пограничной зоне между здоровьем и болезнью, и как ни пытаемся абстрагироваться, нам это не всегда удается. А ведь всякий, кто находится в этой зоне, в любую минуту может сделать шаг вправо, шаг влево и перейти границу… Кстати, журналисты внедрили в сознание масс миф о том, что КГБ гнобило правозащитников в психушках, а между тем среди диссиды и впрямь шатались толпы людей с пограничным состоянием, только в больницах им и было место. Много таких, прошу пардону, – Юрий с улыбкой глянул на Алёну, – и среди людей творческих, которым вообще свойственно магическое восприятие реальности.
– Ух ты, как красиво! – восхитилась она. – Магическое восприятие реальности…
– Красиво, но и пугающе. Особенно полно этих пограничников среди «Достоевских», с их умением влезть в чужую голову, в чужое сердце, в чужой шиз, в конце концов. Кроме того, люди с магическим восприятием реальности живут вне клише, их легче сбить с толку, они ведутся на всякую дурь, мимо которой нормальный трезвомыслящий человек пройдет, не повернув голов качан и чувств никаких не изведав, но при этом они способны решить не разрешимую для кого-то другого загадку…
– Приехали, – раздался тоненький голос, показавшийся неожиданно громким.
Ну еще бы – «Фольксваген» уже остановился у подъезда обшарпанного желтого здания – психиатрической клиники на улице Июльских Дней, мотор был заглушен. Очень может быть, стояли так довольно давно, пока Паку не наскучило ждать и он не прервал зарапортовавшегося доктора Литвиненко.
Симков крепко спал, то ли стреноженный лекарством, то ли вовсе убаюканный красноречием доктора. Будить его поостереглись: мало ли что учинит, обнаружив себя не дома, а невесть где! – вызвали санитаров с носилками. Ваня им помогал.
– Алёна, дорогая, – умоляюще сказал Юрий, хватая ее за руку, – сейчас я нашего друга Сергея Серафимовича пристрою, документы на него заполню и прибегу, перезвоню моему приятелю. Что-то он с этой несчастной SMS-кой задерживается. Вы подождите пока.
Он убежал вслед за носилками.
Алёна выбралась наружу, заглянула в здание больницы, навестила на первом этаже одно необходимое местечко и снова подошла к машине. Пак взволнованно таращился из кабины:
– Вызов поступил! Девушка, двадцать лет, Простакова Инна Константиновна, – прочитал он запись в блокноте, сделанную черным фломастером. – На набережной Федоровского, пять а.
– Как это на набережной Федоровского? – удивилась Алёна. – Это же в Нижегородском районе! Там что, своей психбригады нет?
– Они на вызове аж в Зеленом городе, там целая группа наркоманов с передозировкой, – пояснил Пак, – поэтому нас и направили на Федоровского. Так часто бывает. Но где они там? Ехать надо! Вызов же! Время уходит!
Алёна смотрела на шофера просто-таки с умилением. Это же надо – такое чувство ответственности!
Вообще она и раньше замечала, что этого чувства у водителей «Скорых» хоть отбавляй, не только у врачей.
– Позвоню-ка я доктору, – проворчал Пак, доставая из «бардачка» старомодный, покарябанный мобильник – из первых «Motorol», но тут на крыльце показались доктор Литвиненко и Ваня.
– Наконец-то! – Пак истово замахал.
– Вызов, что ли? – Юрий ускорил шаги. – Ничего, не волнуйся, сейчас поедем. Какая улица? Набережная Федоровского? Нижегородский район? Понятно… Ну поехали, чего ты стоишь, Пак!
– Я стою! – тоненько ахнул водитель. – Я, главное, стою!
– Юра, ваш приятель не звонил? – Алёна придержала за руку доктора Литвиненко.
– Нет, – Юрий глянул на телефон. – Я ему сам перезвонил, но ответ был – абонент временно недоступен.
– Знаете, я тогда поеду домой, а? Ну что я вам тут мешаю.
– Вы мне нисколько не мешаете, Алёна! – Юрий схватил ее за руку, и лицо его вдруг приняло мальчишеское, вернее, детское, беспомощное выражение. – Поехали с нами, ну пожалуйста!
Алёна только моргала, глядя на него во все глаза.
Что бы это значило? Что бы это значило, господа?!
– По коням, по коням, доктор Литвиненко! – пробормотал Ваня, запрыгивая в салон.
– Юрий Алексеевич, поехали, там с девушкой плохо! – тонким, пронзительным, ответственным корейским голосом провозгласил Пак.
– Поезжайте, поезжайте! – подтолкнула Юрия Алёна.
– Алёна… – Юрий наконец отпустил ее руку, но только для того, чтобы поправить расстегнувшийся браслет часов.
Воспользовавшись этим моментом, Алёна шагнула назад:
– До свидания. Если ваш друг все же позвонит…
И тут в ее сумке затрезвонил мобильник.
Еще не взглянув на дисплей, она уже знала, что услышит сейчас…
Из полета моих мыслей
вокруг моего тела
Не знаю какое сегодня число но пусть будет четверг девятнадцатое октября хотя я знаю, что зима
Четверг девятнадцатое октября = чрев отца нет я ток
я бреду деятель
идея я
еду лети ь
Надоело как мне каждый день готовиться было к этому, но сегодня
наконец = цена конкрет-но
это число!!!
Я всем про все рассказал, и уже давно.
номерология = меря он оголил.
пишу он думаю = душу понимаю
взгляд он разум = в ряд зон глаз ум
Товарищи = ищи товар!
Ни-ни тебе будет на.
Товар у меня, а вы пассивны = спас вины
Спрашиваю у бога:
что происходит = просит ходи
Ни-ни тебе будет на!
Они пассивно = вноси пас
Ждут кару = ум дураку думу
Ум дураку не нужен
в олове смотри вижу
весло строим живу
скорей надо = срок ей дан
числа + даты = чисты дала
числа у даты = стыла удачи
числа у даты = услада читы
Вы осознаете, что я пишу?!
Надоело! А вы не найдете 3 рубля минус 50 копеек никогда!
Простилкин, пациент
– Что он от меня хочет? Чего он ко мне привязался?!
За последние десять минут она задавала этот вопрос как минимум десять раз. Юрий молчал, только все крутил да крутил часы на запястье. Ваня, которому снова пришлось пересесть в кабину, то и дело оглядывался в салон с испуганным выражением: небось не каждый день тебе встретятся знаменитые писательницы в истерике…
– Алёна, успокойтесь! – наконец сильно хлопнул в ладоши Юрий. – Нельзя так разваливаться! Главное, не с чего, понимаете? Ну вот смотрите: мне домой чуть не каждое утро звонит какая-то бабуля и трагическим, рыдающим голосом блеет: «Зая? Зая, это ты?» Понимаете? Каждое утро! Сначала я пытался внушить ей, что она перепутала номер, она соглашалась и обещала больше не звонить. Но постепенно я к ней привык и просто говорю: «Зая вышла. Позвоните попозже!» В этот день, – мрачно усмехнулся Юрий, – в этот день она больше не перезванивает.
– Она вам не угрожает! – всхлипнула Алёна.
– Да он вам, по-моему, тоже не угрожает, – пожал плечами Юрий. – Ну, обещает напомнить какое-то событие из вашего прошлого… Ну и что? Почему вы так заводитесь по этому поводу? Чего боитесь? У вас что, в прошлом гнездятся только кошмары? Может быть, этот шутник – шутки у него дурацкие и манеры дурные, не спорю! – может, он хочет напомнить вам что-то светлое и радостное? Может, к вам из прошлого вернется человек или событие, которое когда-то сделало вас счастливой, которое когда-то казалось вам самым блаженным и великолепным! Почему, ради бога, вы все время чего опасаетесь?!
«Интересно, у меня успела тушь потечь или нет?» – смятенно подумала Алёна.
Ага, пациент скорее жив…
Между прочим, доктор Литвиненко – действительно хороший доктор. Хороший психиатр!
Нет, вообще-то понятно, почему она с самого начала напрягалась от этих шепчущих звонков. Потому что накануне стреляли во Влада. Потому что по электронке пришло самоуничтожившееся письмо. А главное – потому что после первого звонка на нее бросился какой-то придурок с ножом, и кто-то кричал во дворе: «Предатель! Я тебя убью!», и в окно влетел камень с запиской БЕРЕГИСЬ! …
С пятого на десятое она перечислила всё это Юрию и даже нашарила в кармане вконец измятую записку, которую и предъявила ему в доказательство вещественности своих страхов.
Почему-то именно записка произвела на Юрия впечатление, хотя все остальное он слушал с кривенькой такой, недоверчивой улыбочкой на лице. Но при виде клочка бумаги улыбочка слиняла, брови поползли на лоб…
Ага, ну понятно! Конкретный факт! Это еще Голсуорси, кажется, писал, что мужчину может убедить только конкретный факт!
Впрочем, спустя минуту выяснилось, что Алёна напрасно радовалась.
– Нет, вот же умора! – пробормотал Юрий, сердито скомкав записку. – Вы видели, что она написана на листке в клеточку? Это тетрадный листок! А кричал мне, что я предатель, кто?! Детским голосом? Ребенок! У вас дети в домишке в вашем есть?
– Не знаю, – честно призналась Алёна.
Ничего удивительного в этом не было. Образ ее жизни смело можно назвать замкнутым, уединенным, нелюдимым, отшельническим и все в этом роде. Более нелюдимой была только одинокая угрюмая Капа со своим коричневым пудельком. И то – выходы в свет для Алёны в последнее время стали такой редкостью, что визит в «Барбарис» просто-таки обязан был обернуться чем-то непотребным, невероятным, несусветным! Жильцов своего подъезда она худо-бедно знала, ну и еще двоих-троих из других подъездов – в их числе были Сан Саныч с Татьяной. У них-то как раз и был сынуля, но уже вполне взрослый парень, студент по имени Васька. Хотя, наверное, и у студента может оказаться клетчатая тетрадка, да? А вроде больше никаких детей она в своем пенсионерском дворе не видела… Впрочем, у пенсионеров где-то имеются внуки, наверное…
– Как не знаете? – удивился Юрий, но Алёна не успела посвятить его в подробности своей затворнической жизни, потому что Пак, успевший за это время преодолеть проспект Ленина и часть Московского шоссе, а также улицу Совнаркомовскую, а также первый городской мост, уже добрался крутыми съездами до набережной Федоровского и въехал во двор красной кирпичной башни в четырнадцать этажей.