Флора кивнула.
— Да.
— Ну-ка, сядь. — Он осторожно взял ее за плечи, приподнял и положил под спину подушку.
Флора застонала, злясь на свою беспомощность.
— Что такое?
Она покачала головой:
— Ты будешь смеяться.
— Тем более скажи. В последнее время у меня не было поводов веселиться.
— Я подумала, что такая реакция организма — расплата за гормональные таблетки, которые я принимала.
Лайм действительно засмеялся и заботливо укрыл ее одеялом.
— Вряд ли. Ведь противозачаточные средства придумали гораздо позже, чем женщины начали испытывать тошноту при беременности. Так тебе удобно?
— Да.
— Очень хорошо. — Он подал ей чашку крепкого сладкого чая и внимательно проследил, чтобы она выпила все до конца.
И вдруг, подняв глаза, Флора вздрогнула. Лицо мужа было полно решимости.
— Еще раз прошу: пожалуйста, без фокусов. Ты будешь жить здесь. По крайней мере, до рождения ребенка.
И снова эти проклятые слова! Он дает понять, что уже не любит ее, подумала Флора. И она явственно представила себе, как, забрав малыша, уезжает из этой квартиры.
Забрав? А вдруг Лайм захочет оставить ребенка себе, а ей просто укажет на дверь? При этой мысли Флора похолодела.
— Нет, я не хочу, — собравшись с силами, возразила она. — Зачем мне оставаться?
— Это очевидно. Я хочу и буду о тебе заботиться…
— Не обо мне, а о своем наследнике.
— И о нем тоже. — Лайм серьезно посмотрел ей прямо в глаза. — Я понимаю, что ты хочешь меня обидеть, но у тебя ничего не выйдет. Ты и ребенок сейчас одно целое. А вдруг тебя толкнут в метро или автобусе? Или ты упадешь в обморок? Ну, нет, дорогая моя, тебе нельзя жить одной. В конце концов, должен же быть рядом кто-нибудь, кто принесет чашку чаю, когда тебе снова будет плохо.
— И долго это будет продолжаться? — Губы Флоры предательски дрогнули. Если бы не эта чертова слабость! Она из последних сил пыталась сдержать слезы, готовые вот-вот хлынуть из глаз. — Да, а когда родится ребенок, тебе сразу надоест растолстевшая и подурневшая жена!
Лайм покачал головой.
— С чего это ты решила, что станешь толстой? Соблюдай диету, следи за собой, и все будет в порядке. — Она вздохнула и натянула одеяло до подбородка. Лайм улыбнулся. — Ты мне такой даже больше нравишься…
— Какой «такой»? — испугалась Флора.
— Ты теперь не самостоятельная и неприступная, а…
— Беспомощная?
— Нет, я хотел сказать «трогательная», — ласково поправил он ее.
— Не понимаю, как приступ тошноты можно назвать «трогательным», — проворчала Флора, но не смогла сдержать улыбку.
И все-таки одна слезинка выкатилась из ее глаз, оставив влажный след на щеке. Лайм тоже улыбнулся и губами осушил соленую каплю.
— Успокоилась?
— Уходи, — всхлипнула она и попыталась объяснить: — Мне очень плохо, Лайм.
Он протянул ей белоснежный платок. Осушив слезы, Флора обнаружила, что муж внимательно смотрит на нее. Ведь он еще ни разу не видел меня плачущей, осенило ее. Все это время она играла перед ним роль, и вот пришло время показать свое истинное лицо!
— Нет, Лайм, нет! Не тешь себя иллюзиями, ничего не выйдет, — зарыдала она. — Я не собираюсь возвращаться и жить с тобой, наблюдая, как умирают последние остатки твоей любви ко мне!
— Черт побери, да что ты несешь?
— Я говорю правду! Правду о наших отношениях. Я не была честной с тобой, Лайм!
Он недоуменно нахмурился.
— Как это понимать?
Флора всхлипнула.
— Я ведь знаю, почему ты на мне женился!
— Очень интересно!
— Да, знаю! Ты видел перед собой целеустремленную деловую женщину, которая к тому же совершенно не стремилась выходить замуж, разве не так? Наверное, это и сыграло решающую роль в твоем решении жениться на мне. Я отличалась от других женщин тем, что не торопилась подставить палец под твое обручальное кольцо! Меня нужно было завоевать — это-то тебя и привлекло.
Лицо Лайма было невозмутимо.
— Продолжай, — спокойно произнес он.
— Теперь я поняла, почему ты мной увлекся. Я изображала из себя деловую женщину. Но только изображала, Лайм. На самом деле я не такая. Чем дольше мы жили вместе, тем меньше мне хотелось оставаться независимой и свободной. Как видишь, я изменилась. Я все сильнее хотела и в то же время боялась стать именно такой, какие тебе не нравились, — вешаться тебе на шею, не отпускать тебя одного ни на шаг. И эта женщина внутри меня — ревнивая и беззащитная — оказалась сильнее!
— Что ж, очень приятно слышать, дорогая, — вдруг радостно произнес Лайм.
— Не лги! Смотри мне в глаза! — выкрикнула Флора и так сжала одеяло, что костяшки пальцев побелели. — Смотри, какая я слезливая и капризная! Да, я мечтаю о том, чтобы не ходить на работу, а сидеть дома и печь пироги! Хочу лопать шоколад, лежать на диване с книгой и возиться с малышкой! Гулять с ней… Да, я такая!
— С ней? — с любопытством уточнил Лайм.
Флора смутилась.
— Мне кажется, что это будет девочка, — мечтательно произнесла она и подняла на него блестящие от слез темные глаза. — Так что ты на это скажешь, Лайм Тоуэлл? Наверное, рад до смерти, что я не собираюсь тебе навязываться? Поверь, я предлагаю самый легкий выход из ситуации!
— И, надо полагать, ты хотела бы воспитывать ребенка одна?
Это было трудно, но Флора нашла в себе силы ответить утвердительно. Лайм покачал головой.
— Если это, по твоему определению, самый легкий выход, то советую тебе хорошенько подумать, прежде чем принимать решение.
— Но ты…
— Пожалуйста, не перебивай. Я же дал тебе возможность высказаться, теперь моя очередь. Хочешь узнать, почему я на тебе женился?
— Я уже…
— Говорю же, не перебивай! Ты высказала свою точку зрения, а я скажу правду. И, как всякая правда, она будет предельно проста. Я женился на тебе, потому что влюбился. Влюбился в тот самый момент, когда услышал твой голос, распекающий секретаршу. А потом, увидев тебя, я сразу же понял, что заставляет поэтов писать стихи. — Его глаза блеснули. — Конечно, не буду кривить душой, твоя неприступность разожгла меня еще сильней. Я привык принимать вызов. Но неужели тебе не приходило в голову, что одной красоты и неприступности недостаточно для того, чтобы между людьми установились более серьезные отношения! Женятся по более веским причинам! Где же твоя безупречная логика, детка? Я женился на тебе по любви! — Лайм улыбнулся, но эта улыбка была грустной. — Конечно, я мечтал о том, чтобы мы все время были вместе, но считал, что ты тоже имеешь право на независимость, и надеялся, что твоя карьера и мой бизнес не помешают общему счастью.
Глаза Флоры казались огромными на бледном лице.
— Но из этого ничего не вышло, — упавшим голосом констатировала она.
Лайм отрицательно покачал головой.
— Это не так. Просто наш брак не стал идеальным, — поправил он.
— Я могла бы подыскать себе работу в Манчестере, — неожиданно предложила Флора и удивилась, что так легко высказала мысль, которую все это время тщательно гнала от себя. — Но очень боялась, что если мы все время будем вместе, то когда-нибудь я тебе наскучу.
— Почему?
Она растерянно пожала плечами.
— Ты такой сильный и властный! В Манчестере у тебя своя жизнь… А меня ценят здесь, в агентстве. На новом месте мне пришлось бы заново отстаивать свою индивидуальность…
Лайм покачал головой.
— Но ты ведь даже не пробовала.
— Я была слишком упряма.
— Мы оба такие, Флора. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы понять, что своим упрямством мы можем разрушить самое ценное, что у нас есть. Да какой бизнес может стоить того, чтобы убить любовь? Я продал недвижимость в Нью-Йорке, чтобы мы с тобой больше никогда не расставались. Хотел сделать тебе сюрприз.
— А я все испортила, — воскликнула Флора, но муж перебил ее:
— Ничего подобного. Знаешь, я ведь действительно хотел, чтобы ты забеременела. И при этом еще получил ни с чем не сравнимое удовольствие. — Он довольно хмыкнул.
Флора не могла позволить ему взвалить всю вину на себя.
— Я тоже получила удовольствие. Разве ты не помнишь?
— Мне надо было остановиться, но я не захотел, — покаянно признался он. — Я стремился крепко привязать тебя к себе и покончить с твоей так называемой независимостью.
Флора вздохнула:
— Наша самая большая беда была в том, что мы никогда не говорили о таких вещах откровенно, — а ведь это самое главное. Мы увлеклись делами, переговорами, проектами… и забыли о своей любви. Какими же мы были неосторожными! — И неожиданно Флора снова разрыдалась. — О Лайм! — простонала она. — Да что со мной происходит?
— Нервы, голубушка. У тебя идет перестройка организма, — с довольным видом ответил он. — И это чудесно!
Флора закрыла лицо руками:
— А что, если дальше будет хуже?
Лайм усмехнулся:
— Куда же хуже?
— Если я действительно буду валяться целый день в кровати и есть шоколад?
Он мечтательно посмотрел на ее пока еще плоский живот.
— Сейчас тебе можно все. Но не надо этим злоупотреблять, иначе у ребенка может быть аллергия. А вот свежий воздух и витамины тебе просто необходимы.
— Я скоро буду толстой!
— Конечно, как все беременные женщины, — хитро улыбнулся Лайм, наградив ее многообещающим взглядом.
Флора вспомнила, что не сказала о самом главном.
— Послушай…
— Что?
— А если я больше не захочу работать?
— Как твоя мама?
— Да.
— Видишь ли, то, что она бросила живопись, не сделало ее ущербной! Просто твоя мать применила свой талант в другой области. Она ведь не перестала творить, только вместо картин создавала семью. И в этом нет ничего плохого.
— Да?
— Стань домохозяйкой, если хочешь. Или продолжай свою карьеру. Я все равно буду тебя любить, — мягко произнес он.
— Но если я вернусь на работу, нам придется нанять няню.
— Не вижу здесь никакой проблемы.
— И ты не будешь возражать?