— Товарищ Потылицын, это твой брательник, Ганька! — закричал сзади Николая один из партизан, вытянув вперед винтовку.
Николаю вспомнился иркутский бой с юнкерами и карательный отряд атамана Красильникова, а особенно убийства крестьян и рабочих на станции Брусничная. Забыв опасность, он бросился к брату, которого давно и смертельно ненавидел. Но жгучий толчок в левое плечо отбросил его назад, на зыбкий наносный снег. Сквозь кровавые круги он видел, как на вагон с ревом кинулась разъяренная толпа. Сознание не покинуло его даже в тот момент, когда сдернутая фигура брата, описав в воздухе полукруг, была затоптана в снег партизанами и подбежавшими рабочими станции. Толпа срывала пломбы и, разбивая двери, выпускала на волю истомившихся голодом, страхом, духотой и грязью смертников. Николая отнесли в буфет, и над ним склонилась женщина с бледным лицом и впалыми, синими глазами.
— Лиза! — шепнул он, пытаясь подняться.
— Спокойнее, Коленька!
Смахнув слезы, она помогла доктору раздеть раненого и худая, надломленная, но, как всегда живая, деятельная, принялась спасать человека, самого необходимого в жизни и борьбе.
От морозов трещали земля и лед. В холодных помещениях, в большинстве с залепленными газетными окнами, в оживающих заводах закладывались формы нового. А по улицам нескончаемые подводы собирали откопанные из снега трупы людей и лошадей, скошенных железом, тифом и голодом. Санитары отгоняли камнями от падали обнаглевших собак и воронье. И там, где недавно еще шиковали по бульварам блестящие офицеры с изысканными дамами, теперь оставшиеся в живых, обезумевшие, всеми брошенные, породистые красавицы-лошади обгрызали с замерзших тополей кору и ветви. Лошади падали на тротуары, посредине улиц, а за державшимися еще на ногах охотились приехавшие из деревень мужики. Но наперекор смерти вдруг раздавались бодрые звуки духового оркестра и революционные песни. Другие люди, обросшие волосами, обмороженные и страшные в своем измождении и решимости, шагали на распиловку дров, на поправку мельниц, на добычу пищи для населения и армии.
Николай сидел на больничной койке и разговаривал с Чекановым и Нифантьевым, только что вернувшимися с заседания губревкома. Чеканов кусал ус и рассматривал побледневшее лицо командира, а степенный Нифантьев с расстановкой говорил:
— Из нашего отряда формируется особая партизанская дивизия. Сегодня реввоенсовет Пятой армии отдал приказ о назначении тебя командиром, а меня комиссаром этой части… Поправляйся, и нужно скорее за дело.
— Когда отправляемся? — спросил Николай.
— В ближайшие дни.
По быстрому стуку шагов на парадной лестнице все узнали, что идет Лиза. И, действительно, она вбежала с болтающимися из-под платка заиндевелыми волосами и, сбросив около порога желтый полушубок, подошла к Николаю. В ее округлившихся глазах и на обострившемся лице горела какая-то новая радость.
— Товарищи! Коленька! — Она все еще задыхалась от воздуха. — Реввоенсовет Пятой постановил продолжать издание нашей дивизионной газеты, и типография со всем прежним штатом пойдет с нами. — Лиза нежно провела рукой по выбритой голове Николая и легко присела на край койки. — Первый номер приказано готовить сейчас же, только название меняется.
— Как? — вскочил Чеканов.
— А так… Оказывается, газета «Плуг и молот» давно издается в России, ну мы и решили дать название нашей «Красный боец». Я думаю, что это будет правильнее, потому что теперь наш орган будет обслуживать только бойцов, а для рабочих и крестьян организуются большие газеты, например, «Сибирский рабочий» и так далее.
Наборщик прошелся по комнате, раздумывая над случившимся, а Лиза, захлебываясь, продолжала:
— Сегодня председатель реввоенсовета взял у меня два комплекта «Плуг и молот», знаете для какой цели?.. Он говорит, что пошлет один из них товарищу Ленину, а другой в Музей революции…
— Вот это номер! — взмахнул рукой Чеканов. — И правда хорошо!.. Пусть-ка хоть один какой-нибудь партизанский отряд похвастается газетой… Да ежели мне голову не оттяпают, то обязательно напишу, как мы стряпали ее. Это, брат, тебе не «попранная большевиками-разбойниками родина», а «вся власть рабочим и крестьянам!»
Он описал рукой в воздухе фигуру и, схватив шапку, крикнул с порога:
— Пойду в типографию!
— Молодец! — любовно сказал Николай, когда наборщик хлопнул дверью.
А Лиза уже хлопотала за чаем, перестилала постель и рассказывала Нифантьеву:
— Перед самой отправкой в вагоне «смертников» этот Плетунов два раза налетал на тюрьму с казаками и старательно искал меня. Но товарищи каждый раз придумывали какой-нибудь новый способ. Два раза я спасалась в больнице, а один раз подкупленный надзиратель посадил на ночь в свою комнату и сам отлучился под предлогом болезни. И в эту ночь вывели старуху да еще десять крупных работников. А на суде определенно помог ваш ультиматум, напечатанный в нашей газете. А куда девали этих женщин-заложниц? — спохватилась она.
— Они остались в Брусничной, кажется, — зевнул Нифантьев.
Партизанская дивизия с двумя сотнями пулеметов и орудиями прибыла в Забайкалье и на второй же день вступила в бои с остатками колчаковцев, семеновцев и пепеляевцев. Влитая отдельным звеном в Пятую и народно-революционную армию, она теперь получила возможность построить внутри себя политико-просветительный аппарат. В то же время Лиза заведывала культпросветом дивизии и редактировала газету «Красный боец». Газета с каждым днем увеличивалась по размерам и тиражу.
В начале марта Лизу вызвали в реввоенсовет Пятой армии, и председатель, развернув «Красный боец», спросил:
— Товарищ Пухова?
— Да.
— Скажите, кто пишет вот эти воспоминания об организации и деятельности вашего отряда?
Лиза взглянула на подвал, отделенный жирной чертой, а затем в улыбающиеся глаза председателя реввоенсовета. В первую минуту ей показалось, что газета чем-то провинилась, допустила политическую ошибку. Щеки Лизы вспыхнули ярким румянцем.
— Это отчасти наборщик Чеканов, отчасти я и командир дивизии. А что?
Председатель протянул через стол руку и крепко пожал плечо Лизы. Его черные большие глаза одобряюще замигали.
— Прекрасный материал! — продолжал он. — Вы сами, очевидно, не подозревали, какую огромную услугу оказывают эти статьи вопросам воспитания Красной Армии и нашей тактике в настоящей и будущей борьбе с контрреволюцией!
— Ну, товарищ! — смутилась Лиза от неожиданной похвалы. — Это просто для напоминания ребятам нашей дивизии.
— Это и важно, — усмехнулся председатель. — Вы забываете, что в нашу армию вливаются ежедневно новые, еще невоспитанные бойцы, которым опыт и примеры партизан помогают ориентироваться в борьбе с остатками белобандитов…
Лиза смотрела на него широко открытыми глазами и, казалось, все еще сомневалась в серьезности этих слов.
— Продолжайте в этом же духе. — Председатель поднялся со стула и провел ладонью по гладко выбритой голове. Был он высок, сгорблен и совсем не напоминал вымуштрованного военного человека, а глубокие морщины на выпуклом лбу свидетельствовали скорее не о старости, а о преждевременной усталости этого человека.
— Командир Потылицын ваш муж, товарищ Пухова? — неожиданно спросил он.
Лиза снова вспыхнула.
— Да… Но недавно стал…
— Ну и чего же, прекрасная пара… Только мы его думаем перебросить командующим Дальневосточной народной армией… Там в военной и политической части нужна большая работа, а крепких командиров у нас немного… Затем нам при Пятой армии нужен начальник информационно-исторического отдела… У вас, товарищ Пухова, есть добрый опыт и партийный стаж.
Лиза бежала по пыльным песчаным улицам восточного городка и удивлялась, что все предметы двоятся у нее перед глазами. В типографии она собиралась порадовать своих, но мимо промчался кавалерийский разъезд, и только на одно мгновение она встретилась с серыми выпуклыми глазами скачущего впереди военного. Сухое белесое лицо с высунувшимся вперед кадыком напомнило ей поразительное сходство с каким-то очень неприятным человеком. Но с каким? Вплоть до вечера она ломала голову, пока завтипографией Чеканов не принес ей на просмотр гранки очередного номера.
Просматривая отрывок об отступлении в тайгу и о разгроме первой типографии, она вскочила на ноги и подбежала к наборщику.
— Аверьян Иванович! Да ведь это Плетунова я встретила сегодня. Он, негодяй, уже в нашу армию пробрался!
— Плетунов?! — маленькие глаза Чеканова метнулись. Выпустив из рук гранки, он знаком руки подозвал остальных наборщиков и строго сказал:
— С этого дня мы будем дежурить… Сегодня остается Борисов.
— И незачем это, — возразил сухощавый Борисов, поправляя очки. — Мы и так не успеваем высыпаться, а тогда и совсем дело станет.
— Лучше попросить у Николая постоянный караул из надежных ребят, вот и все, — предложила Лиза.
— Надежных-то надежных, но и самим не мешает присматривать, — недоверчиво протянул Чеканов.
Снег быстро исчез с забайкальских степей, но держался еще по лесистым сопкам и в заветерках. Пятая армия стремительно отгоняла в глубь Монголии остатки белогвардейцев. Партизанская дивизия, получившая Красное знамя, достигнув крайней границы своего назначения, была спешно отозвана на врангелевский фронт. По настоянию Лизы и еще потому, что народно-революционная армия была расформирована, Николай вновь получил назначение командиром своей дивизии. Встречу ему устроили в Верхнеудинске, а отсюда Краснознаменная форсированным темпом прибыла в Иркутск. Здесь Николай решил подкрепиться продовольствием и главным образом обмундированием, для чего потребовалось двое суток.
Проходя через перрон, Лиза дернула за руку Николая и остановила его, широко раздувая ноздри.
— Смотри, Плетунов! — шепнула она.
Николай и Чеканов только в профиль увидели долгоносое лицо военного, быстро скрывшегося в тысячной толпе. Они сели в автомобиль и, зорко присматриваясь, тихим ходом обогнали всю публику, кишащую на понтоне. Но Плетунов исчез бесследно.