – За автограф мне положена скидка! Как минимум десять процентов!
Рыжий моргнул:
– Что? Какая скидка?
На лице его было столь искреннее недоумение, что следовало выбирать одно из двух: или он величайший актер всех времен и народов, или наша детективщица крепко лажанулась в своей дедукции и индукции.
Да нет, рыжий врет, врет! Ведь все сходится: он был у Жанны, он видел, что Алёна пошла туда, он встретил Игоря и от этого болтуна узнал, что…
– Бросьте притворяться, – сурово сказала Алёна. – Это ведь вы звонили в кабинет Жанны Сергеевны и предлагали мне купить у вас за сто долларов информацию о том, кто стрелял у меня во дворе? И потом назначили мне встречу на крыльце адресного бюро?
Парень минуту назад был румяным, а сейчас видно стало, что щеки его сплошь усыпаны смешными детскими веснушками: они выступили на резко побледневшем лице. Странно: эти веснушки что-то напомнили Алёне… что-то не слишком приятное… Поэтому она сказала резко – может быть, даже резче, чем следовало:
– Кажется, вы собираетесь это отрицать? И уверять меня, что не вы звонили и требовали с меня деньги? Но тогда что вы делаете здесь?
Рыжий-рыжий конопатый из бледного сделался красным и что-то невнятно пробормотал.
– Что-что? Не слышу!
– Я хотел узнать свой домашний адрес, – пробормотал рыжий.
– Свой домашний адрес? У вас что, склероз?!
– Ну да, – растерянно кивнул он и тотчас ошалело замотал головой: – То есть нет, нет у меня никакого склероза! Я пришел узнать адрес Григория Орлова!
– Если не ошибаюсь, вы опоздали примерно на двести лет, – хмыкнула Алёна. – Да и при чем здесь вообще Григорий Орлов?
– При том, что это я – Григорий Орлов, – настойчиво сказал рыжий. – Вернее, в том числе – я. Их знаете, как в городе много? И все же я один.
«Каждый думает, что он не каждый!» – чуть не изрекла Алёна один из своих любимых трюизмов, однако рыжий тотчас пояснил, с чего это на него вдруг накатила уверенность в собственной уникальности:
– Они, эти Орловы, – все Ивановичи, Петровичи, Алексеевичи, а я – Григорий Модестович. С таким отчеством я один-единственный не только в Нижнем Новгороде, но даже в области. То есть я сейчас убедился, что другого Григория Модестовича Орлова в нашем регионе нет. Однако то письмо пришло именно мне, на мой домашний адрес, вы понимаете?!
– Нет, – честно сказала Алёна. – Какое еще письмо?
– Письмо… – Рыжий, которого, как только что выяснилось, звали Григорием Модестовичем Орловым, принялся поспешно копаться в рюкзаке. – Алёна… ой, извините, я не знаю вашего отчества…
Отчество писательницы Дмитриевой было написано в выпускных данных каждой ее книжки, но, в конце концов, это ведь не Григорий Орлов, а Катя Савельева любит книги вышеназванной писательницы!
– Отчество мое Дмитриевна, но это совершенно неважно, – отмахнулась она, чувствуя, что у нее даже руки похолодели от нетерпеливого желания завладеть этим загадочным письмом. Так борзая чует поживу, еще не видя ее… не зря, в конце концов, писателей зовут борзописцами!
– Посмотрите его, а? – просил бестолковый Орлов, не понимая, что Алёна только этого и ждет. – Я в нем ничего толком не понимаю, но вы же детективщица! Вы же должны уметь разгадывать такие загадки, верно?